Яд (ЛП)

Она выругалась, глядя, как чашка укатывается под кровать, выругалась снова, когда удушающий корсет помешал ей опуститься плавно, а заставил рухнуть на колени.

Чашка была на расстоянии руки под кроватью. Она рылась там вслепую, пытаясь найти прохладное серебро. А вместо этого задела то, что зашуршало.

Конверт. Оливия вытащила его и рассмотрела. Конверт не был запечатан, только заправлен, чтобы не открылся. Спереди ничего не было написано… но внутри точно что-то было.

Она быстро развернула край конверта, не зная, что найдет внутри. Как только она увидела, что на дне конверта, она поняла, что догадки не оправдались… ведь это она точно не ожидала.

Немного изогнутых корешков, меньше горсти, но все равно убийственное количество. Они были коричнево-черными и тонкими. Она знала, что это было, раньше, чем ощутила едкий запах. Корешки нароста. Ее корешки, которые пропали почти год назад.

Что они забыли под кроватью лорда Бассета? Как они могли тут оказаться…?

Ее ладони застыли на конверте. Улыбка невольно растянула ее губы, и у улыбки были острые края. Она не понимала, как леди Бассет могла так внезапно заболеть. Не понимала, почему ее травы не исцеляли ее. Они вылечили бы от любого кашля или простуды. Но леди Бассет не была больна…

Ее травили.

Корешки росли в темном влажном месте, хранили в себе споры. Если их было много, споры взрывались, забираясь еще глубже. Это произошло с Эдвардсом.

Но если кого-то кормили ими понемногу… многие споры не прожили бы долго. Они погибли бы быстро без воздуха. Но если какие-то смогли бы добраться до легких… там им воздуха хватило бы.

Они росли медленно, были хрупкими. Им нужны были свежие споры, чтобы крепче впиваться во внутренности легких… по маленькой дозе за раз. Тело пыталось, конечно, избавиться от них. Отбивалось кашлем и чиханием, лихорадкой…

Но оно проиграло бы.

Оливия рассмеялась. Теперь она понимала, почему лорд Бассет был таким внимательным, почему сам приносил леди Бассет чай.

Яд восстал, пугая и разжигая ее душу. Оливия схватила серебряную чашку из-под кровати и вернула к графину. Корешки легко рассыпались под дном чашки на поверхности комода. Ее ладони дрожали, Яд добрался до ее груди, и ее голова стала легкой.

Когда корешки стали пылью, она насыпала их в горлышко графина. Ее дыхание участилось, она закупорила его и смотрела, как темный напиток растворяет корешки. Пот собрался на ее шее, когда она налила две чашки.

Как только она налила их, стало слышно шаги лорда Бассета.

Он толкнул дверь, открыл ее с грохотом. Его глаза были налиты кровью от выпивки, Гаррон предлагал новый тост каждые пару минут за ужином, и Оливия пополняла кубок лорда Бассета.

Но хотя он был пьян, его голод ярко сиял на лице. Он впился в ее тело взглядом, уже терзая корсет. Его медвежьи ладони сжались когтями по бокам, он пошел к ней.

— Наконец-то, — выдохнул он. Лорд отшатнулся, добравшись до нее, и неловко схватился за ее горло. Она склонилась, и он зарычал снова, прижимая пальцы к ее шее. — Так долго… я ждал так долго. Теперь ты меня никогда не покинешь.

— Я рада остаться, — сказала она, с трудом удерживая маску на месте, скрывая дрожь руки, когда протянула серебряную чашку. — Я надеялась, что мы начнем нашу ночь с тоста.

— Что угодно, — простонал он и забрал у нее чашку. — Что угодно ради тебя, любовь моя.

Оливия смотрела, как он глотает ликер. Ручейки текли из уголков его рта, пятнали воротник красным, но он выпил достаточно. Более чем достаточно.

Она опустила свою чашку на комод и отвернула голову, а лорд Бассет обхватил ее талию. Его дыхание воняло алкоголем. Его губы неловко двигались по ее горлу. О, как ее сердце буйствовало и кричало в груди, как было больно от каждого его вздоха… пока его дыхание слабело.

— Так долго, — стонал он, притягивая ее ближе. — Так… я ждал… так…

Его ладони отпустили ее талию, колени ударились об пол. Его глаза, казалось, выпадут из глазниц, медвежьи ладони беспомощно терзали горло. Он потянулся к ней, но Оливия отпрянула.

Она прислонилась к столбику кровати и смотрела, как его лицо багровеет, а глаза становятся все больше.

— Стоило убивать тебя медленно, — отметила она, пока вены набухали на его шее. — Стоило убить тебя так же, как ты ее… ты должен был страдать. Но волнение пересилило меня. Я поспешила… как всегда. Наверное, потом я пожалею, что не смаковала твою смерть. Но пока что я довольна. А ты добрался до моих ядов. Как давно ты знал? — она сжала губы, когда багровость стала синевой, и его конечности задрожали. — Думаю, тебя уже поздно спрашивать… видишь? Потому и нужно было сделать это медленно, — она вздохнула, когда его конечности застыли. — У тебя осталось пару мгновений, так что я скажу основное: мне никогда не было до тебя дела, Бассет. Но я думала, что ты был приличным мужчиной. Порой я даже верила, что ты лучше многих других мужчин. По крайней мере, в сфере любви. Но ты захотел убить свою жену ради меня… — она перевела взгляд с лорда Бассета на графин, резко улыбнулась. — Оказалось, я ошибалась… любовь — куда более опасный яд, чем я представляла.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Слишком добрая судьба

— Одна ночь… Ты и ночи не продержалась! — шипел Гаррон рядом с ней.

Оливия была благодарна, что черная вуаль скрывала ее улыбку: ярость Гаррона стала бы еще сильнее от этого.

Хотя корешков не хватило, чтобы горло лорда Бассета взорвалось, они не дали ему дышать. Целители посчитали, что возраст и жир привели к остановке сердца. Свадебные декорации убрали, и большая столовая поместья Зеленокрови была в черном. Стулья и столы отодвинули, чтобы освободить место для почти бесконечной процессии людей моря, что пришли выразить уважение к лорду Бассету.

— Я подумала, что удобнее сделать это, пока все еще здесь, нам не нужно ждать, пока все эти лорды и дамы вернуться в Зеленокровь, — пробормотала Оливия.

Торговец остановился, чтобы выразить соболезнования, и Оливия склонила голову в благодарном поклоне. Гаррон держал ее за руку. Людям вокруг них казалось, наверное, что он поддерживает ее, но его пальцы были сжаты слишком сильно.

— Я все еще тебе не верю, — прошипел он, когда они остались одни.

Обвинение в его голосе раздражало сильнее давления его руки.

— Гаррон, я бываю разной. В твоем праве называть меня убийцей, простолюдинкой, соблазнительницей. Но меня нельзя обвинять во лжи. Совет двигается слишком медленно, — прошептала она, опустив ладонь на руку Гаррона. — Если бы я не сделала ход, Бассета могли бы и не наказать.

Она провела большим пальцем по шрамам на его костяшках, его хватка медленно ослабла.

— Но… я все еще не одобряю.

— Я этого от тебя и не ждала.

Он притих, подошла еще колонна скорбящих. Оливия смотрела, как он хмурится.

— Может, это было добрым поступком, — прошептал он, когда они ушли. — Пока люди Бассета думают, что он умер от остановки сердца, он будет покоиться с почти не испачканным именем.

Оливия не подумала об этом. Она хотела ударить себя. Почему она не потерпела?

— Он даже этого не заслужил, — прорычала она.

— Да… потому что зовется милосердием, — сказал Гаррон.

Его губы дрогнули в крохотной улыбке.

* * *

Когда все скорбящие ушли, Гаррон настоял, что не может больше оставаться на острове.

— Корабль без штурвала заплутает, как и мои люди, — добавил он, вздохнув. А потом вытащил баночку из кармана. — Вот. Горацио попросил взять. Он уже перестал составлять чай из сорняка мертвеца, но у него есть целый список отвратительных рецептов. И, раз только тебе он понравился, он отдал последнюю баночку.

Оливия приоткрыла баночку, улыбнулась, увидев высушенное кроваво-красное содержимое пакетиков внутри.

— Я скучала по сорняку мертвеца.

— Я знаю, мадам, — пробормотал Гаррон, качая головой. — И я перестал пытаться понять, почему.