Страница 9 из 17
<b>Как период истории</b> Пергамская церковь приблизительно соответствует эпохе вселенских соборов. Характерной чертой этого периода является борьба со лжеучениями. Обоюдоострый меч при таком понимании может означать разделение между истиной и заблуждением, православием и ересью. В эти века отпали, отделились от истины целые сообщества, целые территории и народы: ариане, аполлинаристы, несториане, монофизиты и др. Также в эти века были созданы направленные на защиту православной истины величайшие произведения святоотеческой письменности.
Слова о вкушении победителями сокровенной манны, о белом камне и новом имени могут относиться к монашеству, переживавшему в эту эпоху свой золотой век и явившему многочисленные и яркие образы теснейшего соединения человека с Богом, преображения и обожения человеческой природы.
В эпоху вселенских соборов христианство становится государственной религией, Церковь подпадает под опеку земных правителей, и это имеет как положительную, так и отрицательную сторону. Например, если мы вспомним, что среди византийских императоров были еретики, покровительствовавшие ради государственных интересов лжеучениям и бывшие гонителями святых: Иоанна Златоуста, Максима Исповедника, Феодора Студита и др., то слова о престоле сатаны и об умерщвлении верного свидетеля Антипы как-то сами собой вспоминаются.
18 И Ангелу Фиатирской церкви напиши: так говорит Сын Божий, у Которого очи, как пламень огненный, и ноги подобны халколивану:
Город Фиатира был центром ремесел: в нем процветала текстильная, кожевенная и обувная промышленность.
В книге Деяний упоминается жительница Фиатиры по имени Лидия, по своей профессии торговавшая багряницей (Деян. 16, 14). Также в Фиатире было развито производство меди и бронзы. В настоящее время на месте древней Фиатиры расположен турецкий город Акхисар с населением около 100 тысяч человек.
«очи, как пламень огненный, и ноги подобны халколивану»– см. комм, на 1, 14–15. Так как в городе действовало много литейных цехов, сравнение с огнем и халколиваном должно было быть особенно понятно фиатирцам.
19 знаю твои дела и любовь, и служение, и веру, и терпение твое, и то, что последние дела твои больше первых.
«последние дела твои больше первых» – трудно сказать, за что именно удостоились фиатирцы такой похвалы. Может быть, у них происходил духовный рост, или изменялась, проникаясь христианским благочестием, сама их жизнь, или же успешно распространялось Евангелие среди язычников. Или же имело место все это вместе взятое.
Вообще рост, движение вверх – очень важная черта для христиан. Истинная христианская жизнь возможна только в движении: остановка движения вверх является не остановкой, но началом движения вниз. Забывая заднее, простираюсь вперед, говорил апостол Павел.
20 Но имею немного против тебя, потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное.
Некоторые считают, что имя Иезавель употребляется здесь в смысле нарицательном, являясь олицетворением некоторого гностического лжеучения. Другие же видели в Иезавели реальное историческое лицо: лжепророчицу, жившую в Асии в I веке.
Прообразом фиатирской лжепророчицы является известный ветхозаветный персонаж – израильская царица Иезавель, жена царя Ахава. Она была дочерью финикийского царя и известна тем, что отвращала народ Божий от поклонения истинному Богу, насаждая языческие культы Ваала и Астарты. Она истребила Божиих пророков и собрала вокруг себя четыреста пятьдесят лжепророков вааловых. Она запятнала себя неистовым язычеством, развратом, чернокнижием и многими другими беззакониями.
Чему учила фиатирская Иезавель, доподлинно неизвестно. По мнению некоторых, ее учение сводилось к тому, что христианам следует подстроиться под жизнь окружавшего их языческого общества.
Нужно вспомнить, что языческая религия насквозь пронизывала жизнь античного человека. Почти все государственные, общественные, культурные, народные, семейные традиции так или иначе были связаны с язычеством. Все общественные праздники, все семейные, или военные, или местные городские торжества включали в себя приношение жертвы какому-либо чтимому богу и употребление в пищу идоложертвенного. Например, в случае семейного праздника собравшиеся родственники приводили в храм жертвенное животное – быка, овцу и др., которое закалывалось, и мясо разделялось на три части: одна сжигалась на жертвеннике перед изображением бога, вторая доставалась жрецам, а третью отдавали приносившим жертву людям. Из этой последней приготовлялись блюда, которые и съедались за праздничным столом, иногда здесь же, в трапезной храма, а иногда дома.
Совершенно очевидно, что участвовать в таких праздниках (а они случались часто) христиане не могли. Также совершенно очевидно, что их неучастие бросалось в глаза и его невозможно было скрыть. Через такое свое поведение христиане становились белыми воронами, что, конечно, почти всегда рождало у населения неприязнь по отношению к ним.
В качестве иллюстрации этой типичной для первых веков ситуации можно указать на жизнеописание святых мучеников Фиатирской церкви: епископа Карпа и пострадавших с ним Папилы, Агафодора и Агафоники (память 13/26 октября). Святые были обвинены перед римскими властями именно в том, что не участвуют в гражданских языческих празднествах. После этого они были арестованы и преданы на мучения и казнь. Произошло это в 251 году, в царствование императора Декия.
Касательно Фиатиры исследователи указывают, что там проживало много ремесленников, которые объединялись в промышленные товарищества – гильдии. У каждой гильдии был свой бог, считавшийся покровителем их ремесла и товарищества. Конечно, в честь этих богов-покровителей периодически устраивались празднества, в которых были обязаны участвовать все члены гильдии. Ремесленники-христиане, следовательно, ставились перед выбором: или участвовать в идолослужении, или выйти из гильдии. Последнее же почти всегда означало крах и разорение. И вот в таких непростых условиях как нельзя более востребованными оказывались учения, позволявшие христианам компромисс с язычеством. Может быть, Иезавель как раз и предлагала некоторую доктрину, из которой следовало, что, участвуя в повсеместном идолослужении, христиане не нарушают своей верности Христу, а просто отдают дань традиции. Как николаиты, ссылаясь на дарованную христианам свободу (все мне позволительно – 1 Кор. 6, 12), утверждали, что не обязательно ограничивать похоти плоти, так и она могла утверждать, что не обязательно уклоняться от государственных, общественных и семейных языческих мероприятий, почитаемых в античном мире основой культуры и процветания.
Или же акцент в учении лжепророчицы мог быть несколько иным – подобным известной масонской теории о двух церквах: внешней, видимой, обряды которой полезны только для профанов, и внутренней, невидимой, к которой имеет доступ владеющая «знанием» элита. Следуя этой доктрине, многие представители европейской аристократии позднего Средневековья[34] и Нового времени, состоя в разного рода оккультных организациях и масонских ложах, считали для себя вполне допустимым участие в христианском богослужении, которое повсеместно было принято в качестве государственного и от которого им невозможно было уклониться. Относясь с пренебрежением к официальному христианству, они, видимо, считали, что своим присутствием в храмах отдают неизбежную до времени дань человеческому невежеству. В душе же и в частной жизни они оставались верными антихристианским идеалам своих лож[35].
34
Характерно, что именно высокому и позднему Средневековью соответствует Фиатирская церковь как период истории.
35
Сходное явление можно наблюдать и в русском обществе XIX века, когда многие увлекались мистикой, масонством, околохристианскими и псевдохристианскими учениями таких, например, авторов, как Я.Бёме, Э. Сведенборг и проч. При этом внешнюю сторону православия эти люди, как правило, более или менее соблюдали.