Чертовы пальцы (сборник)

Он подмигнул и захлопнул дверь. Щелкнула щеколда. Вадик смотрел на дверь до тех пор, пока не заболели глаза. Внутри, в душе, в сердце, в голове, было абсолютно пусто – ни страха, ни отчаяния, ни тоски. Он все это уже пережил, перерос в машине, глядя на обглоданное лицо Симагина. К родителям не хотелось, и о сделанном тоже не жалелось. Все получили то, что заслужили. Только с литераторшей надо было все-таки рассчитаться иначе: подбросить ей змею в сумку или поджечь пальто. Так, чтобы она обосралась от ужаса. Чтобы орала, выпучив глаза, и махала бестолково руками.

Вадик прислонился к стене, на которой висел тонкий ковер с вышитым на нем ярко-коричневым оленем. Есть и пить пока не хотелось. Мучиться осталось недолго. Он стал думать о том, чем мог бы закончиться «Властелин Колец», если бы Саурону удалось перехватить Фродо по дороге к Огненной горе. Кричать Вадик даже не пытался.

К вечеру он почувствовал себя немного лучше. Уродливая, чудовищная реальность прошедшей ночи скрылась в глубинах памяти, перестала заполнять собой сознание. Боль в перетянутых запястьях и щиколотках тоже притупилась, но на ее место вскоре встала жажда. Голода Вадик почти не чувствовал, а вот пить хотелось сильно. Еще появился тусклый, но все-таки заметный страх. Вполне определенный – страх за жизнь. Через пару дней низенький, с виду такой безобидный человечек, похожий на школьного учителя, перережет ему горло. Или что он там делает со своими жертвами? Сначала насилует? Вадик готов был десять раз умереть, лишь бы не это. Двадцать раз умереть. Даже если потом его все равно убьют, в школе рано или поздно узнают, что перед смертью… Подобные вещи всегда всплывают, как бы их ни прятали. О, Господи, Господи, пожалуйста, только не так, пожалуйста.

Надо было бежать. Хотя бы попытаться. Хотя бы начать пытаться. Сраная веревка.

– Затек весь небось? – спросил хозяин.

Вадик, который давно уже не чувствовал ни рук, ни ног, молча кивнул.

– Так и есть, – пробормотал старик. – Надо бы тобой заняться.

Он сел на край кровати, принялся распутывать узлы на щиколотках мальчика.

– Только это, не вздумай брыкаться. Дернешься – сразу получишь по башке и будешь дальше лежать скрученный, как полено, до самого конца.

Освободив ноги, маньяк стал медленно растирать их, от коленей до кончиков пальцев. Делал он это одной рукой, а второй с силой прижимал Королева к стене. Впрочем, тот и не думал сопротивляться: голени не слушались, словно кто-то вынул из них кости, а полости набил пенопластом. Может, так оно и случилось, пока он был без сознания. Потом пришла боль. Начавшись легким покалыванием, она разлилась по ногам, вцепилась в них стальными когтями. Вадик не смог сдержать стона.

– Ага, – обрадовался старик. – Сработало. Значит, здесь хватит.

Не спуская настороженного взгляда с лица Королева, он несколько раз согнул его ноги в коленях, потом вновь набросил петли, затянул узлы.

– Ну, теперь давай руки.

Разминая локти и запястья Вадика, хозяин бормотал:

– Так-то оно всяко лучше будет. Еще немножко.

Онемевшие пальцы, казалось, больше не являлись частью остального тела, не подчинялись приказам сознания. Сжать их в кулак не представлялось возможным. Но постепенно, под жесткими ладонями похитителя, они обрели былую чувствительность.

– Ты только не дергайся, – приговаривал старик, – и все будет хорошо.

Закончив с руками, он основательно связал их – даже туже, чем раньше – и, молча поднявшись, вышел из комнаты.

Стемнело быстрее, чем ожидалось. Шум автомобилей за окном стих. Вадик напряженно вслушивался в каждый шорох, боясь закрыть глаза. Старый дом словно медленно ворочался во сне, убаюкивая его своим монотонным сопением, убеждая в нереальности происходящего. Наконец, когда уже стало казаться, что ночь будет длиться вечно, в коридоре скрипнули половицы, и дверь открылась.

Хозяин вошел медленно, медленно отодвинул табуретку, неспешно сел. Он был немного выпивши – Вадик понял это по чрезмерной аккуратности движений и по характерному запаху. С отцом часто бывало подобное. Напрягшись, мальчик уперся спиной в стену, собрался с силами, приготовившись брыкаться, кусаться, плеваться – сражаться до последнего.

– Не спишь? – спросил зачем-то хозяин. – Хорошо. Не хотел тебя будить.

Успевшие привыкнуть к темноте глаза Вадика резал желтый свет, лившийся из приоткрытой двери. Вместе с ним в комнату проникал и запах: противный, приторный, резкий.

– Я ведь зачем пришел, – сказал хозяин. – Потому что ты последний. Никогда раньше я не говорил с вами. Нельзя, знаю. Строжайше нельзя. Стро-жай-ше. Но ты ведь последний. Больше никого не будет. Никогда. И вот я сидел там, размышлял об этом и вдруг понял, что никогда не говорил с вами. Только с ними. А они, хоть и великолепны, не могут заменить собой бытие целиком. В мире столько всего чудесного, а у меня остался последний шанс пообщаться с одним из вас, с последним. Больше я никогда не обагрю руки в крови.

Он коснулся пальцами колена Вадика, тот вздрогнул, отпрянув.

– Ты боишься, – невесело усмехнулся хозяин. – И правильно. Абсолютно правильно. Есть чего бояться. Нам всем есть. Но тут уж ничего не поделаешь, сила не дается просто так, ее нужно зарабатывать, и гримуары тоже не получаются из воздуха. Ты знаешь, что такое гримуар?

– Нет.

– Это такая книга. Очень могущественная книга. Вам в школе, наверно, говорят что-нибудь вроде этого про Библию. Слышал про Библию?

Вадик кивнул.

– Вот. Библия – просто старая умная книжка, ничего могущественного в ней нет, там просто слова. Слова, понятное дело, бывают разные, могут наполнять людей силой, но все-таки они всего лишь слова. А гримуар сам по себе способен на многое, сам по себе инструмент. Они известны с незапамятных времен. Я понятно объясняю? Тебе вообще, как, интересно?

Вадик снова кивнул, хотя рассказ похитителя его, естественно, не занимал – гораздо важнее было то, что тот не пытался его насиловать или убивать.

– И вот я почти дописал свой гримуар. Двенадцать лет работы. Детская кровь. Три дня, потом они вернутся. Книга будет закончена, и они смогут вернуться. Они ведь уже почти здесь – это мучает их невероятно. Все равно что ты бы прошел месяц по пустыне, страдая от жары и жажды, а потом добрался до озера в оазисе, и вдруг некая сила остановила бы тебя у самого берега. Вот она, вот она, вода, протяни руку – но не достаешь. Совсем чуть-чуть не достаешь. О, черт, они с ума сходят!

После этих слов хозяин хрипло засмеялся, закашлялся и замолчал, уставившись в пол. Вадик шмыгнул носом, попросил:

– Можно мне попить?

Мужчина поднял голову и несколько мгновений всматривался мальчику в глаза.

– Дочь у меня есть, девчонка вроде тебя, – сказал он и задумался. – Хотя нет, сейчас она уже старше должна быть. Я оставлю гримуар ей. Мне не нужны ни слава, ни сила. После того что я натворил, мне ничего не нужно. А ей могло бы пригодиться. Гримуар сделан так, что она сможет повелевать Пальцами. Понимаешь?

Вадик кивнул.

Хозяин нахмурился:

– Врешь, щенок. Ни хрена ты не понимаешь. Ни хрена ты мне не веришь.

– Верю, – запротестовал Вадик. – Верю. Можно мне, пожалуйста, попить?

– Пойдем, – процедил хозяин сквозь зубы, поднялся и, схватившись за веревку, стягивающую щиколотки мальчика, потянул к себе. – Пойдем, щенок. Сейчас сам все увидишь. Сейчас поймешь, что к чему.

Вадик тяжело охнул, упав с кровати на пол. Мужчина потащил его к выходу и выволок в коридор. Здесь запах – тот самый, отвратительно-приторный, – стал заметно сильнее, и, судя по всему, им предстояло добраться до его источника. Вадик прижал подбородок к груди, чтобы не биться головой о доски, но это явно было наименьшей из его проблем.

– Сам увидишь, – бормотал похититель, тяжело дыша. – Погоди, паренек, во всем убедишься.