Страница 13 из 18
Мы едим, и рядом с нами вырастает гора кроличьих косточек.
Мы покидаем пещеру, теперь уже навсегда. Скорее всего, другой ночи на арене уже не будет. Так или иначе, живыми или мертвыми, сегодня мы отсюда выберемся. На прощание я дружески похлопываю скалу, и мы спускаемся к ручью умыться. Кожа прямо зудит от предвкушения прохладной воды. Тут мы приходим к ручью. Точнее, к тому, что было ручьем. Теперь это лишь пересохшее русло. Китнисс пробует его на ощупь.
— Даже грязь высохла. Должно быть, воду спустили ночью, — говорит она.
— Озеро, — говорю я. — Вот куда они нас заманивают.
— Может, есть еще пруды и родники, — говорит она с надеждой.
— Надо проверить, — отвечаю я, не желая её огорчать, но понимая что ничего мы не найдем.
— Ты прав. Они собирают нас к озеру, — говорит она. У озера открытое место, ничто не мешает взгляду. Зрители увидят кровавую бойню во всех подробностях. — Пойдем сразу или подождем, пока закончится вода?
— Лучше сразу. Сейчас мы сытые и отдохнувшие. Пусть скорее все закончится.
Странно. Такое чувство, будто Игры начинаются заново. Двадцать один трибут мертв, но Катон по-прежнему жив. А разве не он всегда был главным нашим врагом, тем, кого мы должны были убить сразу? Китнисс не одна, вместе мы справимся.
— Двое против одного. Легче легкого, — говорю я.
— Следующий раз обедать будем в Капитолии.
— Точно.
Мы стоим обнявшись в лучах солнца, слушая шелест травы у наших ног. Потом, не говоря ни слова, отстраняемся друг от друга и идем к озеру. Нам придется драться с Катоном, и мне все равно где. Впрочем, едва ли есть выбор: если распорядители хотят, чтобы это было у озера, это будет у озера.
Сегодняшний день начался для нас поздно, поэтому на площадку мы выходим только под вечер. Катона нигде не видно. Только Рог изобилия сияет в косых лучах солнца. На всякий случай мы обходим его кругом: вдруг Катон решил перенять тактику Лисы. Потом покорно, словно подчиняясь приказу, бредем к озеру и набираем воды.
— Надеюсь, он появится до темноты. У нас только одни очки.
— Возможно, именно на это он и рассчитывает, — говорю я, старательно добавляя йод в бутыли. — Что будем делать? Вернемся в пещеру?
— Либо так, либо найдем дерево. Давай подождем еще полчаса. Потом уходим.
Мы сидим на виду у озера. Прятаться нет смысла. В деревьях на краю леса резвятся сойки-пересмешницы. Перебрасываются друг с другом замысловатыми трелями, словно яркими разноцветными шариками. Китнисс присоединилась и стала петь мелодию из четырех нот. Птицы с любопытством притихают и прислушиваются. В тишине она пропела мелодию снова. Сначала одна, потом другая сойка подхватывают ее за ней. Скоро весь лес оживает звуками.
— Точь-в-точь как с твоим отцом, — говорю я.
— Это песня Руты, — говорит она тихо. — Я им ее только напомнила.
Я закрываю глаза и слушаю, завороженный красотой музыки. Внезапно она начинает рушиться. То там, то тут рулады обрываются. Резкие неприятные звуки вклиниваются в мелодию. И наконец птичьи голоса сливаются в один пронзительный тревожный крик.
Мы вскакиваем на ноги. Я выхватываю нож, Китнисс вскидывает лук. Из-за деревьев появляется Катон, он бежит в нашу сторону. У него нет копья и вообще никакого оружия, но он мчится прямо на нас. Стрела Китнисс попадает ему в грудь и странным образом отскакивает.
— На нем кольчуга! — кричит мне она.
Катон уже рядом, я напрягаю все силы, и… он, не сбавляя скорости, пролетает между нами. Мгновение я чувствую его тяжелое дыхание, вижу багровое лицо, залитое потом. Он бежит уже давно. Не к нам. Он спасается. От чего?
Я внимательно оглядываю кромку леса, как вдруг оттуда выскакивает существо. Я поворачиваюсь, успевая заметить, что к нему присоединяются еще с полдюжины подобных чудищ, и опрометью бегу за Катоном и Китнисс.
========== Глава 10. ==========
Переродки. Без сомнения. Я никогда не видел таких, но очевидно, что это не обычные животные. Они похожи на огромных волков, только какой волк способен, прыгнув, приземлиться на задние лапы и удержать равновесие? Какой волк подманивает членов своей стаи передней лапой как ладонью? Все это я вижу издалека. Уверен, вблизи откроются и другие, более страшные подробности.
Катон и Китнисс помчались прямиком к Рогу изобилия, и я без колебаний направляюсь туда же. Я с больной ногой бегу кое-как, и эти твари догонят меня в два счета.
— Пит! — кричит Китнисс.
Я отстал ярдов на пятнадцать, ковыляю изо всех сил, и переродки быстро меня нагоняют. Она стреляет в стаю, одна тварь падает, но их слишком много. Почему она медлит? Они вот вот нагонят и её. Я машу ей рукой:
— Наверх, Китнисс! Быстро!
На земле мы оба обречены. Кое-как добигаю до рога и оглядываюсь. Переродки в одном прыжке от меня.
— Черт! — кричу я.
— Лезь! — орет Китнисс.
Я с трудом начинаю карабкаться. Помимо раненой ноги мне мешает зажатый в руке нож. Я карабкаюсь, цепляясь за Рог руками и ногами. Снаружи золотой конус напоминает плетеные рога, в которые мы собираем урожай. По поверхности идут маленькие рубчики и швы, за них можно уцепиться. Вот только за день металл так разогрелся под палящим солнцем, что ладони наверняка покроются волдырями.
Китнисс выстраивает в шею переродка, первым коснувшегося лапами металла. Подыхая, существо откидывает назад переднюю лапу, задевая сородичей и нанося им глубокие раны. Только теперь я замечаю его когти: они длиннее, чем пальцы на руке у человека, и острые как бритвы.
Я наконец доползаю до неё, она хватает меня за руку и тащет за собой.
Вспомнив о Катоне, я оборачиваюсь. Тот корчится от судорог, и очевидно, его больше заботят переродки, чем мы. Он что-то орет.
— Что?! — кричит Китнисс.
— Он спрашивает, карабкаются ли они за нами, — говорю я, привлекая её внимание к тому, что творится у основания Рога.
Переродки собираются в кучу и встают на задние лапы, что делает их до жути похожими на людей. Все они покрыты густой шерстью, у одних она прямая и гладкая, у других вьющаяся, цвет — от смоляного до белокурого (иначе не скажешь). И есть в них что-то еще, что-то страшное, от чего волосы дыбом встают.
Переродки тычутся мордами в Рог, нюхают и лижут металл, царапают его когтями, обмениваясь при этом короткими резкими воплями. Должно быть, так они общаются, потому что скоро стая расступается, освобождая место. Один из них, Крупный переродок с шелковистыми светлыми завитками шерсти, разбегается и вскакивает на Рог. Могучие задние лапы подбрасывают его с такой силой, что он приземляется всего в десяти футах от нас. Розовые губы растягиваются в зверином оскале.
С губ Китнисс срывается крик, и рука едва удерживает тетиву. Чудовище, безуспешно цепляясь когтями за скользкий металл, начинает со скрежетом съезжать вниз. И Китнисс стреляет ему в горло. Тело, дернувшись, с глухим стуком падает на землю. Она еще замерла на какое-то мгновение.
— Китнисс? — я возвращаю её к реальности.
— Это она! — выдавливает она.
— Кто?
Она судорожно крутит головой из стороны в сторону.
— В чем дело, Китнисс? — я трясу её за плечо.
— Это они, они все, другие. Рута, и Лиса, и… все остальные трибуты, — произносит она сдавленным голосом.
Я с шумом втягиваю воздух, когда понимаю. Не может быть. У переродков человеческие глаза.
— Что с ними сделали? Это ведь… не на самом деле их глаза?
Вложили ли им в мозг память трибутов? Не потому ли они нас ненавидят, что мы живы, а их безжалостно убили? А те, которых мы действительно убили… считают ли они, что мстят нам?
Переродки возобновляют атаку. Они становятся по обе стороны Рога и, отталкиваясь мощными задними лапами, пытаются до нас допрыгнуть. Пара челюстей смыкается на моей ноге и я испускаю крик и чувствую рывок, меня тянут вниз, но я успеваю схватиться за руку Китнисс. Если бы я не держался за её руку, то был бы уже на земле. У неё едва хватило сил удержаться и удержать меня. А другие трибуты уже приближаются.