Страница 8 из 176
Майорин уныло посмотрел на городские стены, глядящие снаружи неприступной крепостью. Вот и все. Прощай, весёлая Вирица.
Прощайте громогласные торговки на центральном рынке.
Прощайте зоркие стражи и ловкие воры.
Прощайте широкие мостовые и узкие грязные переулки.
Прощайте богатые дворцы и разваливающиеся халупы.
Доведется ли увидеть тебя еще, родимый город? Пройтись по крепостной стене, постоять под старым вязом на Монетной улице? Или суждено сгинуть далеко от тебя в холодных северных землях под стенами Цитадели?
Майорин тряхнул головой, но наваждение не проходило. Без малого тридцать лет назад он стоял вот так же, и так же прощался. Время не щадит и долгожителей, стирая память, сглаживая зазубрины, оставленные на лезвии жизни мечом судьбы. Кое-что забывается, да не все, как видно.
Ему тогда только минуло восемнадцать, и уезжал он с других ворот. Вот только так же, как и сегодня, совсем не надеялся вернуться. И все же довелось.
Довелось спустя десять лет въехать в эти самые ворота, на пегой инесской лошаденке и представится колдуном. Им он и остался. Купил себе домик, а на дворец только глядел украдкой. Но вернулся.
Вот она - наивная наглая надежда, впивающаяся в разум. Один раз получилось, вдруг и второй повезёт? Ведь не зря называет себя сильным колдуном, гордится своим умом и хитростью. Может и пройдёт беда стороной, пожалеет любимца, не отдаст на заклание смерти?
Золотой звонко полетел на мостовую. Его подберет какой-нибудь нищий и порадуется негаданной удаче. И пропьет.
Колдун бы и мешок разбросал, если б знал, что поможет.
- Чего застыл? Никак плакать собрался? - менестрель подтянул ворот повыше, пряча покрасневший нос.
- А как тут не плакать, вот почто ты мне сдался?
- Ну, тут даже я не знаю, как ответить... - пробурчал Валья.
- Впервые в жизни. - Майорин чуть тронул лошадь пятками, выходя вперед, менестрелев мерин тут же пристроился следом.
Менестреля он взял по глупости и жалеть об этом начал с первого мига. Валья еще сам не верил свалившемуся на него счастью, от того молчал и тихо трусил следом, даже не мурлыча под нос никакой привязчивой мелодии, вопреки обыкновению.
И вечером в трактире Валья сидел тихо, будто напуганная мышь, жался в углу. Не спорил, не ругался, не рвался петь и совсем не пил, соблюдая поставленное Майорином условие: не привлекать внимания.
Молчал менестрель целых три дня, пока они ехали через холмы, поросшие лиственным лесом, бесшумным и заледеневшим.
Но после Урмалы менестреля прорвало. Ему было обидно, что они проехали стороной огромный трактир.
- Тебя там слишком хорошо знают. - Ответил Майорин, разжигая очаг в промерзшей землянке.
- Как и тебя. - Валья пристроился к огоньку, вытягивая онемевшие от холода ладони. - Ты прячешься, Майорин? Или прячешь меня?
Майорин не ответил.
- А может прячешься от себя... Уж больно неприятно осознавать, что твой брат выставил тебя из столицы.
Полено легло в огонь.
- Это не твое дело.
- К тебе с чем не подойди все дело только твое и только в тебе. - Хмыкнул менестрель. - Ты, верно, думаешь, что других совсем не касается, что с тобой происходит.
- Не касается. Достань крупу.
- Удобно столь же, сколько ложно. Но ты взял меня с собой из-за Айрин - она попросила. На меня тебе плевать, а вот на нее нет. Верно? И все же она уехала.
- Хватит брехать. - Голос у колдуна был спокойный, ровный и тихий. Он поболтал котелок, заставляя снег тонуть талой воде.
Менестрель замолчал, почесывая пепельную щетину.
- Редрину наговорили, что я хочу занять его место. - Неожиданно сказал Майорин.
- А это не так?
- Я не предам брата.
- Но место его тебе все же нравится?
Колдун поглядел на спутника. Не много ума у того, кто болтает с менестрелями, еще балладу сложит... Да больше здесь никого не было.
- Я знаю, что делать.
- А он нет?
- Он слишком... - Майорин поискал слово, - порядочен. Редрин попробует решить дело честно, но иногда честно и правильно разные вещи. Я мог бы помочь.
- А он видно убежден, что его решения лучше.
- Угум. - Вода начала закипать, Майорин высыпал в нее крупу. - Все мы умные, аж тошно. Охота иногда побыть болтливым идиотом.
- Бывает. - Многозначительно подтвердил Валья.
- Таким как ты. - Пояснил колдун.
- Быть болтливым идиотом, вполне сносно. - Менестрель не смутился и не обиделся. - Лучше, чем хмырем, который свято верит, что ему никто не нужен. Верно, зачем тебе кто-то? Зачем тебе брат? Зачем девушка, которая тебя любит? Зачем тебе расположение болтливого идиота - менестреля. Не дай боги залезу в твою драгоценную душу и напишу балладу. Ты ведь подумал об этом колдун? Подумал, что со мной нельзя сказать лишнего слова? А мне не нужно твоих слов, чтобы видеть тебя насквозь. Я могу сказать все и без твоих исповедей.
Майорин мешал крупу ложкой.
- Ты любишь брата, боишься его потерять, а сказать ему это ты так и не сподобился. - Валья всё распалялся: - Но влез в его дела, отчего он решил, что ты под него копаешь. Ты мог бы быть с Айрин, но повернул дело так, что она уехала в даль далекую, и тебе даже в голову не пришло поехать с ней. Тогда тебе может и казалось, что ты будешь вершить судьбы, а вышло, что сидишь и варишь кашу никчемному болтуну, который и ногтя твоего драгоценного не достоин. И этот никчемный идиот читает тебе мораль, а тебя распирает от презрения. Вот только не меня ты презираешь, Майорин. Ты презираешь себя, потому что за столько лет ты так и не попытался ничего создать. Ни дома, ни семьи. У тебя есть только друг - эльф убийца и твоя мнимая свобода. Да твой убийца командует своим орденом, а свобода ничего не стоит, если тебя надо обуздать. Теперь ты пойдешь на передовую, чтобы гордо принять уготованную тебе участь, размахивая знаменем своей мрачной неприступности. Ведь тебе недоступно слово страх. Но ты боишься, боишься, что тебе заберутся в душу и увидят ее насквозь.