Самаия

Дорога вскоре перешла в узкую тропу над берегом реки, и ветви низко растущих деревьев били всадника по лицу мокрыми от росы листьями, снимая сонливость и усталость долгого пути. Взбодрившись и ускорив бег лошади, он чуть не наскочил на двух странниц, шедших по извилистой тропе. Женщины испуганно вскрикнули, одна отскочила в сторону, другая успела лишь повернуться, но он удержал коня.

-- Прошу прощения, калбатоно, -- извинился всадник.

С лица женщины, закутанной в черное покрывало на него взглянули черные внимательные глаза. Глаза, прекрасные как у Богоматери, но более требовательные, вопрошающие, пронизывающие до глубины сердца.

-- Светлейшая царица, -- выдохнул он.

-- Господь да пребудет с тобой, Давид, -- раздался глубокий грудной голос Тамар.

Давид Сослани спешился и преклонил колено. Тамар велела ему встать, и воин медленно пошел рядом с царицей. Ее прислужница, Мариам, и его оруженосец вели позади уставших коней.

-- Третьего дня Георгий скончался, -- сообщил царице Давид.

-- Да обретет душа его Царствие Небесное, -- ответила та, осеняя себя крестным знамением.

В ответ Давид дернул головой, подзывая поближе оруженосца.

-- Это еще не все вести, царица.

Оруженосец, совсем мальчишка, неожиданно рухнул на колени в дорожную пыль, не выпуская из одной руки поводий. Вблизи было заметно, что одежда на нем с чужого плеча, а неловкие движения принадлежат скорее, книгочею, нежели воину.

-- Светлейшая... человек, к-которого доставили к нам в обитель по твоему п-приказу... Он умер.

-- Когда?

-- Вчера п-поутру. Перед смертью он все м-мычал... -- послушник смущенно замолчал, но, встретив требующий продолжения взгляд царицы, добавил: -- Махал руками, словно х-хотел что-то сказать... и я догадался, что он просил бумагу и п-перо. Он... пытался что-то написать, но б-боюсь, у него не получилось. Там одни каракули.

-- Отдай мне, -- властно протянула руку царица.

Нашарив в складках одежды, вестник протянул ей свиток. Было еще недостаточно светло, чтобы можно было что-нибудь разобрать на пергаменте. Впрочем, царица и не пыталась. Отвернувшись от спутников, она несколько мгновений молча стояла на берегу.

-- Воистину печальные вести, -- наконец, сказала Тамар, глядя на рассветный туман, стелящийся над рекой. -- Слишком часто в последнее время приходится молиться об упокоении души дорогих мне людей.

-- Прости, что огорчил твое сердце, -- горячо сказал Давид, не выдержав мысленного сравнения этой взрослой, умудренной жизнью и болью женщины с образом смеющейся юной девочки с черными тугими косами, ожившим в его воспоминаниях. "Я с радостью отдал бы душу, чтобы вновь увидеть улыбку на твоих устах".

Царица зашагала вперед по тропинке, и ни Давид, ни слуги не стали нагонять ее, давая Тамар время побыть наедине с ее горем. Лишь когда она обернулась и остановилась в ожидании, Давид приблизился вновь.

-- Светлейшая царица, есть еще одна весть, о которой ты, впрочем, догадываешься. Я получил предписание оставить Ташискари и отправляться с посольством к кипчакам вместо князя Джакели, -- он старался говорить так, как подобало обращаться к царице ее подданному, пусть даже другу детства и дальнему родственнику. -- Я не мог отправиться в путь, не получив твоих указаний.

-- У меня остается все меньше возможностей не только выиграть в борьбе, но даже вести ее, -- глаза царицы гневно блеснули. -- Все меньше преданных людей вокруг. Поезжай и постарайся собрать сведения, узнай, каков он, этот русийский князь, каковы его нравы, его слабости, привычки. Узнаешь что-то важное -- постарайся прислать мне подтверждение. Если будет еще не слишком поздно.

-- Царица, одно твое слово, и я останусь. Моих людей из Ташискари вместе с людьми Кубасара хватит, чтобы защитить тебя до тех пор, пока на помощь не подойдут преданные тебе войска. Можно похитить русского, и тем самым отсрочить свадьбу.

-- Мы слишком слабы, чтобы взять власть одним ударом. Затяжной междоусобной войны допустить не должно -- она ослабит царство, а у нас слишком много врагов.

Давид, соглашаясь с ее доводами, опустил голову.

-- Тогда мне нужно отправляться немедленно. Путь не близкий, но клянусь тебе жизнью, царица, я переверну небо и землю, чтобы успеть.

-- Благодарю тебя, Давид, -- ответила Тамар. -- Помолимся вместе перед дорогой, ведь ты тоже знал и любил каждого из них, -- глаза царицы встретились с его глазами, и вновь он ощутил, как похож ее лик на иконописные лики Божьей Матери -- та же неутолимая скорбь в очах.

В часовне под колеблющимся светом лампады и свечей Тамар развернула пергамент. Послушник не солгал, говоря о каракулях, -- на листе было всего три неразборчивых закорючки, первую из которых царица, впрочем, сумела прочесть -- "Тамо" -- и позволила остальным, нечитаемым расплыться перед глазами, полными слез...

-- Он отнял у меня все! -- память услужливо воссоздала яростный жест, которым Демна ударил кулаком о стену. Удар повторился еще несколько раз, с каждым разом слабея. -- И ничего не отдаст... -- Демна опустился на землю у крепостной стены. Место было их детским убежищем, здесь никто не мог их подслушать -- во всяком случае, так хотелось думать обоим. Тамар сделала шаг вперед и положила ладонь на плечо любимого. Неделю назад ей исполнилось двенадцать -- вполне подходящий возраст для замужества. И пока Демна просил ее руки у отца, она истово молилась, с замирающим сердцем прислушиваясь к звукам в отцовских покоях. -- Мы могли бы править вместе, Тамо. Ты и я... Что тут такого? Мы всего лишь двоюродные... В Константинополе женятся на падчерицах, престарелых тетушках, бывших монахинях, императрицы выходят замуж за евнухов... а тут... ну, конечно, это страшный, небывалый грех... двоюродные... Лицемер проклятый! Клятвопреступник! -- Демна снова ударил кулаком о камни крепостной кладки. -- Ведь он поклялся, на смертном одре моего отца дал клятву передать мне власть, когда я вырасту! Наш прадед Давид принял бразды правления у своего отца в шестнадцать! Мне уже семнадцать и, знаешь, что он говорит?! -- от избытка чувств у Демны перехватило горло. -- Чтобы править, сначала нужно жениться! Но не на тебе. Он уже нашел подходящую невесту. -- Царевич рассмеялся безрадостным, злым смехом. -- Старшую дочь амирспасалара Орбели. Да, ту, про которую говорят, что она бесплодна как библейская смоковница. Прекрасная невеста для царя, не находишь? Самая подходящая, дядя лично выбирал!

Тамар помнила свадьбу Демны: тяжелую, полную свечного дыма и благовоний духоту Светицховели, непроницаемое лицо новобрачной с опущенными глазами и бешено стучащий пульс в жилке на блестящем от пота виске жениха. Помнила, как стояла рядом с отцом, чувствуя тупую ноющую боль в груди и мечтая упасть в обморок, чтобы не видеть...

Тамар надеялась, что свадьба примирит отца с Демной, поможет любимому получить то, чего он желал и на что имел полное право -- царский венец. И себя, и ее Демна тешил мыслью, что, став царем, сможет избавиться от навязанной жены, уговорить уйти в монастырь. Тамар возражала ему, что это грех, но влюбленное сердце билось быстрее при мысли, что еще не все потеряно, что они еще смогут быть вместе. Нет, конечно, та юная Тамар никогда бы не воспользовалась шансом, добытым такой ценой, даже если бы он действительно выпал, но...

Несколько месяцев спустя царь Георгий объявил старшую дочь своей соправительницей, окончательно отстраняя Демну от престолонаследования.

-- Твердость руки -- первейшая основа царства, основа основ. Наш предок Давид понимал это, ты понимаешь, я знаю на горьком опыте, а Демна... Ты женщина, Тамар, но воля и дух твои тверды, тверже, чем у него. Видела бы ты, как он пришел просить твоей руки -- будто нищий милостыню! Разве мужчина, разве царь так должен себя держать? Любой супруг будет жерновом на твоей шее, Тамар, но более всех -- Демна, потому что он одной с тобой крови, а значит, его слово всегда будет больше твоего, ведь ты женщина. Не он будет мужем царицы -- ты будешь лишь женой царя! При нем и через него дидебули растащат страну на кусочки! Все, на что положили жизнь наши предки, начиная с Баграта и заканчивая мной, пойдет прахом! Ты сама возненавидишь Демну, изо дня в день наблюдая его слабость, борясь с нею, вместо того, чтобы радеть о величии и процветании царства, запомни мои слова. Лишь тебе одной я могу доверить трон, -- намертво впечатались в память Тамар слова, сказанные отцом в ночь накануне ее помазания на царство. Слова, запечатавшие в горле все доводы и мольбы, что она приготовилась произнести.