Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 47

Ахметсафа с Ахметханом как обычно спали в сеннике. Если бы они зашли в этот момент в дом, то стали бы свидетелями душераздирающей сцены: их несчастный отец стоял коленопреклоненным на молитвенном коврике, не стесняясь льющихся по лицу слёз, и, забыв про намаз, слал проклятия тем негодяям, что сорвали Гаит, испортили народу праздник и подняли руку на молящихся старцев. Слёзы стекали по его седой бороде на ворсистый намазлык, но Мустафа даже не замечал этого. Он ни на минуту не сомневался, что среди окаянных молодых безбожников, осквернителей храма и истязателей стариков, был и его сын Ахметсафа. Впрочем, это уже ни для кого не было тайной…

Гаит, праздничный молебен, превратился в чёрный день для жителей «второй Мекки». Молодёжь пыталась доказать свою непричастность к вакханалии в мечети, но им никто не верил, наоборот, с каждой попыткой оправдания они получали новую порцию народного гнева. Мустафа снова слёг, сражённый горем, а когда, наконец, стал подниматься на ноги и какой-то мрачной тенью бродить по двору, в деревню вернулся живым и невредимым первый муж Шамсии Фатхулла. Шамсия, как водится у женщин, сразу упала в обморок, а потом, набравшись смелости, пошла в дом родителей Фатхуллы. Оттуда она вернулась, почерневшая от горя и унижения. Фатхулла с ней даже разговаривать не стал, не удосужился выслушать её объяснения, лишь толкнул её, зарёванную, к двери:

– Иди отсюда! Иди к мужу! Нечего тебе здесь делать!

После этого жизнь в доме старухи Таифе превратилась в ад…

Уезжая в Оренбург, Ахметсафа хотел взять с собой и младшего брата Ахметхана, но мачеха яростно воспротивилась этому и сердитой осой жужжала под ухом Мустафы:

– Не вздумай отправлять Ахметхана в этот институт богохульцев! Неужели одного уруса в семье тебе не хватает? К тому же в доме ни одного работника не остаётся. Посмотри на себя: какой из тебя работник? Спину выпрямить не можешь, еле по двору ходишь… Ты что, и младшего сына хочешь лишиться?..

Мустафа отмалчивался.

…Вечером накануне ухода из деревни в Оренбург Ахметсафа с Ахметханом поздно легли спать. Они тщательно готовились в путь, снова и снова проверяя и перебирая вещи. Обычно они забирались на сеновал и за разговорами о прекрасном будущем незаметно засыпали. Но в тот день они решили ночевать не в сеннике, а дома, как того хотел отец. Дело в том, что увидев, как после ужина сыновья снова собрались ночевать в сеннике, Мустафа нарушил своё многодневное молчание и сказал:

– Чуть ли не до первого снега на сеновале спали. Хватит… Ночуйте сегодня в доме, в тепле…

Спорить с отцом не хотелось, хотя братья уже привыкли к сеновалу. Дома почему-то не спалось. Разговаривать не решались, боясь нарушить тишину спящего дома. Долго лежали братья без сна, ворочаясь на своей постели…

На рассвете Ахметсафу разбудил полустон, полуплачь мачехи. Почуяв недоброе, он мигом вскочил со своей постели.

– Вставайте, Ахметсафа-а!.. Поднимайтесь!.. Отец ваш… А-а-а!

Ахметсафа понял: случилось что-то непоправимое. Сердце бешено заколотилось, взламывая грудную клетку. В ушах зазвенело так, что барабанные перепонки готовы был полопаться. Какое-то мгновение он стоял будто оглушённый. Голова гудела… Весь мир гудел и стонал, насквозь пронизанный и ошеломлённый тревогой, вслед за которой вот-вот грянет землетрясение и наступит хаос… Ахметсафа не стал будить сладко спавшего брата, лихорадочно сунул ноги в сапоги и выбежал во двор.

…Тихо…Никого…Но дверь сенника неестественно распахнута. Оттуда доносился приглушённый стон… Юноша рванулся туда… Мачеха вцепилась обеими руками в косяк двери, будто боясь от неё оторваться, и тихо, судорожно плакала.

– Что случилось? Отец… Где? – дрожащим голосом спросил он.

В ещё неверном свете утренней зари он увидел исказившееся лицо мачехи.





– Отец ваш… наложил на себя руки… Довели вы его, негодяи… Безбожники проклятые…

Шамсия сделала шаг внутрь сенника, но тут же отступила. От страха её всю трясло… Она указала дрожащей рукой…

– На верёвке… Под сеновалом…

…Похороны отца слились в один сплошной кошмар. В смерть отца не хотелось верить. Ахметсафа несколько дней ходил как невменяемый, пребывал в какой-то оглушительной прострации.

Родичи, соседи, весь люд каргалинский считали его виновником в смерти отца. Все наперебой хулили его… Если бы он не примкнул к безбожникам, то не стал бы осквернять мечеть. Если бы он не забивал досками двери храма… если бы он не избивал молившихся аксакалов… Тогда Мустафа со спокойной совестью пошёл бы в мечеть, и не случилось бы трагедии… Много, очень много горьких слов пришлось тогда выслушать почерневшему от горя Ахметсафе…

Но долго так продолжаться не могло. Надо было продолжить учёбу, ведь этого хотел и отец. Ахметхан вдруг передумал поступать в институт и нанялся батраком к горбатому Бадрутдину. В Оренбург Ахметсафа отправился один. Месяца через два, уже после сороковин, он ещё раз приехал в родное село, но наткнулся на запертые двери. После исчезновения сына старуха Таифе поселилась у дочери в Оренбурге и редко наведывалась в деревню. Ахметсафа в тревоге побежал искать брата. Ахметхан спокойно, в отцовской манере, объяснил ситуацию. Оказывается, мачеху и маленькую Биби забрал к себе Фатхулла… Сначала Шамсия была категорически против этого. Она чуть ли не взашей прогнала пришедшего к ней мириться Фатхуллу.

– Надо смириться с судьбой, посланной нам Аллахом! Такова, значит, моя участь! И пока не поставлю детей на ноги, пока они не станут совершеннолетними, я этот дом не покину! – сказала она.

Надо сказать, что дом, где Шамсия так мало прожила с Фатхуллой до его ухода на фронт, тоже сгорел дотла в девятнадцатом году, и Шамсия, возможно, боялась, что оставшийся без жилья Фатхулла предъявит свои права и вовсе оставит Шамсию без дома. Так это было или нет, остаётся только гадать. Во всяком случае, переговоры завершились подписанием не только мирного, но и нового брачного договора, никаха. А неделю назад Фатхулла забрал жену и падчерицу к себе, то есть в родительский дом.

Ахметсафа в беспокойстве за сестрёнку побежал в дом Фатхуллы, хотя, видит Бог, ох, как не хотелось ему туда идти. Шамсия с Фатхуллой, видимо, заранее договорились и постарались успокоить Ахметсафу:

– Не волнуйся за Бибкей, она нам как родная дочь. Пока мы живы, ни один волос не упадёт с её головы, ни одним словом не обидим, да и другим не позволим обидеть её. Поверь нам!

Ахметсафа сразу заметил произошедшую с мачехой перемену. Шамсия помолодела, посвежела лицом, движения её стали плавными, а глаза так и светились радостью и лаской. Она была необыкновенно мягка к Ахметсафе, предупредительна и ласкова. Потчевала его чаем, всякими кушаньями и всё приговаривала:

– Никто из вас не будет нам чужими, вы для нас близкие люди. Не беспокойтесь и не думайте о нас плохо. Заходите к нам в любое время, оставайтесь у нас, сколько захотите. Двери нашего дома для вас всегда открыты! Всем места хватит…

А Фатхулла сидел и поддакивал… М-да… Дивные дела творятся под небесами…

Шамсие было чему радоваться. С Фатхуллой помирилась. Женщина, наконец, познала мужскую ласку, по которой тосковала все последние годы. Все противоречия и споры были решены, обиды и упрёки забыты. Для улаживания конфликта особенно постарался Фатхулла. Он нашёл того солдата из Биккулово, который принёс Шамсие весть о его смерти. Действительно, они воевали вместе, и Фатхулла тоже был тяжело ранен, но выжил, можно сказать, чудом, много месяцев провалявшись по госпиталям. Писем он решил не писать, надеясь рассказать обо всём при возвращении. Но когда его, наконец, выписали из госпиталя, грянула революция, гражданская война… Снова фронт, кровь, тысячи смертей… Из посланных Фатхуллой весточек дошла всего лишь одна, та самая записка, которую показали Шамсие… Однополчанин Фатхуллы очень был огорчён и раскаивался, что невольно взял на душу такой грех и ввёл солдатку в заблуждение. Оказалось, что его подстрекал сказать неправду, вернее, выдать желаемое за действительность, всё тот же неугомонный Валькай хаджи, положивший глаз на красивую молодуху. Все последующие недоразумения случились в конечном счёте из-за этого лжесвидетельства. Удостоверившись в подлом обмане, Фатхулла остыл, оттаял душой, переменил своё отношение к Шамсие. Дни, в один из которых их посетил Ахметсафа, были наполнены для воссоединившейся четы светом истинного счастья, теплом нерастраченной любви, которую они сохранили, несмотря на все невзгоды и препятствия. Иногда они долго-долго смотрели друг на друга, словно не веря, что они действительно вместе и теперь уже ничто, никакая сила, не разлучит их…