Политология

Момент, когда в массовом сознании людей, занимающих в социальной иерархии идентичное (или сходное) положение, закрепляется это чувство сословной общности и понятие «мы», принято характеризовать как процесс превращения формирующегося класса из «класса в себе» в «класс для себя» (переход количественных изменений в качественные).

В роли основного критерия прогресса на этом пути выступают масштабы и характер институционализации, т. е. зарождение и развитие в данной социальной среде тенденции к групповой интеграции. Созданию разного рода сословных (профессиональных, корпоративных и т. д.) объединений и союзов вплоть до политических партий как организаций, которые представляют уже не интересы отдельных внутрикорпоративных страт и групп, а общности в целом. Или, по меньшей мере, наиболее продвинутой и активной ее части.

Возможности продвижения и защиты личных и сословных интересов также напрямую связаны с тем, что собой представляет власть как верховный менеджер – управляющий общественными делами, наделенный правом «арбитражного» вмешательства в процессы распределения (и перераспределения) материальных и иных благ. Каковы характер и масштабы ее присутствия в регулировании общественной жизни, в том числе в упорядочении и «легитимации» намеренных действий граждан и организаций по реализации и защите своих прав и свобод. А также степень открытости и доступности властных органов к диалогу с «подвластным» населением, готовность бюрократических аппаратов «служить» не себе, а людям. Управлять, а не «править».

Если опять же через эту призму посмотреть на нынешние отечественные реалии, то нельзя не заметить, что привычка тотального регулирования и регламентации всего и вся, характерная для общественного бытия власти в условиях социализма, в значительной мере сохраняется и в нынешних «капиталистических» условиях. Как и в недалеком прошлом, власть продолжает командовать обществом, по-прежнему навязывает обществу свою волю. И в организации и функционировании общественной жизнедеятельности «правит бал» не упорядоченная законом свобода, а мало подвластное правовым и нравственным ограничениям своеволие вездесущего чиновничества, которое, кстати, не только численно не уменьшается, а постоянно увеличивается в своих размерах (несмотря на все попытки сокращения в ходе административной реформы). По отношению к 1990 г. общая численность отечественной бюрократии (или привилегированной надменной касты «чинороссов», в определении главного редактора «АиФ» Н. Зятькова) практически удвоилась и составляет сегодня более 1,7 млн человек. Если при М. Горбачеве один чиновник приходился на 220 жителей, включая младенцев, то сейчас – один на 100 жителей. И это не считая функционеров из бизнес-структур, общественных и партийных организаций.

В этом свете с изрядной долей пессимизма можно сказать, что ответ на поставленный в свое время А. Солженицыным вопрос о том, как нам обустроить постсоциалистическую Россию, сегодня в значительной мере получен. Страну действительно уже «обустроили». И главным субъектом этого «действа»» выступила чиновничья корпорация, которая сумела «конвертировать» самое себя из приказчика в управляющего. И опять, как и в старые социалистические времена, «правит бал» не тот, кто производит, лечит, учит и т. д. А тот, кто разрешает или запрещает, «казнит» или «милует». И русская (российская) жизнь, чем дальше, тем больше становится очень похожей на советскую.

В одном из интервью «НГ» идеолог демократической модернизации России А. Яковлев подчеркивал в этой связи: «Ведь очевидно, что чиновничество, всевластие которого было подорвано уже с началом перестройки, сегодня берет реванш, снова становится безраздельным хозяином положения… Бюрократии не нужны реформы, как не нужна ей демократия, гражданские свободы, независимое судопроизводство… Если кто и погубит все, что сделано за последние 15 лет, а в конечном счете и страну, так это наш чиновник»[11].

Он в основной своей массе не очень квалифицированный, развращенный коррупцией, заинтересованный не в модернизации России, а в консервации существующей системы номенклатурно-бюрократического капитализма, приносящей ему жирную административную ренту. Сейчас продать и купить можно все: землю, фабрики, лицензии, квоты, фонды, государственные секреты, государственные пакеты акций. Все. Был бы спрос. И основной продавец на этой российской ярмарке – именно чиновник.

Далеко не случайно, что, как показал опрос «Левада-Центра» (ноябрь 2007 г.), лишь 28 % россиян говорят о совпадении в той или иной мере интересов власти и общества, тогда как абсолютное большинство – 68 % – уверены в обратном[12].

В программной статье Президента Российской Федерации Д. Медведева «Россия, вперед!», размещенной в Интернете 10 сентября 2009 г., среди тех, кто повинен в этом и всячески пытается мешать нашему движению вперед, указаны «влиятельные группы продажных чиновников и ничего не предпринимающих «предпринимателей». Они хорошо устроились. У них «все есть». Их всё устраивает. Они собираются до скончания века выжимать доходы из остатков советской промышленности и разбазаривать природные богатства, принадлежащие всем нам. Они не создают ничего нового, не хотят развития и боятся его[13].

Глава 2.3. Личность как «мера политики» и исходный субъект политико-властных отношений

Человек есть мера всех вещей.

Проблема личности как «меры всех вещей», в том числе власти и политики, имеет в политической науке, по меньшей мере, три главных аспекта:

1) личность как индивидуальные, психофизиологические (эмоциональные, интеллектуальные и др.) особенности человека, его специфические привычки, ценностные ориентации, мотивационно-деятельные установки и т. д. Под этим углом зрения обычно исследуется личность в «ипостаси» политического лидера (монарха, президента, премьер-министра и т. д.), индивидуальные особенности которого самым непосредственным образом «субъективизируют» политику, т. е. оказывают довольно существенное влияние на состояние и функционирование этой сферы. Причем это характерно не только для политической культуры Востока с ее традициями сакрализации (обожествления) верховной власти и ее носителей, но и для «десакрализованной», построенной на деловом (сугубо прагматичном) подходе к политике западной демократии;

2) личность как представитель вполне определенной человеческой общности или группы (социальной, профессиональной, этнической, элитарной, массовой и т. д.), а также как исполнитель той или иной политической роли (избирателя, члена общественной организации, партийного функционера или активиста, парламентария, министра и т. д.). Такой «социально-репрезентативный» подход к личности как бы растворяет (деперсонифицирует) ее в более крупных социальных формированиях и группах. Или же в предписанных ей по статусу ролях и функциях. И не позволяет отразить автономию и активность индивида (его самость) как специфического актора (субъекта) политики;

3) личность как относительно самостоятельный, активный участник политической и общественной жизни, обладающий разумом и свободой выбора, не только общечеловеческими, но и уникальными в своем роде чертами. То есть как целостность (индивидуальность), не сводимая к отдельным социальным (профессиональным, классовым, национальным и т. д.) характеристикам, и имеющая политический статус гражданина или подданного государства. Именно в этой «ипостаси» человек обычно взаимодействует с властью, выполняет определенные политические обязанности и пользуется определенными политическими правами и свободами, т. е. выступает одновременно в качестве субъекта и объекта политики.

Социализация личности

Но что есть личность? В качестве особого вида живых существ и высшего творения природы личность человека предстает как интегральная целостность (органическое единство) трех его составляющих подструктур:

11

Независимая газета. 2003. 2 дек.

12

Независимая газета. 2008. 15 мая.

13

http://www.kremlin.ru/news/5413