19 Длинная ночь

- Ну, ты нарвался все-таки, - грустно вздохнул Ревский. - Я надеялся, что хотя бы мои воспоминания и знания смогут тебя защитить. Вы все такие... наивные и нежные, что даже страшно за вас.

- Ну да, вы прочнее, - вздохнул Дейвин. - Но я все равно не понимаю... И это важно. Нам надо знать, мы примем настолько хорошее решение, насколько хорошо будем понимать, с чем встретились.

- Хорошо. - Евгений обреченно посмотрел на друга. - Надо так надо. Но если ты хочешь понимать поведение этого царя, то начинать нужно с его отца. Точнее, с истории воцарения его брата, царя Александра. Ты ведь не знаешь, как именно он стал царем, конечно.

Дейвин предполагал, что услышит очень большую гадость. Но все равно ошибся с размером. Услышав об убийстве царствующего императора его подданными, он успел отдать Евгению чашку и на всякий случай опять прилег. Женька было прервался, но Дейвин сделал ему знак продолжать и выслушал все мерзкие подробности заговора, его причин и самого преступления, до конца. Комната слегка вертелась у него перед глазами, когда Женька завершал рассказ.

- О заговоре против отца принц знал, но почему-то не думал, что это закончится убийством царствующего императора. И вот, Дэн, когда к принцу пришли убийцы сообщать о смерти Павла, он зарыдал. И тогда один из них сказал ему "хватит ребячиться, ступайте царствовать".

- Что стало с этими... этими людьми? - спросил шокированный Дейвин.

Женька положил руку ему на запястье.

- Они все попали в опалу. Одного отправили в его имение, до конца жизни. Другого новый император лишил поста, отправил в отставку в родовое имение и запретил его покидать. Третий потерял всякое влияние при дворе. От него постарались как можно быстрее избавиться и отправить на постоянное место жительства.

- В родовое имение? - догадался Дейвин.

- Ну да, - усмехнулся Женька. - А тот, который первым ударил императора, тоже попал в немилость и скоропостижно скончался через четыре года.

- А что сам принц? - садясь на диване, спросил граф. - То есть, уже император?

- А с ним, Дэн, вышло тоже интересно. Эпитафию ему один поэт написал знатную, вышло коротко и точно, как все у него. "Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге" - это об Александре Первом. Таганрог - это дальние выселки, глухая провинция по тем временам. Александру всю его жизнь писали в свойства характера любовь к путешествиям, но до восшествия на престол эта черта заметна не была. А после воцарения он колесил по стране не останавливаясь, дома почти не бывал и как-то не рвался. Знаешь, вина за смерть отца - штука тяжелая. И упорная, от нее фиг убежишь. С этого эпизода вопросы к легитимности власти и права царствующего государя на престол стали совсем острыми. Тень упала на всю династию. А Николай занял место брата на троне, чего так боялись заговорщики.

- Жень, и все-таки. Если так сложилось, разве не должен царь делать все возможное, чтобы завоевать доверие народа? Чтобы его не согласились терпеть, сжав зубы, а приняли и полюбили?

- Дэн, это было уже бессмысленно. Он был не первым императором, в легитимности власти которого сомневалось дворянство. И вообще, скажу тебе, то общество представляло собой слоеный пирог ненависти, в котором каждый пытался урвать побольше с тех, кто стоял ниже на социальной лестнице, и отдать поменьше тем, кто стоит выше. А царская семья вообще лазила в казну, как в собственный кошелек и брала оттуда, не считая. Пока там вообще все не закончилось. Собственно, эта практика тогда и была начата, а прекратили ее... ну... я хотел бы сказать, что в революцию, но нет. После революции она, к сожалению, продолжилась, только в пользу новой власти. Но это было уже настолько привычной частью жизни, что заметили происходящее далеко не сразу.

- Да, Сталинские репрессии тридцатых, - кивнул Дейвин, - мне рассказывали. Марина Лейшина, есть такой человек в Санкт-Петербурге. Но Женька, откуда такое сходство? Сталин же не из правящей семьи. Или, - Дейвин вдруг понял сходство окончательно, - или первым диктатором был тот самый император? Николай?

Женька мрачно вздохнул.

- Знаешь, Дэн... никогда не думал, что скажу тебе это, но с этим вопросом тебе лучше дойти до моей матери. Только так не спрашивай. Для начала выясни, что такое диктатура вообще. И если ты с ней будешь встречаться, то передай ей еще раз, что мы ждем ее в гости.

Вернувшись в Приозерск утром, Дейвин написал Инне Ревской на емейл и попросил ее о встрече. Через три часа получив в почту "приезжайте сегодня", время и адрес, он посмотрел на календарь и поморщился, увидев субботу. Поездка на машине отменялась: ползти улиткой до таможни у графа не было времени. Между зачистками подвалов и коммуникаций в городе перерывы делались не больше трех суток, так что все свои частные дела ему приходилось укладывать в один короткий зимний день. Дорога оставалась одна: через Зал троп. Прыгать до Иматры пришлось в четыре приема, потом пешком топать от реки до Кондитории. Но когда Дейвин добрался до места встречи, маленький эспрессо Инны Ревской еще не успел остыть.

Он поздоровался, махнул официанту и, не дожидаясь, пока тот подойдет за заказом, спросил:

- Инна Владимировна, что такое диктатура?

- Быстро учитесь, - она качнула головой и повернула чашку на блюдце. - Я предполагаю, материалы вы уже посмотрели сами, и успели запутаться, так?

- Не вполне, - признался Дейвин, указывая официанту на два фото в меню, выглядящих убедительнее других. - Я консультировался у Жени по другому вопросу, кстати, он и Марина приглашали вас в гости. Во время разговора с ним я сам для себя связал две формы правления и удивительно похожие их результаты. И когда я задал вопрос, почему царствование Николая первого не диктатура, а такое же по стилю правление Иосифа Сталина - диктатура, он сказал, что с этим лучше к вам...

- Понятно, - кивнула она и отодвинула пустую чашку. - Что же, слушайте. Диктатуру можно определить по четырем признакам, - в голосе Ревской послышалась еле заметная усмешка, - причем два будут от левых идеологов, а два от правых.

Дейвин аккуратно подвинул на столе тарелку со своим десертом, поставил локоть на край стола и оперся виском на ладонь.

- Что, уже запутались? - спросила Инна Владимировна.

- Знаете, да, - признался граф, - левые, правые...

- Ничего сложного, правые защищают собственность и приватность, а левые - человеческое достоинство и право на жизнь.

- Но оно же не существует в отдельности! - Дейвин в отчаянии прикрыл лицо рукой.

- Существует, в условиях производственного мышления, в рамках которого человек или владелец производства, или его часть, и третьего не дано.

- Я не понял, Инна Владимировна. Не понял, но запомнил.

- Граф, запомните еще два слова: кодекс Наполеона. И не поленитесь его прочесть.

- Наполеон? Тот самый, который проиграл военную кампанию в России?

- Именно этот, да.

Дейвин спрятал подальше глубокие сомнения в том, что правитель, бездарно проигравший войну и пустивший чужие войска на свои земли, мог написать что-то хорошее, и ответил:

- Хорошо, спасибо, я запомнил и прочту. Но что же диктатура?

- Это форма власти, отличающаяся от прочих по четырем признакам, - Инна Ревская ненадолго задумалась, - хотя для вас, наверное, по пяти.

- Для меня? Лично для меня? - уточнил граф.

- Нет, для любого сааланца, у вас же, насколько я поняла рассказы сына, общество сословное.

- Да, правильно, в Аль Ас Саалан общество состоит из трех сословий.

- Ну так вот, диктатура возможно только в обществах, в которых сословия уже упразднены.

Дейвин зажмурился, встряхнул головой, собрался и храбро обратил взгляд на собеседницу.

- Это форма правления для несословных обществ, я понял. Слушаю дальше, Инна Владимировна.

- Начну с двух признаков от правых. Первый: диктатура начинается не ради денег, хотя от них редко кто отказывается. У любой диктатуры есть две движущие силы: осознание правящей группой, хунтой, ее тотальной нелегитимности и страх разоблачения. Вторым признаком диктатуры будет то, что правящая группа предпримет заведомо преступные действия по легитимизации своего положения, и втянет в них максимальное число рядовых участников, которые разделят ответственность за преступления, но не получат благ..