Шепот пепла

– И как? – не то расплакалась, не то рассмеялась Сиина. – Мне пойти собой торговать? Я бы и пошла, да кто на такую взглянет, а, Астре? Кто взглянет?

– Последи за языком. – Калека смахнул на пол горсть опилок. – Твое дело – убирать дом, готовить еду и смотреть за младшими. Остальное мы сами решим.

Решат они, – огрызнулась Сиина, тут же деловито выметая мусор из щели между окном и рядом табуретов. – Много вы нарешаете. Один безногий, второй без костей в языке, третий нюня, а четвертого любое дитя вокруг пальца обведет. – Она вдруг замерла и прислушалась к нарастающим звукам шагов из сеней. – Явились твои решатели. Гремят-то как, балбесы. Всех перебудят.

Медленно, с каким-то воркующим скрипом приоткрылась дверь. Астре встрепенулся и замер, ловя каждый шорох. Из прохода разило самодовольством и тихой, безропотной жалостью. Чувства перекрывали, перебивали друг друга.

– Заходите скорей! Холоду напустите!

Покачнулись от сквозняка ожерелья на балках – заготовленные с лета сушеные корни лопуха, нарезанные кольцами. Они ждали своего часа, чтобы окунуться в кипящую воду вместе с веточками укропа, мяты и прочей съедобной травы. С вечера прошел дождь, и Сиина представила с расстройством, сколько грязи притащили в дом бестолковые мальчишки. На крыльце так уж точно натоптано, а ведь отмывала вчера ледяной водой, пока руки не задубели.

Первым внутрь протиснулся Рори. Даже в сиреневом полумраке раннего утра Сиина разглядела его покрасневшие глаза и мешки под ними. К пятнадцати годам круглолицый Рори уже оброс первой редкой бороденкой, но внутри остался дитем и рыдал по поводу и без. Вот и в этот раз что-то ранило его до глубины души. Иремил объяснял – у Рори просто такая Цель. Она называлась то ли сочувствием, то ли жалостью. Вихрастый, чуть сутулый, но крепкий, как дубовый табурет, Рори молча прошествовал в общую комнату и встал спиной к Сиине, грея руки у зева печи.

Следом в проеме появилась сияющая физиономия четырнадцатилетнего Марха. Его узкое лицо с острыми чертами, обрамленное копной спадавших до плеч каштановых волос, лучилось восторгом. Если глянуть разом на Рори и Марха, в жизни не угадаешь, что случилось, пока не расспросишь обоих. Но расспрашивать было и не нужно. Марх длинными богомольими руками сгреб Сиину в охапку вместе с метлой и звонко чмокнул в щеку. От него пахло потом, чесночным хлебом и редькой.

– Привет, сестрица! Ты бы хоть причесалась. Страшна, как прошлогоднее пугало!

– Фу-ты! – Сиина отпихнула его. – Чего опять у Рори глаза на мокром месте?

– А вот чего!

Марх с воодушевлением вытащил из-за пазухи заячью тушку.

– Ох! – Сиина всплеснула руками. – Попался-таки!

– Дак он, похоже, с вечера в капкан угодил. Маялся, бедняга, до утра, верещал, как младенчик. А там уж я его успокоил. Шею, значит, свернул.

Рори шумно всхлипнул, Сиина молча погладила его по светлой макушке.

– А этот опять реветь начал! – возмутился Марх. – Я ему говорю: «Дурак, мы теперь супа с мясом поедим!» А он ревет! Так бы и врезал ему, да тогда ведро для его соплей подставлять придется.

– Хватит, – сказал Астре. – Мне надоел твой ядовитый язык.

– Ну так оторви его, – пожал плечами Марх. – Буду калекой, как ты. Только догони сначала! Давай, прыгай с подоконника и беги за мной на своих культяпках!

Он хохотал до тех пор, пока тяжелый кулак Рори не стукнул его по затылку. Марх даже согнулся.

– Боров! – бросил он, обернувшись. – Тебе надо было дитем на всю жизнь остаться, раз так соленую пускать любишь. А то вымахал, мышцами забугрился. Больше всех жрешь, что ли?

– Тише ты! Я тебя за патлы оттаскаю, если детей разбудишь! – шикнула на него Сиина.

– Я его сам оттаскаю, – буркнул, шмыгнув носом, хмурый Рори.

– И так-то они хвалят кормильца! А чьи силки зайца словили, а? Кому спасибо?

– Ну, хоть в чем-то ты молодец, – отстраненно согласился Астре, и все разом замолкли.

Слышалось сопение детей, чуть потрескивал огонь в топке, но кроме этого не раздалось ни звука. По лицу Марха расплылась торжествующая улыбка. Он ничего больше не сказал, а стал снимать с себя вещи и вешать возле печи, чтобы горячим воздухом прогнать из них сырость туманного утра.

Сиину пронзила горечь. Она глянула на заячью тушку почти с ненавистью. Этот кусок мяса так важен и нужен сейчас, что его добытчик заслужил даже похвалу Астре. Значит, все и в самом деле плохо. Иремил не вернется. Они уже выживают. Только теперь по-настоящему, без ожидания чуда, когда в дни последних подъеденных крох, как бы подгадывая нужное время, появлялся прималь. Приносил хлеб, масло и мясо. Раздавал леденцы всем, даже самым старшим, и оставался с семьей на долгую зиму, чтобы вместе есть горячие пироги, учить порченых чтению и письму, рассказывать истории о мире.

Чуда больше не будет. У девушки мелко задрожали плечи. Стоя над распростертым на столе зайцем, она пустила две слезы. Рори подошел к ней, погладил по спине нагретой печным жаром ладонью. От переданного тепла кожа покрылась мурашками. Рори жалел то ли зайца, то ли Сиину. Он думал, сестра так огорчилась из-за зверька.

Марх цыкнул и махнул на них рукой. Похвала до сих пор питала его, и он удержался от язвительного словца. Целью Марха была правда, но пока еще парень не понимал, как доносить ее должным образом. Он просто выплевывал все, что крутилось в голове, расточал направо и налево ядовитые уколы, издевки и шутки, за которые получил немало обидных прозвищ.

Сиине было неспокойно. Чувство, липкое и неприятное, забилось в грудь комком, не давая дышать.

– Что-то случится сегодня, – шепнула она едва слышно, и дрогнувшее сердце подтвердило догадку.

Натужно заскрипело колесо нового дня. Медленно перекатывались минуты-спицы до тех пор, пока не проснулись дети. Сиина не успела опомниться, как послышался топот босых ног, и с обеих боков к ней приникла пара сонных галчат.

– Есть хочу! – требовательно сказала рыжая веселушка Яни, обняв сестру изо всех сил.

Сиина улучила минутку, чтобы погладить ее по голове. Она знала, как это важно для Яни, старавшейся восполнить нехватку ласки и больше всего на свете любившей обниматься. Она была самой младшей из всех, бойкой, храброй и неугомонной. С трудом верилось, что у них с плаксой Рори одна и та же Цель – сочувствие.

– Ты кашу сварила? – поинтересовался здоровячок Дорри – лупоглазый веснушчатый мальчишка с большим ртом и русыми волосами до плеч, такими гладкими, будто он старательно причесывался целое утро, а не только что оторвал голову от подушки.

Дорри родился с Целью правды, но, как водится, ничуть не походил на Марха. Его научили молчать, и научили жестоко, поэтому в первый год мальчик совсем не разговаривал. К Иремилу он попал настоящим скелетиком, все не мог наесться и после каждого обеда жалостливо выпрашивал у Сиины сухари, да так и растолстел. Затем вытянулся, перегнал лишний вес в рост, но его все равно ласково называли здоровячком.

– Ой, а кто это? – встрепенулась Яни, увидев добычу Марха. – Пушистенький!

– Он мертвый? Мертвый, да?

– Нет, он спит!

– Сама ты спишь, у него шея свернута!

– Зайчик, ты спишь? Это зайчик, да?

– Это не зайчик, это ваш обед, – хмыкнул вернувшийся Марх. – Мною, между прочим, добытый. Сам словил, сам прибил. Так что спасибо скажите, малявки!

– Я не буду его е-е-есть! – разревелась Яни.

– А я буду! – честно сообщил Дорри.

– Ох и шумные вы! А ну не путайтесь под ногами, не то без завтрака оставлю! – прикрикнула Сиина, и две юлы тотчас принялись нарезать круги в стороне от нее.

Колесо дня набирало обороты, подминало под себя тревогу и дурное предчувствие. До самой ночи юная хозяйка скребла и мыла, кормила и поила, скоблила заячью шкурку, разнимала ссоры, хвалила и ругала.

Только с наступлением темноты усталая, с налитым свинцом телом и гудящими ногами старшая для всех сестра смогла присесть. Она примостилась на подоконнике напротив Астре и под мерный шум дождя принялась штопать латаные-перелатаные штанишки здоровячка Дорри. Липкий комок в груди снова разросся, но Сиина отгородилась от него. В это время все уже спали. Даже Марх и Рори на полатях перестали драться за одеяло и мерно сопели спиной друг к другу.