Страница 16 из 32
Шло время, и в городе налаживалась нормальная жизнь. Победными салютами отгремел конец войны. Город восстанавливался, а потом стал неудержимо расти. Но то, что теперь возникало, было совсем не похоже на его старую часть. Все было новым и волнующим. Город Старого короля становился все меньше и меньше, а новый Таллинн все больше и больше. Поднимались многоэтажные дома, появлялись широкие площади, и люди, казалось, стали забывать о том темном и горьком, что принесла с собой Война. Но это только казалось. Просто память Войны ушла куда-то вглубь, уже не проявлялась внешне, но продолжала жить и жечь. Каждый носил эту боль памяти в себе. Хранитель знал это хорошо. Каждый раз, когда он шел по старинной улочке алхимиков, он почти физически ощущал, как ствол винтовки упирается ему в спину, и, помимо его воли, возникало стертое и размытое лицо под черной офицерской фуражкой. Вновь оживало то сентябрьское утро 1941 года.
…Когда я познакомилась с Хранителем, он был уже немолод, но сохранял юношескую живость и то прекрасное чувство юмора, которое, видимо, не раз помогало ему в его сложной и беспокойной жизни. Теперь Хранитель жил уже не в Таллинне, а небольшом поселке, неподалеку от города. Поселок окружали просторные поля и сосновые леса, которые начинались тут же, за чистой неширокой речкой. В старинном баронском парке стоял фамильный склеп, похожий на кирху, а за развалинами замка в заросшем пруду цвели кувшинки. Около пруда на высоком дереве жили аисты. На заходе солнца они слетались на камни развалин, степенно прохаживались по ним и, перескакивая с камня на камень, взмахивали крыльями. И эти крылья в лучах заходящего солнца окрашивались в розовый цвет, делая птиц похожими на далеких экзотических фламинго. В поселке было немноголюдно и тихо. И было слышно, как поют птицы в ветвях ив, растущих у старой мельницы.
Мы гуляли с Хранителем по старинному парку и о многом говорили. Но с чего бы ни начинался наш разговор, он неизменно переходил на Мастера. Хранитель свободно ориентировался в море самых разнообразных и часто труднообъяснимых фактов, связанных с его жизнью. Он знал на память все даты этой удивительной жизни и часто мог по-своему объяснить побудительные мотивы поступков Мастера. Почему тот поступал так, а не иначе и почему в своих странствиях предпочитал одну страну другой. И за этими мыслями вслух и рассуждениями Хранителя стояли его собственный богатый человеческий опыт и Знание, обретенное им в постоянном, хотя и не прямом, общении с Мастером. В небольшом, уютном кабинете Хранителя на полках стояли аккуратно пронумерованные папки с письмами и рукописями Мастера, подборками статей о его жизни и творчестве, многочисленными газетными вырезками. На всем этом лежала какая-то странная и неизгладимая печать Времени. Времени, в котором жил Мастер и через которое прошел сам Хранитель. И хотя этому уникальному архиву теперь ничто не угрожало, тем не менее Хранитель счел необходимым передать самые значительные письма Мастера в Государственный архив литературы и искусства. Он всегда щедро делился своими материалами с другими, именно для этих целей он и спасал свой архив тогда, в горящем Таллинне, в сентябре 1941 года. Другие писали работы о Мастере и в сносках ссылались на архив Хранителя. Но самую главную работу написал он сам. Это была подробная биография Мастера. Когда Хранитель передавал в московский архив письма Мастера, о нем самом была составлена необходимая в таких случаях справка. На справку я наткнулась в одной из папок в его кабинете. Вот она: «Беликов Павел Федорович, родился в 1911 году в Нарве, постоянное место жительства в Таллинне. В конце тридцатых годов работал в советском представительстве “Международная книга” при Таллиннской фирме “Тээкооль”. Переписывался с Н. К. Рерихом с 1936 по 1940 гг. При отъезде из Таллинна в 1941 г. оставил свой архив в нескольких местах, частично он погиб. В ЦГАЛИ передается несколько писем 1938–1939 годов. Даритель – автор ряда работ о Н. К. Рерихе, в их числе – “Рерих и Горький”, вступление к публикации “Листов дневника” Н. Рериха в альманахе “Прометей”, кн. 8, 1971 г., “Рерих”, издательство “Молодая гвардия”, серия ЖЗЛ, 1972 г., “Рерих и Индия”, сб. “Страны и народы Востока”, выпуск IV, Индия». Как видите, в справке были упомянуты имена и Мастера, и Хранителя. Поэтому нет больше оснований называть их так. У каждого из них были свое имя, отчество, фамилия и годы жизни.
И каждый, кто хочет теперь написать о Мастере, не может обойтись без названных в справке трудов. Павел Федорович не только сохранил свой бесценный архив, но и сделал первый шаг на пути познания великой души и деяний Мастера, жизнь которого еще до конца нами не разгадана и не понята. За этими шагами последуют шаги других и, возможно, путь этот станет бесконечным…
Гунта Рудзите
Поэт и борец, биограф Николая Рериха
Больше всего меня сблизила с Павлом Федоровичем Беликовым (1911–1982) работа над его книгой о Н. К. Рерихе для серии «Жизнь замечательных людей».
Я знала о Павле Федоровиче уже давно. Знала, что еще до войны у него была небольшая группа людей, изучающих Живую Этику. Знала, что его работа в «Международной книге» дала ему возможность помогать книгами Н. К. Рериху и особенно Ю. Н. Рериху. Знала, что он переписывался с Николаем Константиновичем и получил от него 15 писем, 8 копий которых были присланы Рерихами моему отцу, Рихарду Яковлевичу Рудзитису (1898–1960), для ознакомления: Рерихи всегда просили Латвийское общество Рериха взять шефство над Литовским и Эстонским обществами, как более молодыми.
Мой отец еще до войны переписывался с П. Ф. Беликовым и встречался с ним лично. Павел Федорович бывал и у нас, в основном после войны. Помню, как две недели он жил в маминой комнате и не отрываясь, целыми днями работал над нашим архивом (у него был договор насчет книги о Н. К. Рерихе). Он присутствовал и на похоронах отца осенью 1960 года.
Многое о Беликове запечатлено в отцовском дневнике, который сейчас готовится к печати минским издательством «Лотац». Приведу один фрагмент.
«В Таллинн я приехал воскресным вечером, 21-го августа. Нашел гостиницу и, так как не было еще поздно, отправился в “Номме” – зеленый район – к Беликову. Так как последующие дни я провел у него, то и глубже соприкасался с душою его и его жены. Они оба очень серьезные люди, может быть даже слишком для своего возраста: ему лишь около 27 лет. Только что поженились. Жена, наверное, должна будет ехать в провинцию учительницей, ибо он сам очень мало зарабатывает в книжном магазине. Его жена также в группе изучающих Живую Этику, где кроме них обоих лишь трое. В Учение он углубляется и старается также осуществлять в жизни. У него был туберкулез, теперь уже осилен. Мать совсем больная. Так жизнь для них – большое напряжение. Я верю, что для Беликова и его жены еще впереди этапы развития. Главное, они все хорошо понимают и подходят к Учению с глубочайшим интересом и серьезностью. Советуются по вопросам Учения с некоторым нашим членом общества. Но хотелось бы как-то видеть больше звучной широты. И его статья о Н. Рерихе как мыслителе немного интеллектуальна. Все-таки все развитие еще перед ним». (5 октября 1938 г.)
Сохранилась и часть писем Павла Федоровича к Рихарду Яковлевичу.
В Риге П. Ф. Беликов посещал также родственницу жены – Лидию Жейбе – маму Ксении Рудзите, которая защитила магистрантскую работу о нашей коллекции картин Н. К. и С. Н. Рерихов и сейчас руководит русским отделом нашего Государственного Художественного музея. Лидия Жейбе-Рудзите также была работником музея.
После ухода отца П. Ф. Беликов познакомился с оставленным им архивом. Ему требовалось уточнить разные сведения, и между Павлом Федоровичем и мною возникла оживленная переписка. Теперь уже я, в то время студентка искусствоведческого факультета Рижской Академии художеств, ездила к нему.