Страница 84 из 116
Не потому, что я убийца, а потому что, вполне возможно, к ним придут, начнут расспрашивать.
А я вернулся. Почему? Сразу свяжут изуродованный труп на дороге со мной.
Я всё плакал, стараясь не шуметь, Лиска гладила меня по голове, успокаивая, говорила, что правильно я делаю, что плачу, нельзя такое держать в себе, крыша съедет.
Кончив плакать, выкупался в речке, хорошо отмыв лицо, вытерся и посмотрелся в зеркальце.
Глаза красные, припухли. Надо бы очки надеть. Что ещё надеть? Сарафан? С таким рюкзаком?
Осмотрел лямки. Затёртые, засаленные, нет, останусь пока здесь, отмою рюкзак, посушусь, отдохну.
Если начнут искать,. вряд ли подумают, что я где-то рядом. Любой здравомыслящий человек уже добежал бы до Китайской границы.
А я не здравомыслящий человек. Может, у меня тоже потомственное? От мамы? Я даже содрогнулся: быть помешанным мне совсем не нравилось, тем более, говорят, что сумасшедшие не сознают, что они того. Наоборот, дДурак, сознающий, что он дурак, уже тем самым не дурак.
Так что, держитесь от меня подальше, товарищи милиционеры и иже с ними.
Я вдруг подумал, что трупы, остающиеся за мною, не выдумка. Милиционеры,. пристёгнутые к скамейке, оглушённые, и беззащитные, могли стать жертвой любого маньяка, испытывающего глубокую к ним неприязнь. Или я не рассчитал силу удара. Вроде живы были, трогал я их пульс.
А эти, маленькие разбойники? Я оставил их наедине с тем мальчишкой. Что я о нём знаю? Вдруг, когда я удалился, он спокойно их прирезал?
Что? Уже ку-ку? Я криво усмехнулся, сам себе, пошёл вглубь леса, таща рюкзак в руках. Пусть лес обжитый, но насквозь ничего не видно, хотя деревья какие-то хилые. Пожар, что ли был в этих местах когда-то?
И всё-таки я надеялся найти выворотень, устроить там берлогу, немного успокоиться, сжечь адреналин.
Выворотень, я, конечно, не нашёл, нашёл старую ель. Ззабился под неё, устроился на мягкой хвое, решил немного отдохнуть,. помечтать о Ниночке. Тут же тёплая волна радости захлестнула меня, я улыбнулся, и ужас утра отступил на второй план.
Вздохнув свободнее, поднялся, на нижних ветках повесил сырой костюмчик, за сук повесил рюкзак, отвязав спальник, расстелил его, и лёг сверху, только тут увидев, что я так и не оделся после купания.
Приятные размышления немного успокоили меня, и я сталд думать, что делать дальше.
Вот интересно, Савелий рассказал в милиции, что я переодевался в девочку? Или постарался промолчать о том постыдном случае, когда еле видимая девчонка взяла его в плен?
Потом, брат. Самый смертельный враг изо всех. Наверняка не успокоится, пока не останется единственным сыном моей матери. После чего придёт к ней, посмотреть ей в глаза.
Куда смотреть? В какие глаза?! После моей смерти она уже не оправится, сойдёт с ума уже окончательно. Не знаю, как она пережила весть о гибели Лиски.
Нет, не доставлю ему такого удовольствия! Останусь в живых!
Только надо продумать план, как выбраться отсюда. Проверить станцию, если что, проехать на электричке несколько остановок… Нет, автостопом надёжней, милиционеры стали проверять пассажиров, меня уже узнавали.
Переоденусь девочкой и буду мочить педофилов и маньяков!
Это я уже шучу. Значит, скоро можно собираться в путь. Только вздремнуть немного. А перед этим что-то сделать с раной. Болит ожог. У меня есть маленькая аптечка, в ней йод, бинт, вата, бактерицидный лейкопластырь. Йод продавался в ампулах, но я купил, выпросив, пузырёк с завинчивающейся крышечкойпробкой, и перелил йод туда, а то смажешь царапину, а остальное выкидывать?
Шипя от боли, смазал длинную рануый ожог от пули на животе, потом заклеил пластырем, и прилёг, с надеждой немного поспать.
Проснулся я от чувства опасности. Приоткрыв глаза, принялся осматриваться, пытаясь понять, что же меня насторожило. То, что я выяснил, заставило похолодеть: недалеко от меня сидела большая собака!
Вспомнив, что я так и не оделся, испугался ещё больше:, если это бродячая собака, да ещё и голодная, то она гораздо опасней волка, и голый мальчишка придётся ей по душе, и приятным на вкус. Всё будет гораздо хуже, если на меня откроют охоту с собаками.
Медленно поднявшись, я начал одеваться. Надел, на всякий случай, длинные штаны, подумав, открыл последнюю банку тушёнки, выложил половину недалеко от собаки, сам принялся доедать из банки говядину, с оставшимся ещё хлебом.
У голодной собаки затрепетали ноздри, она нерешительно подошла к кучке ароматной тушёнки, и слизнула всё в два приёма, ещё и стала смотреть на меня, спрашивая: ещё есть?
Я кинул ей кусок хлеба, запил обед водой из фляги, и подумал, что пора выбираться отсюда, вполне могут привлечь собак, если свяжут труп Савелия со мной. Интересно, что они подумают, когда увидят следы от когтей? На рысь? Будь я взрослым, никогда бы не подумал, что такое может сделать ребёнок, даже загнанный в угол.
Собака выжидающе смотрела на меня, не решаясь подойти, только нерешительно помахивала хвостом.
Это была собака, не кобель, причём кормящая, с отвислыми сосцами и тощая. Где-то поблизости было её логово, где прятались голодные щенки. Жаль, можно было прогуляться с ней. Подружившись с бродячей собакой, можно не опасаться других псов, собака-друг не пожалеет своей жизни, защищая друга-человека.
Ну что же, не судьба! Надев ветровку, я, немного покусанный комариками, отправился в сторону станции, откуда вчера ушёл. Собака шла за мной до самой железной дороги. Потом отстала.
Дачный посёлок я обошёл по тропинке, коих в этом районе было множество.
Вышел я к путям в стороне от станции, перешёл их, снова углубился в лес, потому что с той стороны, как мне показалось, проехал мощный грузовик. И действительно, через полчаса я вышел на асфальтированную дорогу, даже трассу! На ней нарисована разметка, стоят знаки, столбики вдоль откоса. Осталось решить, по какой обочине пойти, по движению, или против? По правилам, надо шагать против движения, чтобы увидеть вовремя машину. Но, если хочешь, чтобы тебя подобрали, надо идти по движению.
Солнце стояло высоко, сталобыло жарко. Подумав, я переоделся в сарафанчик, надев под него топик от купальника, чтобы лямки так не так сильно натирали плечи. На голову надел белую панамку.
Почти сразу возле меня остановилась «Волга», с верхним багажником, заваленным всякими вещами.
Явно отпускники, едут на дикую природу.
- Девочка, тебе далеко? – спросила дама, иначе не назовёшь женщину, выглянувшую в опущенное окно. Она была в соломенной шляпке и тёмных очках.
- Далеко, - согласился я, - буду благодарна, если немного подвезёте. Мне, вообще-то в город надо…
- А мы в тайгу! – жизнерадостно перебил меня мужчина лет тридцати пяти, выходя из-за руля, и освобождая меня от рюкзака. – Не тяжеловато для тебя?
- Своя ноша… - вздохнул я.
- Что, с дачи сбежала? – подколол дядя, увязывая мой рюкзак на багажник, - Поедем через город, в центре высадим. Там доберёшься, думаю, если сама на дачу и с дачи ездишь.
- Дела появились, - уклончиво сказал я, радуясь такой удаче.
- Ещё бы! – серьёзно сказал дядя, -У таких больших девочек должны быть и большие дела! Константин! – протянул он руку.
- Саша! – протянул я свою.
- А скажи мне, Саша, ты не слышала, что в этом районе появился опасный преступник?
- Нет, - растерянно ответил я, - у нас нет радио.
- А слухи? – не поверил дядя Костя.
- Слухам не очень доверяю, - пожал я плечами, - тем более, говорят, он девочек не трогает.
- Как знать! Может, на твой рюкзак позарится! Садись! – распахнул он дверцу.
Я заглянул в салон. На заднем сиденье сидел мальчишка в футболке и шортах. Почти всё внутри было занято всякими мягкими вещами, мне было только место на краешке сиденья.
Я осторожно уселся, дядя Костя захлопнул дверцу, обошёл машину,. проверяя, хорошо ли закреплён груз, сел на водительское место, и мы тронулись в путь.
Я покосился на мальчишку. Было ему лет десять – одиннадцать, и рассматривал он меня с такой наглостью, что мне сразу захотелось его прибить. Я даже хотел натянуть подол на колени, но сарафанчик был слишком коротким, а мальчишка даже наклонился, пытаясь рассмотреть цвет моих трусиков.