Страница 16 из 22
Таня вошла в класс за две минуты до звонка, написала на доске число и тему эссе «Влияние Распутина на царскую семью. Мой взгляд». Это было первое, что пришло ей на ум, – объяснять сегодня все равно бы не получилось. Девятиклассники попробовали возмущаться, но когда она в ответ равнодушно попросила у них дневники для выставления оценки, принялись за работу.
Потек, потянулся рабочий день. К окончанию второго урока головная боль чуть поутихла, но все происходящее вокруг стало напоминать цветной бессмысленный мультфильм. Во время первой большой перемены Таня сидела в своем любимом кресле, а вокруг шумела учительская, распираемая разговорами о пропавшем Леше Симагине.
А потом она пыталась рассказывать в шестом «В» о нашествии варваров на Рим. Но урок шел криво, рассыпался на глазах. Рыжий, покрытый веснушками Кривошеев, лучший друг сбежавшего Симагина, нагло улыбаясь ей в лицо, вовсю доставал окружающих, плюясь жеваной бумагой в спины сидящих впереди.
– Татьяна Павловна, ну скажите им! – запищала очередная жертва.
– Эй, корова! – крикнул девчонке Кривошеев. – Я тя щас вырублю!
Это стало последней каплей.
Таня с размаха ударила ладонью по столу, так что подпрыгнули лежавшие на нем книги.
– Я тебя сама сейчас вырублю! – зарычала она. – Иди сюда!
В наступившей тишине Кривошеев лениво поднялся со стула.
– Чо я-то? – пробормотал он.
– Быстро! – Таня была в бешенстве. – Сюда, гнида! Ко мне!
Кривошеев нехотя подошел, опустив взгляд в пол. Таня, не вставая с места, отвесила ему гулкую затрещину. В последнее мгновенье удалось немного смягчить удар, поэтому Кривошеев, сильно покачнувшись, все же устоял на ногах. Девчонки захихикали. На задних партах кто-то коротко гоготнул.
– Иди на место, щенок! – рявкнула Таня. – Только вякни у меня еще раз, башку оторву тебе к чертовой матери!
Она почувствовала облегчение. Этот мелкий козел получил по заслугам. Дальше урок пошел гораздо проще, спокойней, даже головная боль почти исчезла. Ей удалось объяснить почти все, что было запланировано, а когда прозвенел звонок, каждый ученик аккуратно записал домашнее задание. Кривошеев тоже. Да, это была сила, которую они понимали. Боль доходит до всех, слова – только до некоторых.
Звонок. Звонок. Звонок. Таня раз за разом открывала двери для новых партий орущих, плюющихся, дерущихся уродов. На очередной перемене, не в силах оставаться в пустом кабинете наедине с грязным окном, Таня вышла в коридор, где почти сразу встретила Федора Петровича.
– О! Танюш, привет!
– Здравствуйте.
– Слыхала, что мой Королев учудил?
– Королев?
– Ну да, Вадик Королев. Крепенький такой мальчишка, светленький. Молчаливый.
– Я поняла, кто это. Что с ним случилось?
– Сбежал, паршивец.
– Как? – Таня была настолько изумлена, что даже тяжесть в висках на несколько мгновений исчезла. – И Вадик сбежал?
– Ну да, – широко улыбаясь, кивнул Федор Петрович. – Этой ночью. Родителям записку оставил и утек. Я вот до них только недавно дозвонился.
– Ничего себе.
– Караул, елы-палы. Сразу двое дали деру. Никогда о таком даже не слышал. Говорю же, уникальный класс. У-ни-каль-ный.
– А он-то куда рванул?
– Знали бы, давно уже поймали. Родители говорят, может, в Москву, к дяде подался. Ищут. Из милиции вон приехали, сейчас Дениску Лопатина допрашивают. Они вроде как друзья были.
– Понятно. А я-то думаю, что это у меня Королева на уроке нет. Странно, он такой спокойный всегда был, рассудительный. С чего ему из дома убегать?
Федор Петрович пожал плечами, отвел взгляд:
– От счастливого детства не бегут.
– Кстати, – Таня почувствовала, что краснеет, и огромным усилием воли удержала свой взгляд от сползания вниз, на носки туфель, – я вот только что напортачила в вашем классе. Не просчитала пару шагов.
– Что случилось?
– Дала по башке Кривошееву.
Федор Петрович невесело засмеялся.
– Ну, ничего страшного. Не ты первая, не ты последняя не смогла удержаться. Дело в том, что это для тебя он – единственный ученик, которого ты ударила, а для него ты – одна из множества женщин, от которых он получал по башке. Он уже забыл об этом, не переживай.
17
Вадик приходил в себя постепенно. Боли не было, но сознание наполняла память о ней, о жестких ладонях, скрутивших руки за спиной, о пахнущем пластмассой и бензином салоне старой «шестерки». Несколько мгновений все это по-прежнему казалось реальным, близким, и бездонная пасть смерти, сожравшая его, не желала отпускать. Но потом он все-таки понял, что жив. Жив и даже вроде бы цел. Однако особого облегчения это не принесло.
Сочился сквозь серые занавески тусклый свет, по ту их сторону невнятно шумели проезжавшие машины. Вадик лежал на продавленном диванчике в крохотной комнатке с выцветшими обоями и покрытым трещинами потолком. Здесь стоял еще небольшой стол с чистой, но тоже посеревшей от старости скатертью, на котором возвышался электрический самовар, а у дальней стены громоздился обшарпанный сервант, заставленный разнокалиберной посудой. Мальчик попробовал подняться и только тогда понял, что связан. Веревка крепко стягивала кисти рук, локти, колени и щиколотки. Все, на что он был способен в таком положении, это неуклюже извиваться, подобно огромному, толстому червяку. При мысли о червяках Вадик снова вспомнил прошлую ночь, то, что лежало под задним сиденьем «шестерки», совсем рядом с ним. Согнувшись, он свесил голову с дивана, и его тяжело, шумно вырвало.
– А! – раздался рядом спокойный голос. – С добрым утром!
Откашлявшись, Вадик поднял глаза. В дверях стоял невысокий, щуплый мужчина, почти уже старик, одетый в опрятный деловой костюм. Рот его кривился в усмешке, но глаза оставались холодными, а во всей угловатой, нескладной фигуре чувствовалась напряженность, словно он в любую секунду готов был броситься в драку.
– Добро пожаловать, – продолжал мужчина. – У меня, честно говоря, не так уж часто бывают гости.
Говорил он тихо, размеренно, почти даже ласково. Это же маньяк, понял Вадик. Похититель и убийца детей. Как в кино. Как в новостях. Ни капли не похож. Ни капли.
– Отпустите меня, – попросил он, сам не зная зачем.
– Нет, – отмахнулся мужчина и, отодвинув от стола небольшую табуретку, уселся на нее. – Ночью пришлось применить силу, сам понимаешь, особого выбора у меня не было. Весьма эффективно получилось, кажется. А?
– Развяжите руки, пожалуйста. Очень трет.
– Я даже не предполагал, что натолкнусь на тебя, знаешь? Просто мне было видение, из которого следовало, что нужно отправиться ночью в парк. Кто же знал! После такого поневоле начнешь верить в удачу, в высшие силы, а?
– Веревка очень жесткая. Больно.
Мужчина, прищурившись, взглянул на него, потом повернулся к окну и сказал:
– Ты должен стать последним. Надеюсь. Все будет закончено, и мне наконец удастся отдохнуть. Хоть немного, но отдохнуть. Я так долго ждал. Понимаешь?
Вадик отрицательно помотал головой, но похитителю, судя по всему, не было до него никакого дела. Он продолжал задумчиво смотреть в окно и еле слышно говорить:
– Но нужно подождать еще чуть-чуть. Луна займет правильное положение только через пару дней. Они могут выследить меня. Они уже пришли, уже здесь. Ходят по улицам, вынюхивают, высматривают. Ищейки. Псиной воняет так, что и покойник бы учуял. Надо заняться безопасностью.
Он вдруг повернулся к Вадику, спросил, чуть повысив голос:
– Как там вас сейчас в школе учат, сколько человек сможет прожить без еды и без воды?
– Без воды три дня, – ответил Вадик. – А без…
Но похититель уже не слушал его. Бормоча «Три дня, три дня, в самый раз», он поднялся, аккуратно поставил табуретку на прежнее место, направился к двери. Уже почти закрыв ее за собой, он вдруг остановился и, обернувшись, сказал:
– Да. Можешь кричать, звать на помощь, сколько душе угодно. Хоть весь изорись. Никто не услышит. Проверено.