Страница 224 из 242
Спокойная, ясная, горная прохлада Кашмира после многолюдья и духоты Дели! Я раскачивался, и подпрыгивал, и улыбался в своей кроватке, и радостно размахивал ручонками в сладостном воздухе. Все чувства возбудились, каждый нерв вибрировал. Вечером Тикка–Тикка споет, Бадшанти расскажет сказку, а Нин осыплет звездами мое лицо.
Мы решили отправиться в путешествие по озеру на лодке. И все уже приготовились к отплытию, с едой и напитками. Все произошло в одно мгновение — я по–прежнему вижу это — так незаметно, что выглядело будто несчастный случай. Но это было не так. Все было преднамеренно и тщательно спланировано.
— Где мой мишка Гунди? Я потерял мишку Гунди! — закричал Шив, когда отец уже готов был сесть в лодку. — Мне нужен мишка Гунди. — Он метнулся было по причалу к берегу.
Отец пихнул его обратно.
— Э, нет, ты не пойдешь, в таком случае мы никогда никуда не доберемся. Оставайся здесь, и чтоб ни с места. Так, где ты в последний раз видел его?
Шив с простодушной забывчивостью пожал плечами.
— Послушай, я пойду с тобой, ты никогда ничего не найдешь с твоей манерой ломиться напролом. — Матушка испустила глубокий раздраженный вздох. — Шив, оставайся здесь, ты слышишь? Ничего не трогай. Мы через минуту вернемся.
Я ощутил более глубокую тень в мягкой тени навеса. Передо мной стоял Шив. Даже если бы захотел, я не смог бы забыть выражение его лица. Брат пробежал по сходне, отвязал швартов и дал ему упасть в воду. Он помахал рукой — «пока–пока», — а ветер уперся в изгибы крашеного хлопка и повлек прочь от берега. Хрупкую маленькую шикару вынесло из–под прикрытия Гостиничного острова на поднимавшуюся зыбь. Ветер подхватил ее и развернул. Лодка закружилась. Я заплакал.
Нин увидел, что выражение моего лица изменилось. Тикка–Тикка пробудился внутри маленькой пластиковой бабочки, подвешенной родителями к коньковому брусу из бамбука.
— запел он.
— Привет, Вишну, — сказала Бадшанти. — Хочешь послушать сказку?
Два моргания.
— О, не хочешь сказку? Ладно, тогда спи так. Спокойной ночи, Вишну.
Два моргания.
— Ты не хочешь сказку, но спать тоже не хочешь?
Одно моргание.
— Ладно, тогда давай поиграем.
Два моргания. Бадшанти колебалась так долго, что я уже думал, она зависла. Это был довольно примитивный ИИ.
— Не игра, не сказка, не сон?
Я моргнул. Она не придумала ничего иного, как спросить:
— Хорошо, но чего же ты хочешь?
Теперь Тикка–Тикка запел странную песню, которой я никогда прежде не слышал:
Шикара находилась далеко от берега, боком к ветру, и плясала на волнах. Порыв ветра мог перевернуть ее и отправить меня на дно озера Дал. Может, я и был героем собственного комикса, но доктор Рао не потрудился снабдить меня генами для дыхания под водой.
— Мы на лодке, уплывающей далеко–далеко? — спросила Бадшанти.
Да.
— Ты на воде?
Да.
— Мы тут сами по себе?
Да.
— Вишну доволен?
Нет.
— Вишну испуган?
Да.
— Вишну в безопасности?
Два моргания. Бадшанти снова умолкла. Потом она принялась кричать:
— На помощь! Маленький господин Вишну в опасности! На помощь! — Голосок был тоненький, металлический, его никто не услышал бы на сколько-нибудь заметном расстоянии над взбаламученным ветром озером, но один из безмолвных ИИ, возможно, глупый Пули, должно быть, отправил сигнал тревоги через радио, блютус и GPS, потому что рыбачья длиннохвостая лодка вдруг изменила курс, взревела мотором и понеслась ко мне, поднимая волну брызг.
— Спасибо, спасибо вам, господа спасители, — лепетала Бадшанти, когда два рыбака крепкими руками притянули мою шикару к своей и, к изумлению, увидели дитя, лежащее на подушках и улыбающееся им.
КАРТА В ЧЕРЕПЕ
На протяжении всей моей долгой жизни мне суждено было быть связанным с водой. Моих родителей принес поток, мои ИИ спасли меня из дрейфующей лодки. Даже теперь я прокладываю свой путь вниз по иссохшему воспоминанию о Ганге, вытекавшем из волос Шивы. Именно вода сделала меня супергероем Авадха, хотя и совсем другого рода, нежели тот «брат Авадха» со страниц наивного комикса, что прыгал по небоскребам и отказывался расти.
Разумеется, разразился бесконечный скандал, когда Шив, пяти с половиной лет от роду, надумал бросить меня на произвол судьбы в открытой лодке. Он не пытался отрицать это. Он стоически выдержал все. Худшим из всего была вербальная психотерапия отца. Я почти сочувствовал брате По крайней мере, мать была зла, ослепительно, испепеляюще зла. Она не пыталась спрятать это под обертками типа «как это тебе в голову пришло», и «я представляю, что ты сейчас чувствуешь», и «давай попробуем поговорить об этом как мужчина с мужчиной». Это не закончилось, когда пришел наконец сезон муссонов, запоздалых и скудных, и мы возвратились в Дели, лоснящийся и скользкий от дождя, где чудесный, богатый аромат мокрой пыли разливался в воздухе не хуже любого фимиама. Спустя четыре дня все закончилось, и Дели перепугался. Вот почему моим родителям удалось скрыть эту историю от газет. ПЯТНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ПЕРЕСОХШИХ ГЛОТОК — заголовок поважнее, чем ПЯТИЛЕТНИЙ ПЫТАЕТСЯ УТОПИТЬ БРАТА-БРАХМАНА. Безусловно.
Разумеется, последовала консультация, длительная и дорогостоящая, а в результате детский психолог объявил лишь: «Возможно, это самый тяжелый случай соперничества между братьями, какой я только видел. У вашего сына колоссальное чувство своего права, и он сильно возмущен тем, что воспринимает как потерю статуса и родительской любви. Он вовсе не раскаивается и, боюсь, может предпринять вторую попытку причинить зло Вишну». Мои родители выслушали это и приняли решение. Мы с Шивом не можем жить вместе, значит, мы должны жить врозь. Отец снял жилье на другом краю города. Шив уехал с ним.
Я остался с матерью, и не только. Перед разлукой толстяк Тушар напоследок занялся любовью со своей женой: никакого планирования, отбора по полу или генетического регулирования. Так родилась Сарасвати, последняя из трех богов, моя сестра.
Мы росли вместе. Мы бок о бок лежали в своих кроватках, разглядывая не свои стимулирующие и развивающие игрушки, а друг друга. В счастливый период времени она росла параллельно со мной. Мы вместе учились ходить, и говорить, и пользоваться горшком. Когда мы оставались одни, я лепетал ей слова, которые знал, слова, что так долго громоздились и дребезжали у меня в голове, а теперь обрели свободу, словно кто–то разом отворил дверь из темного, загаженного голубями чердака на крыши Дели. Мы были близки, как близнецы. Потом, неделя за неделей, месяц за месяцем, Сарасвати переросла меня. Крупнее, лучше координированная, более физически развитая, ее язык никогда не запинался на немногочисленных и простых словах, в то время как поэмы и веды во мне трепыхались, невысказанные вслух. Она выросла и из близнеца превратилась в старшую сестру. Она была сюрпризом, очарованием, ребенком, свободным от ожиданий, и, следовательно, никого не могла разочаровать. Я любил ее. Она любила меня. В те негромкие вечера, заполненные закатами и прохладой кондиционированного воздуха, мы обрели общий язык и взаимопонимание, рожденные в совместных играх, куда так и не смогли проникнуть ни наши разнообразные и презираемые ИИ, ни даже мать.
На другом краю города, в собственной стеклянной башне, доверху заполненной потрясающими закатами великого Дели, порождением загрязнения окружающей среды, отдельно от нас рос Шив. Ему было шесть с половиной, он принадлежал к верхушке своего класса и был создан для величия. Откуда я это знаю? Раз в неделю отец приходил повидать другого своего сына и дочь и урвать вечерок со своей любимой. Я давно заменил Тикку–Тикку, Пули, Нина и Бадшанти на более мощных (и неброских) ИИ, которых, как выяснилось, едва язык мой сумел обрести слова, я мог перепрограммировать для собственных нужд. Я рассылал их по всему дому, будто джиннов. Невозможно было ни обронить слово, ни обменяться взглядами, чтобы я не узнал об этом. Порой мимолетные взгляды переходили в страстные, и шепот стихал, и родители мои занимались любовью. Это я тоже видел. Я не считал это чем–то особо неправильным или оскорбительным, я прекрасно понимал, что они делают, но, хотя их это делало очень счастливыми, не похоже было, что мне когда–нибудь тоже этого захочется.