Страница 4 из 88
Но как же глубоко в века уходят корни этой крепости. Ещё в 1323 году князь Юрий Данилович, внук Александра Невского, построил на этом месте, на крохотном Ореховом острове, небольшую деревянную крепость. Вот как об этом написано в Новгородской летописи: «В лето 6831. Ходиша новгородцы князем Юрьем и поставиша город на устье Невы, на Ореховом острове». Как отлично ориентировались наши предки. Остров естественно защищён и неприступен — от материка его отделяли две широкие, с естественным сильным течением протоки Невы. Это сейчас пару-тройку километров по воде ничего не стоит преодолеть для техники, для судов, моторных лодок. А тогда? Сколько же крови ушло здесь в землю, чтобы сохранить и удержать за собой Балтийское море. Каждый кусочек этого острова обильно полит кровью русских защитников. Шведы рвались к этой крепости. В 1348 году они сожгли её до основания, держали за собой полгода, но русское ополчение с Ладоги прогнало чужеземцев.
Три года новгородцы строили новую, на этот раз каменную, крепость. Триста пятьдесят два метра крепостных стен, высотой пять-шесть метров, шириной около трёх метров, сложенных из крупных валунов и известковых плит. А фундамент — три ряда валунов, скреплённых глиной. Три прямоугольные башни возвышались над стенами. В двадцати пяти метрах от западной стены пересекал остров с севера на юг трёхметровый канал. Пётр Великий засыпал его, заново укрепляя крепость.
К началу XVI века крепость устарела. Её стены не сдерживали теперь напор артиллерии. И старую, ещё новгородской постройки, крепость разобрали почти до фундамента. Поднялась на острове новая мощная твердыня — почти правильный вытянутый шестиугольник, стороны которого повторили все очертания острова.
Семь башен вознеслись по всему периметру через восемьдесят метров каждая. Все башни, кроме Государевой — прямоугольной — построили круглыми. Диаметр их достигал шестнадцати метров, а толщина стен — четырёх с половиной.
Четырёхэтажные башни на первом ярусе перекрывались каменными сводами, а на каждых следующих трёх — деревянными перекрытиями. Входы в башни оставались на уровне земли.
Единственный проезд в крепость сохранялся через Государеву башню. И сделали его не прямым сквозным, а изогнутым под прямым углом, чтобы не дать врагу возможности применить тараны.
Ворота в западных и южных башнях защищались опускными коваными решётками-герсами. Подъёмные мосты ограничивали доступ в крепость. По верху стен крытый боевой ход соединял все пункты обороны. Со стороны крепостного двора к стенам примыкали каменные лестницы — «взлазы».
В северо-восточном углу крепости находилась небольшая цитадель — крепость в крепости, отделённая от основной территории двенадцатиметровым каналом и защищённая тремя стенами с тремя башнями. Одна из них — Светличная — вход в цитадель.
Я рассказываю о крепости так подробно, потому что не хочется упустить ни одной детали. И прежде, чем войти в эту крепость, я изучала её достаточно основательно.
И вот теперь я вижу эту ещё сохранившуюся Светличную башню. Через канал, огибавший цитадель с западной и южной сторон, был перекинут деревянный подъёмный мост, чтобы в случае опасности он закрыл арку в стене цитадели. Створы ворот и опускная решётка-герса делали вход в эту крепость в крепости совершенно неприступной. Я долго разглядывала остатки камеры, герсы, и воображение рисовало мне тот вид, каким он был, когда сюда привезли безымянного арестанта — белокурого императора российского Иоанна. Вероятно, когда его доставили, «зицо» его было закрыто. И он не мог видеть, а только чувствовал, что его везут по воде.
Скрежетал подъёмный мост, гремели кованые цепи, поднимая герсу, гремели сапоги стражи по каменным ступенькам. И наконец его втолкнули в светлицу, открыли лицо. Наверное, он подсматривал через крошечные, оставшиеся не забрызганными чёрной краской пятнышки окна, видел колодец, вырытый во дворе цитадели, и канал, по которому входили в крошечную гавань суда.
Кто знает, видел ли всё это одинокий арестант, никогда не бывший под вольным небом, арестант, которого нельзя было знать никому в государстве. Почему же стал так опасен этот хилый юноша, едва умевший читать и никогда не узнавший государства, так сильно его охранявшего?
Только именем своим. Ему не повезло. Он родился в слишком высокопоставленной семье...
Я ходила и ходила по крепости, из кусочков сохранившихся камней, из мозаики оставленных временем следов соединяя всё в целостную картину. Мне было очень жаль этого несчастного императора, мальчика, лишённого материнской любви, окружённого грубыми, невежественными солдатами, затравленного своими стражами, а потом и зарезанного ими. Я старалась понять, что представляли собой его стражи, он сам, мысленно видела, как он дрожал от холода, кривил рот, поднося ко рту деревянную ложку с немудрящей едой, надолго вставал перед забрызганным чёрной краской окном, метался по светлице, как зверь в клетке. Даже в церковь его не выпускали. Он молился так, как его научили в самом раннем детстве, немногими наивными молитвами. Он читал только те книги, что давали ему стражи — религиозные, духовного содержания.
И как же трудно ему было среди них — он ведь знал, что он император, он научился критически относиться к своим стражам.
Он не понимал только одного — за что его держат здесь? А может быть, понимал?
Я долго ходила по всем закоулкам острова, сидела на каменном фундаменте церкви, стоявшей тут во времена Иоанна, разглядывала каждый камешек...
Уже темнело, когда я направилась к выходу.
Меня не тревожило, что я могу не уехать, остаться здесь, в крепости, на ночь. И думалось, может быть, это даже лучше — я глубже войду в эту атмосферу двухсотлетней давности, лучше пойму. Но мне повезло. Когда я вышла на причал, с острова уезжали рабочие, реставрирующие крепость. Я уже не боялась потерять «лицо», я вся была ещё мыслями там, в Светличной башне.
Я даже не обратила внимания, как ползу животом по тем же просмолённым брёвнам, стою в лодке, залитая брызгами Невы.
Я вернулась в Ленинград, а мне всё ещё представлялось узенькое окошко, забрызганное чёрной краской, оплывшая свеча в жестяном шандале, разметавшийся на кровати белокурый узник...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Великие люди не рождаются и не
подготавливаются воспитанием: они
образуются довольно сложным влиянием
окружающих обстоятельств, переживаемых
впечатлений, воспринимаемых идей...
Глава I
С самого утра над Невской першпективой кружился крупный рыхлый снежок. С Финского залива дул пронзительный сырой ветер, превращал белые буруны снега в крутящиеся вихри, бросал прямо в лицо слипшиеся комья мокрых снежинок.
Белые хлопья пороши не успевали упасть на сырую глинистую грязь, как у самой земли их подхватывало потоками пронизывающего ветра и крутило позёмкой.
Яркие белые пятна чистого снега оседали на замшелых, почерневших крышах окраинных домишек и расписывали причудливыми узорами тесовую чешую больших усадеб.
Санкт-Петербург готовился к Рождеству Христову одна тысяча семьсот шестьдесят первого года.
Бревенчатый и низенький этот немецко-чухонский городишко спускался Невской першпективой к грязным осадистым берегам реки, катившей свои чёрные воды среди подмерзших заберегов льда. Над городом сверкала куполом собора и высоченной колокольней Петропавловская крепость, белел на противоположном берегу дворец князя Меншикова да неясно громоздилась напротив него приземистая, недостроенная ещё широта нового Зимнего дворца. Кое-где вдоль Невской першпективы высились среди бревенчатых изб дворцы знати, обнесённые тесовыми оградами с большими резными воротами. Но разбросаны они были далеко друг от друга, и разделяли их громадные проплешины пустой земли. Усадьбы стояли посреди пустошей — ещё царь Пётр щедро раздавал желающим строиться даровую бросовую и ничего не родившую землю.