Бизнес - класс

Разговор в дороге как-то не сложился. Веселье выдохлось; каждый молчал о своем. Через сорок минут Джип остановился у отеля "Холидей". - Стало быть, даю команду. Лару пока высаживаем. А вечером приглашаю всех на отвальный ужин, пытаясь вернуть тону прежнюю веселость, распорядился Ознобихин.

Но кивнуть в знак согласия углубленная в себя Лариса не спешила.

- Сережа выйдет здесь со мной, - решилась она после короткого раздумья. И вообще, Коля, ты извини, но на вечер у нас другие планы.

Надо отдать должное Ознобихину: человеком он оказался тонким. А потому понятливо, хоть и сокрушенно кивнул:

- Тогда прощаюсь. С тобой, Сергей, до скорой встречи в банке. А с Ларой... Просто рад, что ты ожила. И - Бог в помощь! Разухабисто махнув на прощание, он рванул с места, оставив парочку на асфальте.

- Мы куда-то?... - пролепетал Коломнин.

- Молчи, - Лариса шагнула к отелю, увлекая его за собой.

В лифте он заметил подрагивающую складку у губ, вопросительно провел по ней пальцем.

- Просто я вдруг представила, что тебя могут убить, - коротко объяснилась она. - Но, пожалуйста, Сереженька. Ты должен быть очень нежен. Понимаешь?

Коломнин задохнулся до слез. Он просто не мог представить себе, как можно быть с ней не нежным.

На другое утро, в половине восьмого, Коломнин добрел до своего отеля, и в холле столкнулся с отъезжающим в аэропорт Ознобихиным.

- Хорош, - оценил тот. - Вот это называется погулял так погулял.

- Да и ты тоже, - лицо Ознобихина было помято, будто подспущенный футбольный мяч. - Должно быть, в последнюю ночь половину таек переимел!

- Что тайки? - Коля поморщился. - Я тебе, Серега, большую тайну скажу: все бляди мира не стоят одной настоящей женщины.

Он завистливо всмотрелся в счастливо изможденное лицо.

- Жаль! Я ведь совсем было вчера решился у тебя Лариску увести. Да, видно, не судьба. За тебя зацепилась, - он скользнул взглядом по приятелю, как бы удивляясь причудам женщин. - Но Ларка настоящая. Ты уж мне поверь. В этом-то я разбираюсь. Хотя, как выясняется, тоже не очень.

Тут он хохотнул, распространив вокруг свежее амбрэ, притянул озадаченного Коломнина за плечи:

- Попытайся удержать, если сумеешь. Она того стоит. В любом случае не теряй оставшегося времени.

Оглянулся, обнаружил застывшего носильщика:

- А ты чего подслушиваешь, папуас? А ну живо кати тачку.

Глянул вслед засеменившему за каталкой тайцу:

- А еще говорят, по-русски не понимают. Тут главное не язык, а умение доходчиво объяснить.

Он тряхнул увесистым кулаком. Еще раз приветливо кивнул и вальяжно направился к такси, водитель которого при приближении строгого господина поспешно снял фуражку и распахнул дверь.

Коломнин несколько затупленно покрутил головой, как бы соображая, зачем он оказался в этом отеле. И решительно повернул назад.

Через полчаса в номер Ларисы постучали. Завернувшись в простынку, она приоткрыла дверь, глянула сквозь смеженные веки. В коридоре стоял ушедший под утро любовник.

- Что? Уже позавтракал? - заспанно пробормотала она.

- Знаешь, я тут подумал...Завтрак без тебя - это так долго, - Коломнин вытянул из-за спины бутылку шампанского и промасленный пакет.

Смешался под ее раскрывающимися от удивления глазами.

- Соскучился я, Ларис, - смущенно признался он.

- Ба, да здесь еще и море, - усмехнулась она, воспроизведя последнюю фразу известного анекдота. Увидела в зеркале темные круги под собственными глазами. - Ты вообще-то отдыхаешь?

- Так я затем и вернулся, - и осмелевший под ее поощрительным взглядом втиснулся в комнату.

Коломнин то и дело спрашивал себя, был ли он когда- либо счастливей. И уверенно, сплевывая через левое плечо, отвечал себе: "Нет! Ничего подобного не знал он". В сорок два года ураганом обрушилось на него чувство, и "в легкую" разметало сложившиеся привычки и стереотипы. Каждое утро, просыпаясь, он со страхом поворачивал голову, облегченно убеждался, что на соседней подушке посапывает ЕГО любимая. И в предвкушении нового дня радостно преображался. Очевидные изменения произошли и в Ларисе. Ледок в ее глазах растаял, и смех, до того служивший привычным заслоном от неловких соболезнований или притворного сочувствия, теперь сделался беззаботным и даже бесшабашным.

Они нашли друг в друге не только любовников. Лариса, прежде замыкавшаяся, едва разговор касался ее личной жизни, теперь бесконечно рассказывала ему о дочери, о свекре, едва не свихнувшемся после смерти единственного сына, а отныне причудливым образом любящего его в своей невестке. Рассказала и о том, о чем все эти годы просто не позволяла себе вспоминать, - о муже. И, рассказывая, поражалась тому, что заговорила об этом не то чтобы спокойно, но светло: как говорят о жестоком пожаре в саду через несколько лет, - среди новой подрастающей листвы.

А Коломнин жил теперь одной заботой: следил за календарем. Он дрожал над каждым новым днем, как безденежный пассажир с нарастающим страхом следит за мельканием цифр на счетчике такси, пытаясь остановить его взглядом. Но чем счастливей было им, тем короче оказывалось время от восхода до заката. И от заката до восхода.

О Новом годе они вспомнили в постели, за пятнадцать минут до его наступления. Тут же, натянув плавки, купальник, метнулись в бар, где прихватили бутылку шампанского. Ровно в двадцать три пятьдесят семь добежали до бассейна, от противоположного угла которого доносилась разудалая матерная песнь, - какая-то российская группа подошла к встрече Нового года с подобающей ответственностью. Вскрыв бутылку и разлив шампанское по стаканчикам, Коломнин, а вслед за ним и Лариса нырнули в бассейн, подплыли к кромке.

- Пять! Четыре! Три! Две! Одна!... - отсчитывал Коломнин. - С Новым годом, Лоричка!

- С Новым годом, Сережечка, - они поцеловались и не прервали поцелуя, пока ноги не коснулись дна бассейна.

Прямо под воду донесся могучий разноголосый рев, - шло массовое братание россиян.

- Сережа! Я хочу сказать, - Лариса выбралась на бруствер. - Я тебе очень благодарна. Ты даже сам не знаешь, что для меня сделал!

- А ты для меня! Предлагаю тост: чтоб ты немедленно вернулась в Москву и чтоб все последующие тосты я произносил только для тебя и при тебе.