Страница 2 из 11
Это горы папок с вырезками из газет и журналов на столе, на полу, на подоконниках моей квартиры…
Это долгие часы, проведенные в раздумье…
Как загадочные слова «мене, текел, фарес», передо мной стояли три вопроса:
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
КТО ВИНОВАТ?
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Те самые три вопроса, что не раз задавала себе русская общественная мысль по самым различным поводам, а ведь судьба Арала – не последний повод по своему значению в их ряду.
Вот почему эта книга – попытка ответить хоть отчасти на эти вопросы.
Но чтобы это сделать, мне предстояло решить еще один немаловажный вопрос. Как рассказать о том, что увидел, что узнал, что понял? После долгих раздумий я решил довериться самому материалу. Для меня было важно, чтобы читатель вместе со мной ощутил само биение жизни во всегда сонном, казалось бы, регионе. Это не передать в гладком, спокойном, что называется, выстроенном повествовании.
Я хочу, чтобы читатель вместе со мной перечитал блокнотные записи, порой отрывочные, порой брошенные на бумагу в спешке, порой подробные и обстоятельные…
Я хочу, чтобы читатель вместе со мной услышал рассказы людей, тех, для кого аральские проблемы – дело всей жизни, и чтобы слова их прозвучали так, как сказаны ими, без правки, без приглаживания, без иных прикрас…
Я хочу, чтобы читатель вместе со мной заглянул в подшивки старых газет, в толще которых, как в меловых отложениях, сохранились отпечатки времени – и недавнего, и далекого…
Я хочу, чтобы в этих записях – порой излишне сухих, порой излишне эмоциональных – читатель ощутил особый ритм нашего (тогдашнего) смутного времени, который не передать иначе.
Ритм беды.
Блокнот первый
Что случилось?
Лист первый
«Кругом горе, а посредине… море?»
А может быть… может быть, настало время жить вовсе без проволоки – одной всеобщей счастливой зоной?
Я видел покинутые людьми насиженные места, дома с окнами без стекол, сухие колодцы. В бывшем рыбацком поселке Учсай, население которого сократилось с 10 тысяч до 750 человек (в 1988 году), на полуострове (тоже бывшем) Тигровый Хвост я стал свидетелем открытия народного музея украинского поэта и художника Тараса Шевченко. Он посетил эти места в 1848–1849 годах в составе экспедиции капитана А. И. Бутакова, впоследствии контр-адмирала, составителя первого гидрографического описания и карты Арала, первооткрывателя ряда островов. (Напрасно открывал их Алексей Иванович, теперь все они – часть пустыни.)
Рядовой российской армии Шевченко был взят им в эту экспедицию в качестве «фотографа» (фотографию только что придумали, но ещё не внедрили) – чтобы зарисовать не виданные доселе берега, острова, проливы, селения аборигенов. Ему не понравилось, как живут здесь люди, потомки уральских казаков, поселившиеся в Восточном Приаралье ещё в XVIII веке, а в XIX – освоившие и Приаралье Южное (сегодня – в абсолютном большинстве своём покинувшие эти места) и каракалпаки, оттеснённые казахами примерно двести лет назад с Жанадарьи и долины Зеравшана, с земель более милых сердцу скотовода, нежели низовья Амударьи. Своё настроение Тарас передал в рисунках. А его высказывание по этому поводу: «Кругом горе, а посредине – море», – стало хрестоматийным.
Кстати, за свои труды по исследованию Аральского моря, за описание северного, западного и южного его берегов и за гидрографические работы Алексей Иванович Бутаков, «Магеллан Аральского моря» (так величал его великой Гумбольдт), в 1849 году был произведён в капитан-лейтенанты и награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. В 1850 году в Оренбурге он составил первую карту Арала в проекции Меркатора, приложив к ней рисунки рядового Шевченко, который, собственно, был сослан в армию за порнографические карикатуры на императрицу – с запретом рисовать. За привлечение этого «шалуна» к работе «Магеллан Аральского моря» отделался сравнительно легко – выговором, – но непосредственно от императора[1].
Сегодня же на большей части бывшей акватории – пески, зелень высохла – соль, практически нет питьевой воды, вымерла рыба, чем вообще питаются люди – загадка. И в Учсае, и выше по долине Амударьи солоно само материнское молоко, уже в восьмидесятых годах новорожденные отказывались от него. «Нам теперь даже ядерная война не страшна, – мрачно шутят в Каракалпакии. – Адаптируемся». Правда, численность собственно каракалпаков увеличилась к 1989 году почти вдвое – со 172 556 до 424 000 человек, – но это уж, как говорится, всем смертям назло…
Вид с о. Барсакельмес на сухое дно Арала. 1988 г.
Лист второй
«А ежели бы не сгорел?»
Плавбаза «50 лет Каракалпакии», флагман рыбопромыслового флота ценой один миллион рублей (в тогдашних ценах), не успевшая, как и остальные суда, за стремительно отступающим морем, однажды погожим летним днём загорелась – самовоспламенились остатки топлива. Дело было возле Муйнака, на тамошнее кладбище кораблей местные власти любили возить журналистов и всякие комиссии, интересующиеся Аралом. Жертв, правда, не оказалось. Разрушений – тоже: всё же пустыня. А сделал этот корабль за всю свою жизнь один-единственный рейс. Ну, а ежели бы не сгорел? Добрые дяди из соответствующего министерства всё равно списали бы – так же, как десятки других судов, зловещим памятником преступной бесхозяйственности красующихся в песках: новехонькие – встречаются и такие, – краска не облупилась.
Запись, сделанная в воздухе
Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
…Летим над песками.
В свое время для защиты города Муйнака от злых зимних штормов была построена каменная дамба.
Теперь она перегораживает пустыню.
Каракалпакский писатель Оразбай Абдирахманов, с которым я познакомился в экспедиции, дал этой рукотворной пустыне имя: Аралкум. Это было, повторюсь, в 1988 году, а в 2008-м, когда я был в северном Приаралье, мне довелось проезжать через сравнительно новый аул под названием Аралкум. Такие дела…
Рыбокомбинаты в Муйнаке и Аральске в конце восьмидесятых годов прошлого века ещё работали, но лучше б не работали: рыбу везли сюда с Балтики, Каспия, Баренцева моря, жесть – с Украины и Урала, картон – из Семипалатинска, этикетки для банок – аж из Ленинграда, даже помидоры – из Самарканда, со своими – плохо.
Береговая линия на юге и востоке выпрямилась, многочисленные заливы: Аджибай, Рыбацкий, Джалтырбас в том числе, – высохли, стали частью суши почти все острова, а также целый Акпеткинский архипелаг, насчитывавший мелких и крупных островов сотни три. Похоже, соединиться с пустыней предстоит и острову Лазарева. Давно превратился в полуостров Кокарал (что зафиксировали даже последние школьные карты), а люди, обитавшие на нём, бросили свои жилища: по мере отступания моря уходила из колодцев пресная вода, – ничего не поделаешь, закон сообщающихся сосудов.
С самолёта хорошо видно: на востоке бывший остров отделяет от берега узкая протока, обозначенная на
карте как пролив Берга. Она мелка. Александр Ситниченко, пройдя из устья Сырдарьи на паруснике вдоль побережья так называемого малого моря, в большое выйти – это произошло 6 сентября 1988 года – так и не смог. А ещё через год пролив Берга окончательно прекратил свое существование. На осушенном дне Арала формируется песчано-солончаковая пустыня – Аралкум. Величина ее не насторожит, пожалуй, разве безумца: 2,5 миллиона гектаров.
1
Зонн И. С., Гланц М. Г. Аральская энциклопедия. М., 2008.