Синие берега

"Лезут... лезут..." Он выстрелил. Кажется, впустую - дрожала рука, все дрожало, и Вано понимал, почему впустую. "Трус, Вано! Сволочь ты, Вано!.. О чем думаешь?.."

Он сменил обойму, прижал щеку к неостывавшей, все еще теплой ложе винтовки. Удар. Толчок в плечо. Удар. Толчок в плечо. Толчок в плечо, толчок в плечо. Удар! С каждым выстрелом Вано все больше и больше охватывала злость, и чем больше злился, тем крепче прижимал приклад. Удар!.. Толчок такой сильный, будто выстрелил себе в плечо.

Автоматы продолжали бить.

- Алеша!

Молчание.

- Петя! Петя!

Молчание.

Только двое - они лежали ближе к откосу - глухо отозвались:

- Я!

- Я!..

Уже не шестеро их было, только трое, - он, Вано, и те, что ему откликнулись.

Вано подумал о последнем патроне. Последний патрон? Нет, в себя он стрелять не станет. Все патроны во фрица. Тем более последний. Никакого последнего... В руки немцам он не дастся... "Во ты нас получишь, фриц проклятый!.. Во!" - представил себе непристойный жест, который бы сделал, если б не лежал, а стоял и рука была свободной.

Грохот, словно за спиной провалилась земля. Он не ошибся?.. Грохот?.. Вано ничего уже не слышал, даже крика своего. А он кричал, захлебываясь от восторга.

- Всё, да? Переправа, слушай, накрылась! Немец не пройдет! Всё! Вай, Володя, вай, кацо!..

И тут же увидел: три красные ракеты - одна за другой - рванули темноту.

4

Грохот слишком сильный и совсем близко, чтоб недвижно улежать на месте. Рябов повернулся, глаза - туда, где раздался взрыв. Это, знал он, мост свалился в реку. Над головой вспыхнула красная ракета, и вторая, и третья. Рябов вздрогнул, словно повисший в небе красный свет был громче взрыва. Рябов почувствовал, как сильно начало биться сердце. Словно впервые увидел красные ракеты. Три красные ракеты... Он судорожно облизал губы.

Воздух стал темнеть и погас.

Рябов с трудом поднялся на колени.

- Пилипенко! - позвал, напрягаясь, и оттого сорвавшийся голос показался немного визгливым и неубедительным. - Пилипенко! Сигнал!.. Ракеты... Давай всех... кто тут... к берегу!..

- Понял, - спокойно откликнулась темнота. Рябов услышал быстрые шаги Пилипенко. И оттуда, куда тот отошел: - Хлопцы! Эй, слышьте? Жмите к реке.

Пилипенко вернулся к Рябову.

- Сержант, где вы тут? - не сразу нашел его во мраке.

Рябов ощутил на плечах широкую и сильную ладонь Пилипенко.

- Не встаете чего? А, сержант?

- Понимаешь, ранило меня, - смущенным шепотом пробормотал Рябов.

Пилипенко пробовал поставить его на ноги. Правая нога Рябова вдавилась в песок, левая не поддавалась, колено подгибалось, причиняя Рябову боль.

- Э-э, - растерянно протянул Пилипенко. - Да вас вести придется... А ну, Антонов! Сянский! - принял он на себя команду, будто было это в порядке вещей.

Антонов и Сянский взяли Рябова под мышки.

Рябов застонал. Ноги стали тяжелыми, и каждый шаг был мучителен.

- Волоком, братцы, волоком, - просил Рябов. - Головой вперед, иначе ничего не выйдет.

Сянский сопел, с трусливой поспешностью беспорядочно семенил своими короткими ступнями, на шаг-полтора опережая Антонова, и потому тело Рябова, перекошенное, - одно плечо круто заносило, - становилось тяжелее.

- Сянский, не дергайся, - раздражался Антонов. - Слышь? Выроним...

Сзади веско топал Пилипенко. Рябов слышал, тот тянул за собой пулемет. Когда колеса врезались в глубокие и вязкие песчаные наносы, движение замедлялось, это тоже ухватывало сознание Рябова.

Где-то настойчиво тарахтели немецкие автоматы. Но здесь пули не ложились. Пилипенко прислушался: откуда бьют? "Плохо немцы стреляют. Плохо. От усталости ли, от страху, черт их разберет. Но стреляют они сейчас плохо. Спасибо им... Сможем добраться до плота!.." - был Пилипенко уверен. А в случае чего - развернет свой "станкач" с заправленной лентой, наполовину, правда, пустой. "Ничего, как-нибудь отгрызнусь..."

- О-о-о!..

Вроде бы Антонов вскрикнул? И в темноте можно было уловить: Антонов валко шагнул раз, другой. И упал.

- Ты чего? - насторожился Пилипенко.

- О-о-о... Пуля шибанула в пах... - простонал Антонов.

Немцы правильно стреляли. Им же надо вырваться к берегу. Они обязаны были правильно стрелять...

Сгоряча Антонов вскочил на ноги. Каждый шаг - боль, каждый шаг невозможная боль. Он снова свалился.

- Антонов, шо, поползешь? Немного же ж осталось... - просительным тоном, наверное впервые, произнес Пилипенко.

Антонов не ответил. Пилипенко слышал, тот, постанывая, уже полз. Медленно, переваливаясь с боку на бок, на полшага впереди ковылял Рябов, Сянский еле поддерживал его один.

Вот, кажется, и сосны, - угадывал Пилипенко в темноте. - Так и есть, шесть сосен, те самые. Не свалиться бы в окопы. Отсюда, напрямую если, метров полтораста и - траншея, а там и спуск к воде.

- Стой! Кто? Стой! - надрывно раздалось почти под ногами Пилипенко. Стой!

- Ты? Полянцев? - удивленно прислушался Пилипенко. Он стоял у кромки окопа. - Ты? Чего ж торчишь тут? Немца ждешь? Сигнальных ракет не видел?..

- Не видел. Нет. - Голос потерянный, какой-то виноватый. - Взрывы слышал. А ракеты нет, не видел...

- Вылезай! - Пилипенко сердито шагнул вперед.

- Не вижу куда... Ничего не вижу, черт подери. Глаза засыпаны... ощупывал Полянцев пустоту вокруг себя.

Пилипенко вернулся, протянул свободную руку, Полянцев отыскал ее, ухватился.

Полянцев выбрался из окопа, слабо, неуверенно, словно сомневался, что под ним земля, тронулся на четвереньках, потом нерешительно поднялся и инстинктивно выбросил перед собой руки, будто ограждая себя от невидимого препятствия.

- Пошли, - торопил Пилипенко. Полянцев за ним: шаг неровный, робкий какой-то. Пилипенко показалось: тот будто примеривался перед тем, как сделать следующий шаг, но старался ступать быстро, чтоб не отстать.

"Темень... - Полянцев вскинул кверху голову: ни звезды в небе, сплошные тучи... - Вроде темнее стало, чем было". Он провел по глазам рукавом - что-то неловко, и резь, и мешает... Ничего не изменилось. Он не был уверен, открыты ли глаза.

- Куда в сторону берешь? - озадаченно окликнул его Пилипенко, услышав, что тот отклонился от него. - Глаза разуй!..

Полянцев повернул на голос. "Ничего не видно, - встревоженно подумал. - Даже темноты..." Не очень твердо, шаркая ногами, шел он у плеча Пилипенко. Он чувствовал его плечо, были они одного роста.

- Сянский! Ведешь Рябова? - кинул вперед Пилипенко.

- А-а, веду...

- Ползешь, Антонов?

- Сил больше нету терпеть, - почти плача отозвался Антонов. Ему и вправду было невмоготу: в паху невыносимо жгла рана. Жила только левая половина тела, там он испытывал боль, особенно возле груди. Правая сторона безмолвствовала, как камень. Он полз, передвигая локти, колени едва сгибались и неуклюже, как могли, помогали локтям - локти приняли на себя всю тяжесть тела. - Сил уже нету, Гаррик... Дальше иди сам...

- Кончай бодягу, - прикрикнул Пилипенко и подтолкнул его в спину. Кончай, говорю. Ползи!

- Нет, Гаррик, не поползу, - едва выговорил Антонов. - Бросай меня. Какая разница, где сдохнуть - тут или через сто метров...

- Я сказал: ползи!

- Не могу.

- Можешь...

- Не могу...

- Можешь! - Пилипенко размахнулся и ожесточенно ткнул кулак Антонову в скулу. - Теперь сможешь, трясця твоей матери...

Уцепившись за руку Пилипенко, Антонов все же смог встать на колени, потом кое-как поднялся и, припадая то на одну, то на другую ногу, с трудом выравнивая дыхание, потянулся ему вслед.

"Ай Гаррик, молодец Гаррик! - слышал все Рябов. - И подумать было нельзя, что ты у нас такой, Гаррик..."

Недалеко, левее, должно быть у Вано, раздавался ожесточенный стук автоматов. "Немцы... - было ясно Пилипенко. - Вано, значит, еще отбивается..." Пилипенко понимал, пока Вано держится, надо успеть перемахнуть через траншею и спуститься к берегу. Как только сомнут Вано, дорога немцам открыта и плотом уже не воспользоваться.