Земля-воздух

Опустила голову, прикрывая глаза и негромко рассмеялась. Мои пальцы царапнули кожу его шеи, прежде чем руки обняли плечи. Подняла взгляд и, сдерживая в себе мучительно разгорающееся желание, напитывающееся темной тенью приглашения в его глазах, резко и сильно толкнула к стенке шкафа справа от двери. Конечно, мог устоять, но усмехнувшись, послушно сделал шаг назад и прижался спиной. Какое одолжение!

Раздражение пронеслось по сосудам, ударило в голову и распылило возбуждение, предоставив царствование над мыслями и телом коварству. Улыбнулась и прижалась к его телу. Глаза в глаза, и снова вон пробуждал сыто спящее на краю разума безумие, охотно воспрянувшее и пока контролируемое. Взяла его правую руку и медленно с нажимом провела по своей талии вверх до груди, пальцы было сжались, чтобы сломить мой настрой и замыслил, но я несколько нервозно повела его рукой дальше. До лица. До губ. Его глаза потемнели, он неотрывно, не моргая смотрел на свои пальцы, которые я держала у своего лица, и я физически ощущала, как от него расходятся волны едва сдерживаемого напряженного желания.

Моя вторая рука легла на его пах, чтобы ощутить, что он готов хоть прямо сейчас. Сердце застучало бешено, разгоняя по сдающему контроль телу опьяненную этим осознанием кровь.

Я медленно приоткрыла губы, примагнитив к ним его тяжелый взгляд. И так же медленно подвела его указательный палец к ним. А хотелось бы не палец. Снова потекла, когда поняла, как трещит по швам его самоконтроль, а ведь я еще ничего не сделала. Только мои пальцы жадно сжали его стояк, вырвав его тихий свистящий вздох сквозь стиснутые зубы.

И я медленно, пробно пробежалась языком по его пальцу. Дошла до основания и накрыла губами. Язык прижимает ладонную сторону пальца, поднимает его и прижимает к верхним зубам. Медленно подалась назад, готовая кончить от его вида на грани безумия. От глаз, полыхающих изумрудным огнем и неотрывно следящих за моими неторопливо скользящими губами по его коже. Он даже дышать перестал, но я заставила, вырвав рваный выдох когда сильно сжала пальцами другой руки уже даже через ткань горячий ствол.

Он рванул ко мне, но я тут же отстранилась, чувствуя, что от помутнившего разум возбуждения мир кружится, а ноги готовы вот-вот подкосится от тяжелейшего жара в низу живота.

— Остановись. — Глухо и не своим голосом выдала я. — Я рассмотрю твое предложение. А ты рассмотри это. И думай, прежде чем наседать, Коваль. Создай с этим моментом четкую ассоциацию. Подчиниться-то я, может, и подчинюсь, если выбора не дашь, только вот удовольствия ты от этого явно не получишь.

В его глазах мелькнуло ироничное изумление, он застыл, вопросительно приподняв бровь, и вглядываясь в непроницаемую маску моего лица, за которой без труда считал разочарованный вой ненасытевшейся жажды, разбуженной им, но не накормленной мной. Прикрыл рукой глаза и рассмеялся.

— Да, кис. Весело с тобой. Но, господи, да, я сделаю вид, что напуган. И даже безропотно приму твое грозное предупреждение. — Не сдержавшись, снова прыснул, отняв от лица руку, и глядя в мое усмехающееся лицо. — Кис? Ты сейчас серьезно, да?

— Вот сразу видно, Коваль, что серьезных отношений с бабами у тебя не было. — Не без самодовольства своей проницательности глумливо заявила я, глядя в его глаза. — И ты не знаешь, что ради гадости ближнему женщина может очень далеко зайти, наплевав на свои приходи. Да, я возбудилась. Да, я хотела бы… — осеклась, мысленно одарив себя затрещиной, но он прекрасно понял, что я чуть не ляпнула и блядская улыбка стала шире, вызывая во мне распавшееся было раздражение. — Но ради того, чтобы доводить тебя до сумасшествия, как сейчас, я поступлюсь своими желаниями.

И я уже отвернулась и вышла, но до меня все равно долетело его негромкое удовлетворенно-возмущенное «сука», вызвав мою довольную улыбку.

Да, я не могла избавиться от мыслей о его гребанном предложении. Даже генеральную уборку затеяла дома, включив для фона любимую музыку, но допустив фатальную ошибку — не убрав из списка воспроизведения «фрау». Воспламенившем во мне воспоминая о недавней вакханалии. Я пришла к одному однозначному выводу: все оказалось гораздо хуже, потому что получив дозу, я только сильнее возжелала еще. И еще.

Попыталась смыть наваждение в Женьке, который только переступил порог, но уже был взят в тиски и быстро отбуксирован в спальню.

Петров был совсем не против, что-то мурлыча мне на ухо, пока я стаскивала с него шмотье и усаживалась сверху. Не то, блядь. Никакого запала, все затухало от его покорной податливости, от ласковых прикосновений. И хотелось выть от злости, потому что у меня даже сердцебиение не учащалось. И я готова была уже свалить в закат, но Женька возмутился, мол, сколько можно издеваться, возбуждать и не заканчивать.

Как-то немного пробило на человечность, тем более, что Женька и не знал, что у меня в голове… совокупление. Только не заскоков Калигулы и амбиций Наполеона, как у Паши. А Паши. И Паши. И еще раз его. Мое ебучее бесконтрольное наваждение. Вот и сейчас, перед закрытыми глазами вспыхнул его образ. Блядские глаза, разом потемневшие, ставшие ненасытными и такими жутко затягивающими, когда я скользила языком по его пальцу… По сосудам прошелся жар, вскипятивший кровь, и иллюзорно создавший на губах вкус его кожи.

Женька притянул меня к себе, заставляя упереться руками в спинку кровати, и сам начал руководить процессом, подначивая бедрами снизу, осыпая градом поцелуев, и сгоняя мое наваждение. Поморщилась, пытаясь задержать образ и скатывающееся ко дну эхо грядущего конца.

— Па… — «ша» едва не сорвалось с губ. — …скорее…

Нашлась, блядь. «Па…скорее» он сделал, чем совершенно все испортил. Он кончал не так, как Коваль. Не так красиво, не так по мужски. Не так пробирающе. Не так. Его глаза не темнели, не затягивали, не опьяняли. Это было в стиле «Мавр сделал свое дело, Мавр может идти», даже как-то странно, что сейчас это цепануло. И хвала богам, что он не заметил. Потому что мне не хотелось ни проникновенных вопросов о моем скуксившемся лице, ни попыток разговора. Ничего.

Женька, довольно что-то насвистывая, учесал в ванную.

Перевернулась на живот и подняла свой телефон, валявшийся возле кровати. «Я согласна» — отправлено на номер не забитый в память телефона. Спустя пару мгновений ответ «Ты снизу, кис». Вызвало безотчетную улыбку и желание ответного смс: «Сообщение не закончила. Я согласна сверху».

«Ты согласна, это главное. С остальным по ходу разберемся» — пришло почти сразу, и тут же еще одно сообщение: «Минут через тридцать тебе позвонят относительно моего запроса на фриланс. Ты знаешь, что сказать. Вылет в воскресенье на три дня, рейс возвратный, я предпочитаю Courvoisier L’Esprit Decanter и ненавижу белые лилии, позаботься об этом. И да киса, я тебя, суку, отжарю на высоте в десять тысяч метров».

С последнего проперло до чувства влажности между ног. Французский коньяк я знала, иногда на рейсы заказывали пойло, которое достать было труднее, чем это.

«Коньяк за две сотни? Понторез. Хотя, это даже возбуждает»

«Киса, не заводи. Я на встрече. Со стояком проблематично сидеть и обсуждать кубатуру продаваемой нефти»

Я поймала себя на том, что безотчетно улыбаюсь и скрещиваю ноги, в попытках сдержать возбуждение. Мстительно гыкнув, быстро набрала ответ:

«Коваль, я весь перелет буду без нижнего белья»

«Суууука» — я мерзопакостно захихикала, но обомлела от его последующего смс: «Я бы сейчас тебя нагнул. Прямо сейчас и прямо на этом столе в присутствии пяти человек. Руку в волосы. Оттянуть голову. Коленом раздвинуть ноги. Прижал бы к столешнице и отымел, как суку. При всех. Чтобы кончила. Чтобы билась подо мной.»

«Сверху» — прикусив пересохшие губы, и восстанавливая участившее дыхание, старательно не думая о влажной коже бедер.

«Только после минета».

А вот тут резануло по серьезному. Я с силой сжала ноги, не понимая, что это за проклятое сумбурное чувство, погружающая в разум в сумерки, полыхающие изумрудными всполохами. «Снизу, после кунилингуса» — дрожащими пальцами набрала я.