Страница 3 из 15
Мощный музыкальный акцент, написанный композитором Эдуардом Артемьевым для испаряющегося следа от чашки, и сам след – финальная точка в эпизоде, выражающая смысл всей сцены. Яркий звуковой образ в спокойной и тихой, немного странной сцене говорит нам о том, как на самом деле были реальны и дороги сердцу мальчика люди, оставшиеся в его памяти. Мы же еще раз видим, с каким мастерством и талантом использовал Тарковский синтез звукового и зрительного образов в кино для осуществления своего замысла.
Эпизод «Продажа сережек». 1.17.25-1.24.24
Это щемящий и яркий эпизод детства, каким увидел его Тарковский в своем фильме.
Во время эвакуации мать приводит Игната в дом, где пытается продать сережки. Матери становится дурно от голода. Хозяйка дома предлагает ей зарезать петуха. Она не в силах этого сделать. Все просто, никакого нажима и мало текста.
Мальчик сидит один в малоосвещенной комнате бревенчатого дома. Очень крупный план керосиновой лампы, которая гаснет, и фитиль громко, мягко и низко пфукает. Входит хозяйка, спрашивает: «Погасла? Почему вы сидите в темноте?». Казалось бы, какая связь между фитилем и матерью, такой одинокой и незащищенной, стоящей перед благополучной и довольной собой женщиной?
Обычно, гаснущий фитиль керосиновой лампы почти не слышен и, во всяком случае, неинтересен, ничего общего не имеет с тем, что мы услышали. Звуковое решение эпизода, как и всего фильма, очень точно, объемно и красиво. Мягкий, очень низкий и, вместе с тем, ясный звук гаснувшего фитиля подчеркнул паузу ожидания в чуждом мальчику доме. Этот звук запомнился ему, как и ощущение несчастья голодных, беспомощных людей. И мы воспринимаем этот образ, мастерски воплощенный в фильме, так же остро.
Георгий Данелия «Кин-дза-дза!». Премия «Ника» за звук в 1986 году
Эпизод «Пепелац. В пустыне». 0.06.00-0.19.50
На этой картине я работала, начиная с подготовительного периода до самого конца производства, закончив финальной перезаписью. Первая же встреча с Георгием Николаевичем Данелия показала мне, насколько полно и ярко сложился для него звуковой образ фильма во время работы над сценарием, прочитав который, я подумала об очень модной в то время электронной музыке и о неких странных звуках. «Странных звуков и электроники не должно быть. Все звуки совершенно реальны», – сказал
Данелия. «Но звуков этих кораблей не существует и их двигателей тоже». «Делайте из чего хотите. Вы видели эскизы «Пепелаца»? Это замечательный ржавый корабль. Неважно, что он будет сделан из фанеры. Я хочу иметь на нашей планете новую реальность, именно реальность, без всякой синтетики. Полная тишина и никаких странных звуков». «Что же будет звучать тогда? Шаги по песку почти не слышны. Текста мало. Чем же заполнить эту новую реальность?». «А колокольчики? Вы читали сценарий? У них же в носу колокольчики! При каждом движении они звенят. Корабли должны ржаво скрипеть, и будет звучать тихая, немного печальная музыка Канчели. Ну, может быть, иногда ветер, очень ненавязчиво. Вот и все». Я поняла, что Георгий Николаевич весь существует уже в этой реальности, в которую мне еще предстояло войти.
Синтезатор, который я считала необходимым для работы на этой картине, я получила, но электронных звуков из него не извлекала. Сверлильные и режущие станки, моторы старых машин, строительная техника и специально записанные скрипы – вот что с помощью синтезатора стало основой шумов, как их теперь называют, «эффектов» в картине «Кин-дза-дза!». Эти фактуры нужно было менять по скорости и тембру, чтобы отождествить со взлетами, полетами и посадками чудных, ржавых, старых кораблей. Кроме того, я должна была иметь варианты звучания «мотора Пепелаца», один из которых сможет пробиться в тот мир, в котором существовал режиссер Данелия, автор и создатель «новой реальности».
Работа эта была интересна, кропотлива и необозрима, и ею я занималась с начала подготовительного периода и почти до самого окончания производства. Так постепенно и сложился звуковой образ фильма, став ему родным.
Тихо и нежно звенели колокольчики в носах у наших любимых всеми героев, звучала замечательная, немного печальная музыка Канчели и ржавые скрипы старого корабля «Пепелаца» с мотором, сделанным из стонущих ударов «бабы», забивающей сваи на стройке. Это был мир, задуманный и осуществленный сценаристом и режиссером Георгием Данелия, абсурдный и тоскливый, смешной и печальный и, вместе с тем, такой понятный и близкий. Звук колокольчиков подчеркивал тишину, и иногда был слышен ветер, записанный в пустыне Каракумы.
Френсис Форд Коппола «Крестный отец»
Эпизод «Майкл в больнице». 0.52.50-0.58.25
На дона Корлеоне совершено покушение, и теперь, тяжело раненный, он в больнице под охраной. Получив сообщение о готовящемся втором покушении, Майкл поздно вечером приезжает к отцу.
Мы видим, как к больнице подъезжает автомобиль, выходит Майкл и стремительно направляется к входу. Охраны нет. Он быстро поднимается по лестнице, идет по пустому коридору. Звучит тихая, зловещая музыка и гулко раздаются шаги Майкла в пустом помещении. Постепенно мы начинаем различать звук далекого голоса, повторяющего одно слово: «Tonight». Майкл идет на этот звук, постепенно приближающийся.
Наконец, можно узнать голос Фрэнка Синатры, это пластинка, которую заело, и никто ее не останавливает. А это значит, что нет никого не только поблизости, но и вообще в этом помещении. Дон Корлеоне один, без охраны, и некому ему помочь. Мы понимаем это вместе с Майклом, который срывается с места и бежит в палату отца, не зная, что с ним. Голос, одно слово, звучащее в тишине, является ключом к эпизоду, неся в себе тревогу и информацию об опасности, угрожающей дону Корлеоне.
Эпизод «Майкл в ресторане». 1.12.24-1.17.02
Дон Корлеоне в тяжелом состоянии и отстранился от дел. Решено, что Солоццо и Макклоски, которые стоят за покушением, необходимо убрать. Майкл берет это на себя.
Война между кланами идет не на жизнь, а на смерть из-за наркобизнеса, к которому пытаются привлечь семью Корлеоне.
Майкл в ресторане на переговорах с Солоццо и Макклоски. Обыскав его, они заказывают еду, не зная, в отличие от зрителя, что пистолет спрятан в туалете. Просят принести дорогое вино, название которого нам неизвестно. Официант обязан открыть бутылку в их присутствии. Мы видим бутылку и пробку, которую он медленно вывинчивает штопором. В паузе, возникшей в разговоре людей, готовых убить друг друга в любую секунду, преувеличенно ясно слышен тихий скрип пробки.
Таким мы увидели этот эпизод, один из лучших в фильме, и таким он был задуман автором в сценарии. И мизансцена, и персонажи, и то, как распределен диалог во времени, все сошлось в паузе со скрипом пробки, который на самом деле не мог быть услышанным. Он нужен был режиссеру, чтобы зритель почувствовал, насколько напряжены нервы у всех.
Один маленький скрип использовал Френсис Форд Коппола вместо, например, тревожной музыки или истерических криков персонажей. Всеми этими средствами режиссер владеет мастерски и чрезвычайно экономно. Об этом говорит звуковое решение любого его фильма. Такой высокий уровень работы со звуком встречается нечасто, как и тонкое плетение всех компонентов канвы фильма, которое только и могло поднять фильм о мафии до явления в кинематографе.
Отар Иоселиани «Жил певчий дрозд»
Эпизоды «Пролог + Театр» 00.00.49–00.05.19, «Ночь» 00.11.03–00.18.36, «Репетиция» 00.21.53–00.24.43, «Часовая мастерская» 00.28.05–00.31.31, «Театр. Вечер» 0.52.14-0.54.40, «Театр. Аплодисменты» 00.56.15–00.58.32, «Ночь» 01.10.32–01.17.44
Первый эпизод фильма – пейзаж с водопадом в городском парке. Сквозь грохот воды и шум города мы слышим тихую скрипку, звучит нежная мелодия, которая обрывается. Молодой человек, задумавшись, сидит в траве с карандашом и нотами. Мелодия снова начинает слабо звучать в исполнении флейты и замолкает, накрытая шумом города, – это пролог фильма.