Порочный праздник (ЛП)

– Я горжусь тобой. Ты начала этот бизнес только пять лет назад, и тебе уже предлагают пятимиллионный выкуп? Есть, чем гордиться.

– Да. Действительно. Я просто хотела, чтобы они… понимаешь, беспокоились о чем-то другом, кроме мой личной жизни. Как будто их волнует только то, замужем я или размножаюсь. И если я не замужем и не размножаюсь, то, по крайней мере, могла бы заниматься чем-то более уважительным, например, преподаванием. Что-то, что не подразумевает грязь, червей и волдыри.

– Тебе не нужно, чтобы родители говорили тебе, что гордятся тобой. Знаешь, почему?

– Потому что ты гордишься мной?

– Потому что ты гордишься собой.

– Ну…

– А разве нет, Кловер? Я бы гордился. Я бы уже всем позвонил и кричал об этом. Тебе можно гордиться собой.

– Я горжусь собой.

– Да, черт возьми.

Он вытянул руку, чтобы дать ей пять, и она увидела, что он не шутил про кровоточащие ладони. У него на руке лопнула мозоль.

– О, Боже, Эрик. У тебя мозоли.

– Все в порядке. Одна мозоль. Немного спирта, пластырь, и со мной все будет хорошо.

– А другая рука?

– Не смотри. Пожалуйста. Я тут пытаюсь потрахаться.

– Ты все еще собираешься трахаться. То, что ты мне предложил прошлой ночью, не подразумевает использование рук. Твои руки будут привязаны к кровати.

– Греби быстрее, Кловер. Греби как ветер.

Кловер никогда в жизни не гребла так быстро.

Глава 11

Эрик проснулся в среду утром и увидел прекраснейший в своей жизни вид. Первые лучи рассвета пробивались сквозь деревья и распространяли солнечный свет по всему озеру. А рядом была Кловер, ее светлые волосы распущены по плечам, она стояла на коленях на краю кровати, обернувшись в белые простыни и наблюдая рассвет через стеклянную стену напротив их кровати. Она наблюдала за рассветом, а он - за ней.

Длинный косой луч пробивался через окна. Белые простыни превратились в золотые, а Кловер, как кошка, потянулась к свету, умостившись на своей стороне кровати лицом к озеру. Эрик подвинулся к ней и молча обнял, целуя обнаженную шею и плечи. Через пару часов они уже уедут, поэтому нужно успеть насладиться кроватью, видом и друг другом.

– Ты снова мужественный, – сказала Кловер.

– Я? Прости, это все кедр, – ответил мужчина, а она рассмеялась.

Она попыталась повернуться к нему лицом, но он остановил ее, положив руку на бедро.

– Не двигайся, – приказал он. – Не пропускай рассвет. Единственно прекрасный, который нам довелось увидеть на этой неделе.

Кловер осталась лежать на боку, глядя на окна, а Эрик продолжал целовать ее спину, пробежав пальцами по волосам. Вне сомнения, он был привязан к этой женщине. Вчера он испытал волнующее смущение, когда Кловер сказала, что она хотела бы с ним встречаться. Он поздравил себя с тем, что сохранил спокойствие, хотя внутри танцевал от счастья. И если ему удастся пережить День Благодарения, не совершив глупость, как например, сказать ее семье, что они придурки, тогда, может быть, просто может быть, между ними есть что-то особенное.

Эрик пробежал пальцами по нежной коже живота и бедер Кловер. Она тихо дышала и испытывала наслаждение от его прикосновений. Он сделал все, что мог, чтобы компенсировать потраченное на этой неделе время. Не было ни одного сантиметра ее тела, которого он бы не коснулся, не поцеловал бы, ни одной позиции, которую они хотя бы не попробовали, ни одной фантазии, которую бы они не обсудили. Он не мог поверить, что она действительно согласилась привязать его к кровати вчера после возвращения с гребли. Большинство женщин, с которыми он встречался, испытывали дискомфорт от подобного, о чем он и сказал Кловер. Она ответила, что сможет узнать, нравится ей или нет, только если попробует хоть раз. И так как у него не было подходящего ответа на это заявление, они, безмятежные, решили все попробовать.

Но этим утром он хотел только заниматься с ней любовью, пока всходило солнце, и просыпалось озеро. Он поднял ногу Кловер и закинул ее на свое бедро. Пальцами он нашел ее влагу и понял, что она готова. Вчера у них был секс, но она все еще была мокрой и открытой. Она легко приняла его пальцы, тихо застонав от наслаждения. Он потер головкой члена ее половые губы, а пальцами дразнил клитор. Солнце осветило комнату, когда он вошел в нее медленным длинным толчком.

Он зарычал, когда входил. Ее жар был чистым блаженством, сосредоточенным вокруг его члена. В этой позе он мог двигаться сильно или быстро, что ему нравилось. Но вместо этого он вошел нежно и неторопливо, очень неторопливо, потому что мог делать это всю оставшуюся жизнь, пока был с Кловер.

– Ты такая горячая внутри, – признался он ей на ухо, пока ласкал и покусывал ее мочку. – Я люблю твою киску.

– Она тебя тоже, – произнесла она.

Он обхватил ладонями ее груди и сжал, толкнувшись бедрами. Кловер застонала, выгибая спину, чтобы принять его. Эрик обожал то, как она любит его член и не боится показать и сказать это, и наслаждается каждым его сантиметром. Когда солнце полностью показалось над деревьями, и величественный вид вулкана Худ засиял вдалеке, Эрик перевернулся на спину, потянув за собой Кловер, и она оказалась сверху. Он облизал два пальца и коснулся ее там, где их тела соединялись. Она была такой влажной, влажной и набухшей, набухшей и пульсирующей. Другой рукой он аккуратно ущипнул ее соски, приласкал их, потянул, сделал все, чтобы Кловер продолжала дышать вот так, будто она находилась на краю оргазма и хотела жить на этом краю.

Они оба находились на краю чего-то ужасающего и прекрасного, как тот древний активный вулкан по ту сторону озера. Эрик приподнял таз, чтобы проникнуть глубже, и Кловер выдохнула, и это был звук необузданного желания. Он ощущал ее оргазм кончиками своих пальцев, словно тысячи нервных окончаний взорвались в одно мгновение. Слышал и ощущал его очень сильно. Его голова опустилась с кровати, и он ощутил боль в области живота. Он полностью потерял контроль и кончил в нее, наполняя, пока его семя не вышло из нее прямо на него. Это было сексуально и грязно одновременно, и он сомневался, что Кловер понимала, насколько много значило для него, что она позволяла ему входить в нее, что она не просто впускала его, что она хотела этого, ей это нравилось, неважно, насколько беспорядочно это было. Вся жизнь была беспорядочной, и он хотел жизнь рядом с этой женщиной, долгую и суматошную, и счастливую.

Со вздохом удовлетворения Кловер скатилась с Эрика и легла на кровать с закрытыми глазами и улыбкой на лице.

– Хорошо, – пробормотала она. – Я официально самая счастливая женщина на земле.

– Какое облегчение, – сказал он, посасывая ее сосок, по той единственной причине, что тот был рядом, тот был красив, и он мог это сделать. – Я могу позвонить своему странному ребенку. Она может потребовать это в письменном виде.

– Я запишу. Я запишу это в трех экземплярах и заверю у нотариуса. А ты можешь вырезать из кедра: «Здесь лежит Кловер Грин, самая счастливая женщина на земле».

– Вырезать из кедра? Это же навсегда, Кловер.

– Мое счастье навсегда. Ничего не может согнуть его, сломать или разрушить.

– Я могу разрушить.

– Нет, не можешь, – произнесла она, глядя на него подозрительно.

– Я могу разрушить одной фразой.

– Попробуй. Я позволяю.

– Хорошо, вот она. – Эрик не хотел, чтобы ее счастье разрушилось, но ему пришлось. – Завтра День Благодарения, и нам придется…

– Нет, не говори ничего.

– Я должен сказать. Нам придется это сделать.

Кловер зарычала, и это было так сексуально. Это был рык жалости, чистой жалости.

– Скажи это, – попросила она. – Подожди – Она схватила подушку и кинула ему в лицо. – А теперь скажи, – сказала она, прячась за свою подушку.

– Завтра День Благодарения и… нам придется…

Кловер снова зарычала.

– Идти…

Рык стал сильнее.

– За продуктами.

Кловер хлопала ладонями по подушке и прижала ее к лицу, будто душа себя. Эрик легко убрал подушку с лица.