Страница 12 из 32
Снабженная всеми этими материалами, Екатерина Васильевна, будучи на приеме у Петра Ниловича Дем[ичева], подняла этот вопрос довольно остро. О результатах такого «демарша» Татьяна Львовна сообщила мне следующее (цитирую): «Во-первых, относительно картин m-me Стиббе: П. Н. сообщил, что этот вопрос им недавно поднимался, но ему доложили, что m-me Стиббе отказалась подарить картины. Однако вчера уже была на руках копия “памятной записки” С. Н. и ваши письма, так что вовремя (хорошо “вовремя”!!! – П. Б.) вспомнили о дарственной, был вызван помощник и отданы распоряжения немедленно заняться этим делом. Относительно квартиры Ю. Н. теперь говорится, что вопрос о Богдановой может быть решен только самим С. Н., т. к. его последние слова при прошлогоднем визите были: “Богданову пока не трогайте”. Однако просят передать, что уже отдано распоряжение об описи всех ценностей и что будет установлен надлежащий контроль, дабы исключить дальнейшие “подарки”. Это первый шаг. Остальное зависит от решения С. Н. Во всяком случае, было сказано, что как только им будет выражено письменное свое решение по этому вопросу, то будет и решение Министерства. Как видите – все это результат нашей переписки и, очевидно, нужно поспешать с нахождением формы, дабы не заморозить все на точке контроля».
П. Н. оставил у себя материалы и копии моих писем к Татьяне Львовне.
В последнем письме (от 29 марта) Татьяна Львовна сообщила: «Матушка просит передать, что в квартире Ю. Н. уже произведен “учет”, правда, она просит, чтобы кто-нибудь по “естественным” каналам постарался проверить, как это сделано, дабы в случае каких-нибудь недоразумений скорректировать “опечатки”. Сейчас все дела перешли к помощнику П. Н., а он в хороших отношениях с матушкой, и они вдвоем будут стараться “утрясти” теперь все детали. Во всяком случае, желательно как можно быстрее иметь на руках письменные пожелания С. Н.».
Я, конечно, обо всем сразу же информировал С. Н. и послал ему «проект» письма к П. Н., которое как бы явилось детализацией оставленной «памятной записки». Основные предложенные мной положения предусматривают на первых шагах: взятие на учет всех ценностей на квартире Ю. Н.; контроль над использованием всех архивных материалов, а следовательно, и возможных на их основе публикаций; контроль над использованием картин, как на выставках, так и при показе их на месте; официальный протест С. Н. против пользования Богдановой двойной фамили[ей].
Я не знаю – откуда появились версии об отказе Стиббе от подарка и о том, чтобы Богданову «не трогать». В «памятной записке» уже было предложено взять ценности квартиры Ю. Н. на учет. Трудно, конечно, сейчас сказать, как точно С. Н. примет мои предложения и как их оформит. Однако, судя по его последним письмам, а также письмам З. Г., ввиду того, что после его отъезда дела на квартире Ю. Н. «активизировались» в нежелательном направлении, сам С. Н. занял в отношении к И. М. более жесткую позицию. У него был даже разговор по этому поводу с нашим послом. Не исключаю, что он и в дальнейшем будет действовать через посольство, но уже с учетом заново сложившейся обстановки. Трудно предрешать, насколько хватит «запала» в Министерстве культуры, а также какие «контрмеры» юридического характера будут приняты Богдановой-Васильчик. Ведь уже сам факт взятия «на учет» означает непризнание ее претензий на право наследования имущества Ю. Н. Поэтому, конечно, очень важно знать, как все это прошло и как было принято. Однако никаких «естественных» контактов с Богдановой-Васильчик у меня сейчас нет, да ведь и трудно наладить что-то «естественное» там, где все в высшей степени «противоестественно». На всякий случай я написал Борису Алексеевичу и еще одному знакомому в Москве, чтобы сообщили мне, если услышат о каких-то переменах на квартире Ю. Н. Но, само собой разумеется, абсолютно никаких подробностей я никому не сообщал, так же как и стимулов, которыми перемены могут быть вызваны. Как, когда и чем все это кончится, – сказать сейчас трудно. Поэтому обо всем этом пишу только Вам. В своих предложениях к С. Н. я выдвинул идею о создании комитета на общественных началах, который взял бы под контроль архив Ю. Н. и использование его для публикаций. В дальнейшем могут быть найдены и другие, более эффективные «формы», но, как мне представляется, на первых шагах необходимо создать что-то, что незамедлительно могло бы действовать в направлении полного контроля над фирмой «Богданова-Васильчик» в направлении ее ликвидации как юридически-правовой единицы. С этой стороны можно ожидать и наибольшего противодействия. Во всяком случае, все это получило сейчас какой-то новый ход, за которым необходимо следить и, в меру возможности, который нужно регулировать. Вместе с тем, все это еще находится на той начальной стадии, на которой необходима сугубая осторожность. Поэтому и более широкая информация вряд ли сейчас будет полезна. Сообщите, пожалуйста, Людмила Васильевна, о Вашем отношении к сложившейся новой ситуации, а также о малейших новостях, которые станут Вам известны. Со С. Н. у меня по этому вопросу продолжатся контакты. В самом конце апреля или в начале мая я приеду в Москву, тогда можно будет все обсудить подробнее, но и до этого хотелось бы иметь от Вас известия.
Всего самого светлого.
Дорогой Володя,
Получил Ваше письмо. У нас с поездкой на юг ничего не получилось. У Галины Васильевны обнаружился редидив с расстройством щитовидной железы, и врачи противопоказали ей южное солнце. Так что сидим дома. Правда, работы хватает и дома. Не знаю – откуда подбегает, но чувствую, что со всем, что надо, не очень-то справляюсь. Я полагал, что после Юбилея схлынет переписка, но вышло совсем наоборот. Интерес к Н. К. все больше, и подошло много новых корреспондентов, среди них и очень перспективны[е] и интересны[е].
Вы сообщаете, что готовитесь к Циолковским чтениям. Есть ли у Вас книга Циолковского «Монизм Вселенной», Калуга, 1931 г.? Если нет и Вам нужна, то сообщите. У меня есть перепечатка.
Философия, конечно, значительно сложнее, чем наше понятие о мировоззрении как таковом. Кроме всего прочего, это еще и наука о мышлении. И именно в гносеологической сфере философии как науки у нас мало что сделано. Правда, мы признали, что научные открытия XIX–XX вв. нанесли неотразимый удар по т. н. метафизическому материализму (это достаточно хорошо раскрыл Энгельс и сформулировал Ленин), однако и диалектический материализм – во всяком случае некоторые его ортодоксальные основные положения – получил рикошетом удар, парировать который не в состоянии тем оружием, которым считает себя вправе пользоваться. Процитирую Вам из выступления Д. И. Блохинцева на Всесоюзн[ом] совещании по вопросам естествознания (1958 г.): «…Прогресс был бы гораздо большим, если бы не спотыкались в течение многих лет на очень простых вещах. Эти простые вещи сводились к тому, что достаточно было кому-то заметить, что тот или иной факт или теория могут быть связаны или истолкованы в духе идеализма или позитивизма, как полностью отвергалось все содержание, связанное с этими фактами или теориями. Можно сказать так: если имелся котел с хорошим материалистическим борщом, то достаточн[о] было кому-то сказать: а там есть идеалистический таракан, – то этот котел немедленно опрокидывался, и потом очень трудно было разобрать, каков был борщ и был ли в нем таракан». Академик прав. К сожалению, охота за тараканами до сей поры не ослабевает и методы этой охоты не меняются.
Есть ли у Солимана Ивановича телефон? В конце апреля или в начале мая я должен быть в Москве. Может быть, и с Вами повидаемся?
Большой привет от нас Наташе.
Всего самого светлого. Пишите.
Душевно Ваш.