Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 21

Всё-таки приехали. Чуть не написал – «спешились». Натрясло крепко. Вижу перед собой поперёк седой степи полоску кустов и лес железобетонных столбов во все стороны.

– Где же река? – спрашиваю.

– А вот, за кустами, – отвечают.

– Река-то где?

– Да вон же, за кустами!

– Её ж не видно!

– Но река-то есть. Раков там ловим, а вот кострище, мы здесь шашлыки жарим.

– Ладно, а это-то что? – на столбы указываю.

– От, чёрт, а их-то мы и не видели. Как-то ни к чему они нам. А раков под корнями голыми руками ловим…

Так и не увидели мы широкой реки, в которой бедолага Чапай утонул. И как его угораздило? Речка-то вовсе даже не широкая.

А в кино Чапая «утопили» совсем в другой реке. Для придания героизма.

Друзья, в ваших дипломах, когда вы отмучаетесь на нашем художественном факультете, будет (по традиции) написано, что вы окончили ВГИК по специальности живопись. Вы, конечно же, можете стать великолепными живописцами или графиками. Примеров тому множество. Я же терзаю себя и вас в стремлении подготовить вас к тяжёлой и неблагодарной работе в кино. И тут вам просто необходимо иметь запас всевозможных знаний во сто крат больший, нежели любому живописцу. Одно из этих знаний – история страны родной. В это понятие входит очень и очень многое.





1985-й год. Четверть века назад. Для вас это так же неосязаемо, как какая-нибудь Великая Октябрьская социалистическая революция или Первая Пуническая война. А меж тем, это было недавно! Только-только на мартовском пленуме ЦК КПСС избран новый генеральный секретарь – молодой и энергичный М.С.Горбачёв. Сильно подули новые ветры. Впереди был ещё год до Чернобыльской трагедии, коренным образом изменившей самосознание всего мира. Ещё были в магазинах продукты, а власть казалась, как всегда, незыблемой.

Мы запустились с картиной «Плюмбум». И очень многое – если не всё – зависело от среды, в которой следовало разыграть эту историю. После наших долгих рассуждений стало ясно, что среда, взрастившая подобного героя – не Москва-столица и не древний провинциальный город, не барачный рабочий посёлок и не безликие новостройки. Родина нашего героя – СТРАНА. Наша страна с её имперскими замашками и «имперской» же архитектурой. Страна и власть, сумевшие изменить генетический код нескольких поколений. Власть, в грош не ценящая жизнь человека ради светлого будущего всего человечества. Система, породившая тысячи «Павликов Морозовых» и пионеров-героев, без раздумий отдающих свои и чужие жизни за идею. Добро и зло так тесно срослись, что стали одним целым. (Вы, скорее всего, даже не знаете, кто такой Павлик Морозов. А ведь был проект памятника ему, который решено было поставить на Красной площади! Что-то помешало, поставили на Красной Пресне. В 91-м снесли).

Понимаете, если герой, придумавший себе «свинцовую» кличку Плюмбум, живёт в Москве, мы как бы сужаем и упрощаем проблему: да, столица – она такая, каких там только выродков не бывает. Поместив героя в любой конкретный населённый пункт, мы в нашей картине расскажем некий частный случай, это будет рассказ о конкретном молодом человеке. А этого-то нам никак не хотелось. Поэтому должен был быть Имперский Город в Имперской Стране. Нам представлялось, что совсем не важно, как эта Страна называется. Александр Миндадзе не затрагивал никаких политических вопросов, и мы не собирались делать ни просоветский, ни антисоветский фильм. Автора сценария и режиссёра в этой теме волновали совсем другие, может быть, более сложные и интересные вопросы. В картине вы не увидите и не услышите ни одного напоминания о так называемой советской власти или о политической обстановке в стране.

И столкнулись мы с очень трудной проблемой. Такого города, который бы безлико являл собой лик ДЕРЖАВЫ, просто не существовало. Основная масса державной архитектуры сосредоточена в Москве и очень узнаваема. Порывшись в библиотеках, я убедился, что никакие города на наши задачи «не тянут». До войны страна строила заводы и «днепрогэсы», после войны восстанавливала разрушенное. При Хрущёве все города обзавелись своими «Черёмушками», которые нам никак не годились.

Кстати, знаете, почему «Новые Черёмушки»? Просто повезло. Первая подмосковная деревня, изничтоженная ради строительства нового жилья(!), носила красивое название – Черёмушки. Это вам не Выхино какое-нибудь. Или того хуже – Паскудино. Представляете, во всех городах необъятного Советского Союза растут, как грибы, свои «Новые Паскудины»!

Извините, отвлекусь, раз уж вспомнилось… О «чудесах» нашей топонимики. Когда-то – до 1991-го года – был такой город Загорск, единственной достопримечательностью которого являлась известная на весь мир Троице-Сергиева Лавра. Ну, Загорск и Загорск. За горами, значит. В 1982-м году меня попросили сделать для почтового конверта картинку, посвящённую 200-летию Загорска. Изучая материал, я с удивлением обнаружил, что 200 лет исполняется вовсе не Загорску, а Сергиеву Посаду, названному так по указу Екатерины II в 1782-м году! Стал «копать» дальше. Оказалось, что в Загорск он был переименован в 1930-м году в честь революционного деятеля, секретаря Московского комитета РКП(б) Вольфа Михелевича Лубоцкого, придумавшего себе, как и многие революционные деятели, псевдоним – Владимир Михайлович Загорский. Это же совсем меняет дело! Ведь мне в одной картинке надо как-то отобразить всё! И одной Троице-Сергиевой Лаврой во времена развитого социализма никак не отделаешься.

Ещё жив был Брежнев, власть крепка, и танки наши быстры… Ничто не предвещало, что в ноябре (сразу же после его смерти) город с невзрачным названием Набережные Челны переименуют в гордое – Брежнев. Не знаю, каким боком Брежнев к этому городу касательство имел, может, просто по созвучию кому-то там, в политбюро, понравилось. А что, похоже – Набережн… – Брежнев. Пусть будет! Ненадолго получилось…

Когда-то большевики косяком переименовывали города в фамилии и «кликухи» своих партийных соратников: Петроград – Ленинград, Екатеринбург – Свердловск, Вятка – Киров, Самара— Куйбышев, Тверь – Калинин, Царицын – Сталинград, Пермь – Молотов, Мариуполь – Жданов… В когорту партийных вождей каким-то образом «затесался» великий пролетарский писатель, «давший» свой «несладкий» псевдоним Нижнему Новгороду. Но вышеназванные товарищи были хоть как-то связаны с этими городами. На моей памяти, кроме Набережных Челнов, переименовали ещё несколько городов, «чтобы увековечить память о выдающихся деятелях». Рыбинск в очередной раз переименовали, нарекли фамилией очередного Еенсека – Андропов. Тоже ненадолго «увековечили». Следующему покойному – маршалу Устинову – «достался» город Ижевск. (Интересно, знаменитый мотоцикл «Иж» не успели тогда переименовать в «Ус»?). ШарыповО переименовали в ЧерненкО, тоже, видимо, по созвучию. Было, говорят, предложение переименовать город с татарским названием Саратов в Суслов, дабы увековечить бессмертное имя бессрочного идеологического «вождя». Видно, «не дотянул» он до Саратова.

За что же товарищ Лубоцкий сподобился быть «увековеченным» частью своей партийной клички, какими корнями врос он в Сергиево-Посадскую землю? Ни-ка-ки-ми. Он, будучи в вечной ссылке, бежал и, находясь в вечных бегах по «заграницам», всего лишь год с небольшим был секретарём МК РКП(б), пока какие-то нехорошие левые эсеры не бросили в его кабинет бомбу в далёком 1919-м. Ну, похоронили героя на Красной площади, время такое было. Тогда бы, с горя по безвременно погибшему, и переименовать бы им какой-нибудь неблагозвучный Мухосранск в Лубоцк. Или – в Лубок. Не случилось. Кто же спохватился через 11 лет после гибели пламенного революционера переименовать тихий Сергиев Посад? Сталин ведь к тому времени, мягко говоря, не жаловал бывших пламенных революционеров и прочих старых большевиков.

(Заинтригованный своими же воспоминаниями, решил поискать конверт – сохранился ли? Перерыл всё. Не поверите. Нашёл! А в нём 10 рублей – червонец! Ценная, можно сказать, бумажка была. Была. Зачем-то я «заначил» её тогда. Теперь она бесценная. В смысле – не стоит ничего. Так просто и быстро обесцениваются ценности).