Мне снится дождь

Кролас спускался на эскалаторе к станции метро "Юбилейная", и всю краткую дорогу думал о словах врана. Его новый странный друг, несомненно, знал о городе гораздо больше, чем он сам. "Кто эти серые? Толком, кроме страшилок и городских легенд, я о них ничего не знаю. И что за Тараканов, чем занимается его институт? И какие у него отношения с серыми?" Не долго думая, Кролас решил довериться во всем врану. Его указаниям. Тенгу как бы стал уже частью него самого... Его советчиком и другом.

У метро "Юбилейная" стоял принаряженный Дорг, тщательно нафабренный.

- Эк нарумянился... Как памперсная дива, в поисках вечерних приключений выходящая на Садовую, - тихо, еще на подходе, прокомментировал Кролас.

-Зачем? - спросил вран. - Нетр-радиционная ор-риентация?

- Нет... Просто, чтобы некоторые синеватости лица, после вчерашних похождений в "Белой акации", были не так заметны, - констатировал Иоганн. - А ещё, надушился... Чтобы заглушить стойкий запах сивухи. И, по всей осязаемости, Дорогуша вылил на себя целый флакон "Цветочных ароматов Ростова".

Кролас подошел к Доргу, они поздоровались. И Дорг, непривычно немногословный, потащил коллегу к "Юбилею". У подножия лестницы, он остановился и слегка замялся.

- Пойдем, друже, вкусим! - промямлил он, наконец. - Бесплатно... Впрочем, бесплатно бывает только уксус на халяву.

Дорг любил, как он выражался, "русские поговорки - кладезь мудрости". Вставлял их к месту и не очень. И при этом всегда важно поднимал вверх указательный палец. Сейчас он так и застыл с этим, поднятым вверх, пальцем, едва докончив фразу. Поскольку увидел, что у дверей заведения, наверху лестницы из разноцветного пластбетона, в позе манекенщицы торчала Зинка. В том самом платье с сеточкой, которое уже успел оценить Кролас, общаясь с коллегой по телексу.

Зинка теперь маячила рядом с профоргом, Ангелиной Дмитриевной Аграфёновой, дамой с круглой рябой физиономией и в декольтированном платье болотно-зеленого цвета. Сбоку к ним только что, подбежав чуть раньше, пристроился долговязый Семён, обозреватель спортивных новостей.

Дорг и Кролас присоединились к коллегам, а вскоре после них подошла и вульгарная, ярко накрашенная дама. Которая обозревала всякие постельные гадости в рубрике "Скандалы". Иоганн мысленно называл её просто: "жаба". Но кто-то из её высокомудрых родителей соизволил назвать дочь Клеопатрой.

Клеопатра, как только поздоровалась со всеми, безбожно и неприкрыто закурила какую-то совершенно бронебойную гадость.

"Кажется, наркосигареты "Санкайф", - с отвращением унюхал Кролас.

- Клёпушка! Ты сегодня просто неотразима! - подольстился к "жабе" Дорг, беря её под руку. Та недовольно фыркнула и хотела отстраниться, но Дорг игриво добавил:

- Чего от меня нос воротишь? Думаешь, я нынче не в чести? А кто ещё претендует на роль твоего кавалера? Ау! Так-то. На безрыбье и рак - щука! Дареному коту в мешке в зубы не смотрят! (Дорг снова щегольнул знанием русских поговорок).

- Просто ты, наверное, нынче у Пузалова - персона нон грата, - хихикнула Клепушка.

- Да, для меня настала последняя задница. Но - ненадолго. Я так полагаю. Пузалов - мужик строгий, но отходчивый. На дураков камень за пазухой долго не держит, иначе работать было бы некому. Так что - не бойсь! Пройдись со мной под ручку. Не на службе - а в праздник. В праздник всяк проказник!

Кролас приволочился к Зинке, Семен - к Ангелине, и парами ввалились в кафе. А внутри, большая часть "своих" уже давно слонялась по вестибюлю.

Иоганн пошел в пуб, чтобы не сильно мозолить глаза коллегам. Там тихо отвисал, читая прессу, еще один газетный кадр - научный обозреватель Зосима Старов. Зосима, мрачноватого вида черноволосый парень, чуть постарше Кроласа, с большеватым красным носом, крупными, будто рубленными топором, руками и ногами и въедливыми красными глазками, уставился на Иоганна с подозрением.

"Думает, я сейчас начну его убеждать, что не стоит отлынивать от коллектива", - подумал Иоганн. Затем предложил коллеге сигарету, вытащив её из пачки "Вечернего Ростова", прихваченной из дома. Тогда Зосима расслабился, и они обменялись несколькими газетными сплетнями.

- Однако... Вчерашний номер "нашей", - заметил Кролас среди газет, что читал Зосима. Он попросил посмотреть газету и убедился, что его статья про Линду вышла. "Где они только фотку такую достали? Растерянное лицо, растрепанные волосы. Убегающая, вполоборота", - удивился он, глядя на фотографию Линды на первой полосе.

Уловив его скользящий взгляд, Зосима улыбнулся:

- Корней наш весьма рад был твоему репортажу, довольно плямкал и потирал брюшко. Утерли мы нос "Калейдоскопу". Наш рейтинг теперь взлетел на несколько пунктов, и мы будем самыми читаемыми как минимум месяц!

Кролас изобразил на лице радость. И вспомнил, чего ему это стоило. Докурив каждый свою сигаретку, они переглянулись.

- Наверное... Пора вылезать к народу. Шеф сейчас по головам нас начнет пересчитывать, не филонит ли кто, - улыбнулся Старов.

Они одновременно вывалились в вестибюль.

А народ всё прибывал. И к удивлению Кроласа, новыми были лица, которые он в пределах редакции никогда не встречал. "Гости, надо полагать, - внутренне усмехнулся он. - То есть те, кто намеревался откушать бесплатный сладкий уксус и сытный на халяву шопснаб, как любит говаривать Дорг". А еще, были так называемые представители культуры: несколько третьесортных, никому не известных, певцов, чтец-декламатор и балерина.

Объявился, наконец, и Корней Пузалов, и торжественно пригласил всех в банкетный зал.

- О, да здесь уже и наши старшие братья - телевизионщики; приготовились к съемке... А на длинном банкетном столе гордо красуется большой торт с кремовыми цветочками. Готовы к употреблению также и дольки лимонов и апельсинов в вазах, а ещё - курлапы под майонезом и ветчина с горошком. Да и бутылки водяры и шампуни выстроились в два почетных ряда, будто собираясь нести караул, - тихо констатировал Кролас.- В общем, недурно...

- Недур-рно, недур-рно, - громко согласился голос за его левым плечом. Журналист вздрогнул. Но никто не обратил на это внимания.

Потому, что и весь народ теперь возликовал и оживился. И каждый проворно старался занять место за столом, поближе к середине: там был торт.

Когда же, наконец, все расселись, Корней Пузалов, окинув взглядом, и, скорее всего, мысленно пересчитав подчиненных, весело и торжественно объявил:

- Господа! Нас должны поздравить представители власти. Мы ожидаем их прибытия с минуты на минуту. Они и откроют наш торжественный банкет.

Пришлось довольно долго ждать этого счастливого момента. После которого, наконец, можно будет вонзить вилку в вожделенную ветчину.

Наконец, в белой тоге и на котурнах (в высокой самодвижущейся обуви на дистанционном управлении) появился некто из Отцов Города. Пузалов величал анкюлотника "наш дорогой Пал Палыч". Тот, испытывая терпение и слюноотделение присутствующих, произнес длинную, витиеватую, в четыре загиба речь... О прелестях "нашего дорогого города", заботе о нем властей, процветании культуры и о достоинствах данной газеты. В конце, конечно, "разрешите поздравить"... И вручил Корнею "от имени жителей города" подарочную огромную вазу в форме петуха.

После этого, все дружно зааплодировали. А после бурных оваций, наконец, вонзили вилки туда, куда каждый давно вознамеривался вонзить. И даже прицелился в весьма конкретный кусочек. Затем полетели к потолку пробки шампанского, заливающего стол. А по проходу, между столом и зашоренными пасторальными пейзажами в стиле восемнадцатого века окнами, забегала балерина, выделывая какие-то странные замысловатые "па".