Страница 49 из 110
На одном из столбов, поддерживающих навес, также висел огромный лист ватмана. На котором значилось: "Детка", великое и мудрое завещание нашего Учителя, Порфирия Корнеевича Иванова". На другом столбе, на листке бумаги в клетку, была нарисована большая зелёная ёлка, похожая на такую, какую рисуют дети в школе на Новый год. Под ней крупным шрифтом было старательно выведено: "Звенящие кедры России".
- А к нам тут по утрам поползни прилетают! - щебетала тем временем веселая Марина. - Я хочу приручить их брать у меня хлеб из рук.
- Мы тут по Анастасии работаем. Пытаемся достигнуть полного единения с природой, - произнесла подошедшая следом Тамара. - Вы о ней читали?
- Да, читал, конечно, - ответил Ерофей. - Только - не все книги. Так, какие попадались. А как вы по ней работаете?
- А как кто умеет. Как сердце подскажет. Я вот пытаюсь с природой контакт почувствовать, ощутить каждую травинку, - отвечала Тамара.
- На дольмены ходим. С ними у нас Людмила связывается. Это она установила, что дольмены бывают мужские, а бывают женские. А ещё, они являются проводниками на Землю космической энергии, - перебила её Марина.
- Оторвались мы все от природы, от силы, - продолжала Тамара. - Вот, теперь - снова пытаемся научиться...жить.
Ерофей, наконец, понял, что эта женщина, сидящая за столом в медитации, и есть Людмила: в её сторону повернулась Марина, когда рассказывала о дольменах. Ну, что ж! Теперь он своего не упустит.
И Ерофей сразу пересел. Расположился в точности напротив Людмилы, на пустующее место. И так они долго сидели молча друг напротив друга. Ерофей давно допил чай, другие женщины ушли отсюда. А он всё ещё сверлил Людмилу взглядом, надеясь на беседу. Наконец, Людмила приоткрыла глаза.
- Ты - не адепт зла, но носитель контактов с Кассиопеей - технологически развитой планетарной системой, - сказала она без всякого предисловия, когда наконец как бы очнулась и посмотрела на Ерофея.
"Хорошенькое начало для хорошенькой беседы", - подумал Василь. Он сидел неподалеку, у костра, и ему было четко слышно каждое слово.
У Виктора тоже явно оттопырились уши.
- Потому, ты получаешь информацию по лучу желтого цвета. Мой же луч - луч Ориона. Он имеет голубой цвет, - продолжала между тем Людмила. - Мы не можем мыслить одинаково, но должны осуществлять синтез наших знаний и контроль за информацией.
Ерофей удивился таким началом, поскольку здесь он вовсе не собирался представляться адептом зла. Но моментально оживился, потому что осознал, что разговор, ради которого он пришел ночью на реку Скобидо, всё же состоится, хотя поначалу Людмила его игнорировала.
Он тут же достал из-под стола свой портфель, извлёк из него толстую старую тетрадь и начал рисовать в ней какие-то значки и цифры.
- Но, цивилизация системы Ориона, - важно начал он, - считает, что человечество Земли должно полностью оставить технологический путь развития, а следовательно, не принимать лучей Кассиопеи. А по вашему собственному мнению, так и вовсе люди Земли должны слиться с природой... Настолько, чтобы кинуть не только города, но и деревни, и дома вообще, и поселиться в лесу. И если их помыслы будут чисты, то этих людей прокормят даже дикие звери, которые будут приносить им корм. А для пребывания на морозе все должны закаливаться по системе Порфирия Иванова, чтобы не бояться зимней стужи и сибирских холодов. Даже грудной младенец, по-вашему, должен питаться травкой... Кроме того, все не должны будут читать книг, а станут получать информацию прямо из Космоса, - Ерофей дробно рассмеялся.
- Человек должен вернуться - может, не сразу, а постепенно - к гармонии с природой, к своему первоначальному естеству, первоначальной чистоте, - провозгласила Людмила.
- К первоначальному естеству - в Сибири?! - грозно надвинулся на неё Ерофей, встав из-за стола и грозно над ним нависнув. - По Анастасии здесь работаете? Ага... Да где вы видали человека, приспособленного жить в таких условиях?! У него - что, жир как у тюленя? Или шкура, как у белого медведя? Или он впадает в зимнюю спячку? Человек - изнеженное существо, всё в его структуре говорит о том, что он изначально жил в тёплом мягком климате! При температуре в двадцать пять градусов плюс-минус пятнадцать. И уже на самых границах таких температур он чувствует дискомфорт! К тому же, чтобы осваивать Сибирь, наши люди должны быть уверенными, что их там не кинут на произвол судьбы... Без пропитания и обогрева! А вы хотите, чтобы толпы энтузиастов ринулись в сибирские леса... чтобы жить там с медведями в одной берлоге! Ха-ха! Предположим, что такое возможно, но тогда на всех медведей не хватит!
- Ну, сразу в Сибирь, всем, вовсе не обязательно. Мировоззрение надо менять, а не место жительства. Чувствовать природу. Жить с ней в согласии.
- Мы, генетические дети города, не отличающие одуванчик от ромашки, продукт индустриализации. И чем меньше мы общаемся с природой, тем для неё же и лучше! Всё, что мы видим, мы хотим съесть, - со злой иронией заметил Ерофей. - Мы - лысые обезьяны, побочный продукт экспериментов какой-то древней цивилизации, заварившей кашу на этой планете! Скорее всего, этот эксперимент заключался в создании генного гибрида существа, похожего на бесхвостую обезьяну, и инопланетного космопилота, потерпевшего здесь крушение... А иначе - почему мы никогда не чувствуем здесь себя как дома, а боремся с планетой, уничтожая её цветущий мир, без всякого зазрения совести? И почему нас так привлекают иные миры, по которым мы испытываем острую тоску, и откуда этот вечный дуализм души и тела? Мы постоянно, тысячелетиями изводим себя и планету, а вы хотите, чтобы это вдруг мгновенно прекратилось, как по мановению волшебной палочки? Мы вдруг станем умненькими - разумненькими, как Буратино, и будем есть одну лишь морковку, а не превращаться в хищное стадо, разрушающее всё вокруг? - глаза Ерофея расширились и уставились на Людмилу с гипнотической силой.
- Для этого должна зародиться новая раса. Таких людей, как ребенок Анастасии, живущей в глухой сибирской тайге. Женщины решат судьбу мира. Они должны посвятить себя будущему, посвятить себя детям. Если они будут светлыми и чистыми, то и мужчины исправятся, и оставят беспорядочный секс ради созидающей любви, - сказала Людмила.
- Всё это - слова. А что означают в реальности эти слова? Например, как "посвятить себя будущему"? Какая идеальная картинка вам рисуется при этом? Что, всё так просто и легко? - и Ерофей, всё ближе надвигаясь через стол на Людмилу, посмотрел ей прямо в глаза. И в его зрачках заплясали отсветы костра. - Да, такая "созидающая любовь", как у Анастасии, конечно, привлекательнее и интереснее секса по телевидению вместе с рекламой жвачки или чашечки кофе... Но и это всё - лишь звук пустой. И вот сейчас... Глядя в мои глаза... Глаза вовсе не добренького человека. Совсем не красавца. Почти урода, в детстве только силой воли ставшего на ноги, что научился ходить только в шесть лет... Можешь ли ты оторваться от них? Вырваться из этого плена? Разве ты не тонешь в них, разве ты не лишена сейчас воли? Мои глаза - глаза мужчины, что видят твою женскую суть... При этом, я лишь передаю тебе некоторую зрительную информацию... Да, ты видишь её. Ты чувствуешь, что мы встречались прежде. В иных жизнях... Я совершаю прямой обмен мыслительной энергией, завязываю ещё один кармический узелок тебе на память... Разве ты не испытываешь сейчас нечто непознаваемое? - и Ерофей, наконец, прекратил этот магический поединок. Отвернувшись в сторону от онемевшей и ошарашенной Людмилы, вмиг потерявшей гордую осанку, он встал и молча пошел прочь. Не говоря ни слова, ни на ком больше не останавливаясь взором.
...Он ушел в ночь, хромая и чуть-чуть заваливаясь на одну ногу... Странный человек с портфелем и тростью в руке, так фантастически, так нелепо несовместимый с этим лесом, этим часом, этим местом... Как звук пощёчины средь шумного бала, после которой наступает грозовое молчание.