Страница 3 из 6
В-третьих, говорить о «завершении эпохи холодной войны и мирового идеологического противостояния» тоже несколько наивно, особенно если иметь ввиду распад СССР, после которого каждое отделившееся государство было вынуждено из мирного сосуществования вступить в систему «идеологического противостояния», а то и открытой войны. Отрезвев от «преобразований» народы поняли, что эпоха холодной войны не завершилась, а только сделала очередной шаг. А «горячих конфликтов» стало не меньше, а в разы больше.
В-четвёртых, столь же наивно полагать, что «к началу XXI века ушли в прошлое и терзавшие философию на протяжении последних столетий революционные идеологии». Они ещё напомнят о себе. А вот что касается русской философии, то она к началу XXI века сделала огромный шаг не вперёд, а назад, вновь сдав свои позиции теософии, и снова превратившись в служанку теологии. С 90-х годов прошлого века большинство учебников по философии всё чаще стали напоминать учебники теософии. И пока сами философы сомневаются, является ли философия наукой, теология на государственном уровне была признана научной дисциплиной. Конечно, о революционных идеях в философии тут и заикаться было бы странно.
Исходя из этого становится также понятна наивность следующего заявления Труфанова:
«Впервые за полтора тысячелетия философия осталась наедине с собою и вздохнула свободно. Она наконец-то перестала быть чьей-то прислугой и обрела возможность заняться наведением порядка в своём собственном хозяйстве».
Увы, это весьма и весьма поверхностный взгляд на состояние русской философии человека, считающего, что причины, дискредитирующие философию, имеют временный, а не постоянный характер. Это притом, что он назвал пока только две из четырёх существующих дискредитирующих причин. Возможно, Труфанов считает, что исчезновение партийной цензуры, которая присутствовала в СССР, сделало русскую философию свободной. Увы, это не так. Исчезновение партийной цензуры сделало философию свободной только от партийной цензуры. Но в природе не бывает пустых мест, они тут же заполняются другим содержанием. Из социалистической и атеистической страна практически в одночасье стала капиталистической и религиозной. Одна идеология была заменена другой. Всего лишь. Очень наивно полагать, что философии это никак не коснулось. Называть это свободой философии я бы повременил. Хотя, конечно, издавать сегодня можно что угодно, особенно за свой счёт. Капитализм всё-таки. Конечно, трудно поспорить с тем, что определённых свобод стало гораздо больше: публикуй, что хочешь. Но уголовная ответственность за оскорбление чувств верующих на всякий случай у нас вступила в силу. А, кроме того, само по себе слово сильно теряет свой вес там, где трибунов просто перестают слушать, так как каждый имеет свою трибуну, с которой вещает, не слушая остальных. Это заслуга интернета. Примерно в такой ситуации находится сегодня современная русская философия. Свобода это или анархия? Сказать не берусь, ведь кто-то видит и в анархии свободу, а кто-то даже назовёт её матерью порядка. Хотя я, в принципе за свободу слова.
Возможно поэтому Труфанов (и не только он) заговорили вдруг о «наведении порядка» в философии, которая, по словам автора, обрела свободу. А может, пусть в ней царит анархия, если это и есть свобода? Но нет, Труфанов заявляет:
«Теперь ей предстоит в кратчайшие сроки, по сути, заново воссоздать себя в качестве самостоятельной и востребованной обществом науки. Для этого ей требуется объяснить всем: зачем она нужна, чем она отличается от других наук, что нового и необходимого она может дать людям? И главное, что она должна сделать, – раскрыть себя как сформировавшуюся систематическую науку во всём богатстве своего содержания.
Всё это и призван отразить новый учебник, с которым философии предстоит войти в образовательный процесс третьего тысячелетия».
Отмечу, что многие вопросы Труфанов ставит тут вполне правильно. Однако беда в том, что каждый философ отвечает на эти вопросы по-своему, как те люди, которые имеют каждый по трибуне и не слушают соседа. Как же философы собираются договариваться между собой? Вот какой вопрос меня интересует больше всего. По каким критериям? Кого будут слушать, а кого игнорировать?
К тому же, чтобы стать «самостоятельной и востребованной обществом наукой», как того хочет Труфанов, философия должна хотя бы стать наукой и чётко определиться с тем, что она, собственно, собой представляет. Ведь даже этот важнейший вопрос философы до сих пор не могут решить, и многие относят его к «вечным философским вопросам», о чём пишут в учебниках по философии. Как дать определение самой научной философии, если ещё никто из философов чётко и однозначно не ответил на четыре основных определяющих вопроса философии о её сути, смысле, задаче и цели:
– какова основная суть философии?
– каков основной смысл философии?
– какова основная задача философии?
– какова основная цель философии?
Конечно, философы пытались ответить на эти вопросы, и каждый отвечал по-своему. Одни путали и смешивали эти по сути разные и чёткие понятия, другие давали на них частные, а не общие ответы, выдавая второстепенное за основное. Однако за тысячелетия к общему мнению философы так и не пришли до сих пор. Как же прикажете делать из философии науку, если философы не могут дать определённый и однозначный ответ хотя бы на один из этих четырёх вопросов? Ведь тогда ваша наука не будет иметь либо цели, либо задачи, либо смысла, либо сути. И что можно сказать о философии, если хоть один из этих вопросов остаётся не решённым? А ведь они всё ещё не решены! Во всяком случае, ни в одном учебнике по философии, ни в одной философской работе я не встречал чётких ответов на эти вопросы, тех ответов, которые приняли бы все остальные.
В своей книге «Научная философия как она есть (Философия для молодых)», о которой я уже упоминал, на все эти вопросы я предлагаю свои ответы, позволившие мне дать вполне ясное определение именно научной философии. Но примет ли это «учёный свет философии»? В этом у меня пока большие сомнения.
Труфанов, как видим из его статьи, тоже пытается дать свой ответ хотя бы на один из этих вопросов, – о цели философии. Так, он пишет:
«Цель философии, или зачем она нужна? Все добываемые человечеством знания о природе и о самом себе изначально пребывают в форме простого скопления множества рядоположенных фактов и сведений. Но поскольку сам мир представляет собой нечто целое, то, следовательно, все разрозненные знания о нём должны быть сведены в одну общую картину, показывающую его как единое целое. Спонтанно, сама собой, такая целостная картина мира в сознании людей не возникает. Для её создания требуется целенаправленная деятельность нашего интеллекта, задача которого заключается не только в производстве отдельных знаний, но и в приведении их к такому всеобщему единству. Вот эту работу по созданию единой картины мира, показывающей его как целое, призвана выполнять философия. С этой целью она родилась на свет ещё задолго до появления всех других наук, и никто эту цель не отменял».
То есть, если выразиться короче и точнее, то цель философии – создание объективной картины мира. Именно объективной, а не какой-нибудь другой. Если бы Труфанов так и написал, что я полностью согласился бы с ним, но он пишет об «единой картине мира, показывающей его как целое». А это не совсем то, что определяет цель философии.
Давайте разберём, в чём тут разница. Во-первых, понятно, что, когда говорится о «картине мира», то уже само собой подразумевается, что она должна быть цельная, так как речь идёт о целом мире, а не о его части. А во-вторых, нужно понимать, что картина эта может быть, как объективной, так и не объективной. И именно этот вопрос наиболее важен при разговоре о философии. Ведь созданием «целостной картины мира» в некотором смысле занимается не только философия, но и религия, и мифология, и иногда искусство, которые весьма далеки от объективности. Поэтому, когда говорится просто о «создании единой картины мира», мы не может определённо ответить, идёт ли речь о философии, или о религии, или о мифологии. Но когда говорится о «создании объективной картины мира», то уже ясно, что речь идёт именно о науке, в данном случае о научной философии.