Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 21



Народ спешил утолить духовный голод, надолго забыв о хлебе насущном.

Александр Дюма, побывав в своё время в России, самовлюблённо заявил: «Русские читают только меня! Это делает честь их вкусу…». Если бы он дожил до 1974-го, то лопнул бы от счастья и зависти к самому себе. Он, довольно откровенно презираемый большинством писателей, был почитаем только Максимом Горьким и, как оказалось, так беззаветно и непререкаемо любим нашим многомиллионными многонациональным советским народом, что страна «встала на уши»!

Обложка заветной книги

Да, теперь, издалека, всё видится достаточно весело. А тогда, заполучив, наконец, вожделенный талон со всеми необходимыми марками и печатями, ты только-только вступал на путь мытарств и унижений. «Королева» была растиражирована в 500 000 экземпляpax. Но разве это много – полмиллиона – для «самой читающей страны в мире»? Те, кто, так или иначе, был ближе к «товару», хорошо на нём «грели руки». Все остальные обладатели права на покупку книги, сбегая с работы и учёбы, вслепую метались по книжным магазинам, где их чаще всего встречало объявление: «Королева Марго» кончилась, осталась только «Собака Баскервилей». Миллионы пар башмаков, стоптанных в поисках несчастной «Королевы», тысячи несбывшихся надежд и обретённых разочарований, сотни разбитых судеб и расквашенных носов в драках у дверей и прилавков магазинов в стремлении обладать ею, десятки инсультов и инфарктов… Этот Великий Всесоюзный Макулатурный Эксперимент ещё ждёт своего исследователя или, как минимум, сценариста. Если бы я, досконально изучив тему, написал некое эссе, то, скорее всего, назвал бы его «Королева Марго» и Великая Советская Макулатура».

А теперь внимательно рассмотрите картинку – не зря же я её для вас разыскал. На ледериновом переплёте цвета спелой моркови художник смело изобразил нечто, на мой взгляд, не поддающееся никаким пристойным комментариям.

Да, чуть не забыл. Я ведь, в конце концов, поддался уговорам друзей и всесоюзному ажиотажу, прошёл тогда всю «цепочку» и теперь записал эту историю по собственному опыту и воспоминаниям, являясь счастливым спасителем родной природы и почётным обладателем и «Королевы», и «Собаки». Специально для вас раскопал в своих завалах книжонку любимого сэра Артура, стоившую 56 копеек (цена аж двух батонов хлеба или одиннадцати поездок на метро, или почти двух пачек сигарет «Ява») и множества трудов, мытарств и унижений, чем хочу доказать вам, что я, по роду нашей профессии вынужденный очень часто вырубать деревья и другие «зеленные насаждения» ради красоты кадра, тогда спас несколько веточек, которые, надеюсь, разросшись, по-своему благодарны мне. Обложку, как видите, отсканировав по частям, я старательно собрал воедино, дабы вы смогли в полной мере оценить уровень мастерства художника и степень его «глубины погружения в тему».

Разворот обложки сборника «Собака Баскервилей»

Вы не обращали внимания, что на корешках всех русских книг шрифт пишется снизу вверх, а на всех иноязычных – сверху вниз? Почему? Мы и в этом не такие, как все? Ведь кто-то когда-то придумал именно так и УЗАКОНИЛ! Казалось бы, какая разница – наклонить голову влево или вправо, когда книги стоят на полке? Но положите русские книжки на стол – хоть стопкой, хоть поштучно. Положили? А теперь вам придётся встать на голову, чтобы прочесть название книги. Неудобно? Вот и приходится класть книги «мордой» вниз – некрасиво, но удобно. Я неоднократно спрашивал разных издателей, откуда так повелось? Не знает никто. Но традицию изменить тоже не рискнул никто, даже частные книгоиздатели.

Такие вот мы – особенные во всём!

Вспомнился анекдот, почти похожий на правду. Когда наши инженеры проектировали первую российскую железную дорогу, они спросили Императора Николая Его:

– Нам ширину колеи делать такую же, как в Европе или шире?

– На… шире? – грубо удивился царь-батюшка.





С перепугу ли, сдуру, но перепутали интонацию Императора с вопросительной на восклицательную, и вот уже, почитай, 150 лет серьёзно мучаемся на всех границах, переставляя все вагоны на другие колёсные тележки, потому что наша колея шире, хотя и на лилипутский, но всё же – размер… И изменить это никак невозможно.

А про книжно-макулатурный бум я ёрничал по причине вечной, непрестанной тоски и боли за нас, особенных. По моим наблюдениям, с приходом эры компьютеров – парадокс – бумаги стали изводить в десятки раз больше, а макулатура вообще никого не интересует. Только за последние несколько лет, изъездив Архангельскую, Нижегородскую, Ярославскую, Московскую, Тверскую области, Горный Алтай и Пермский край, я имел печальную возможность воочию убедиться, сколь мы деградировали, чудовищнейшим образом истребляя ЛЕС, который издревле был НАШИМ БОГАТСТВОМ. То, как безнаказанно и безобразно расхищается это богатство, нельзя назвать даже хищничеством, потому что любой хищник ведёт себя разумно, в противном случае он и его потомство в ближайшее время сдохнут с голоду. И только на Нижегородчине я видел микроскопического размера (2–3 гектара) делянку, засаженную молодыми соснами. Везде, везде лес только ВАЛЯТ, валят торопливо, неумело и нещадно. Некрасов с его «Плакала Саша, как лес вырубали» умер бы на месте, увидев современную мощь машинных и алчность человеческих монстров. Извините, ненароком «сковырнул» ещё одну «болячку».

Стыжусь, но в деле спасения родной природы посредством сдачи макулатуры я тогда принял минимальное участие, ибо ни на «Женщину в белом», ни на «Перстень с печаткой», ни на «Похитителей бриллиантов», ни на серию «Проклятых королей», ни на «Голову профессора Доуэля», равно как и на все другие последующие «макулатурно»-литературные издания, меня не хватило.

Теперь я редко покупаю беллетристику. Многое нахожу в Интернете. Но – вот беда – часто бывает так, что, найдя в Интернете безуспешно искомое ранее произведение, я, обрадовавшись и даже напечатав и сброшюровав его, быстро и благополучно забываю о нём, так и не прочтя. То же происходит и с фильмами. У меня лежит с десяток дисков с бывшими новинками кино, которые посмотреть я так и не удосужился. Может быть, это нормальное свойство любого обладателя – терять интерес к предмету обладания? Во всяком случае – это тема для размышлений и всяких обобщений.

И, может быть, потому нынешняя молодёжь, на мой взгляд, менее любопытна, что всё стало более доступно?

Когда-то, в студенчестве нам дали всего лишь на ночь почитать «Окаянные дни» Бунина. Это были листки папиросной бумаги со «слепым» машинописным текстом и большим количеством раздражающих опечаток, но мы втроём напеременку почти всю ночь читали вслух, отвлекаясь на восторги и комментарии. Спустя годы, обнаружив в Интернете и распечатав «Окаянные дни», я «пробежал» глазами страниц 5–7, улыбнулся, что многое хорошо помню, и куда-то положил. Отчего пропал интерес?

Известно – запретный плод сладок.

В босоногом, вихрастом детстве, находясь в деревне, я совершал с местными пацанами набеги на колхозные сады, рискуя получить заряд соли в какую-нибудь часть тела. Мы набивали полные пазухи незрелыми яблоками, которые потом, надкусив и скривившись от оскомины, безжалостно выбрасывали. И хотя в своих садах такой же кислятины – завались, мы лезли в чужие, потому что – нельзя, потому что – опасно.

Мы иногда читали запрещённую литературу не потому, что она хорошая, а потому, что она – запрещённая, опасная.

Когда-то, не успев дочитать один из томов «Архипелага ГУЛаг», я переснял его на фотоплёнку, о чём упоминал выше. Но я не рассказал, что, пересняв, отдал книжку и успокоился. Кучу кассет проэкспонированной фотоплёнки я проявил лишь через несколько лет, когда срок годности плёнки уже истёк. Мне всё же удалось напечатать с плохих негативов страниц 20–30, и я снова успокоился – ведь теперь негативы не погибнут. Когда, наконец, «Архипелаг» появился в продаже, я купил пару томов, но, признаюсь, тоже толком не читал. 31-го июля 2010 года, я, вернувшись после съёмок в менее задымлённый, чем Москва, Переславль-Залесский, купил в гостиничном киоске «В круге первом», который тогда, когда он существовал только в «списках», мы зачитывали до дыр. Интересно, достанет ли у меня сил, желания и досуга прочесть его теперь?