Страница 28 из 38
Тереза томно извивалась вокруг воображаемого шеста, кругля бедра и выгибая спину. Наконец она быстрым движением сдернула трусики, швырнула их в лицо оше-ломленному Загребскому и застыла с победно поднятой рукой. Внизу живота девушки лиловел цветок сакуры. След от резинки трусиков пересекал сидящую на нем изящную желтую бабочку. Гладко выбритый лобок был девственно чист.
- Ну как?
- Потрясающе, - Мила выдохнула и откинулась на спи-нку кресла.
Алик разразился запоздалыми аплодисментами.
- А сейчас? - Тереза опустила руку, погасила улыбку и расслабила одну ногу, как солдат в положении "вольно". - Правда же, теперь совсем не сексуально?
Мужчины, возражая, снова замотали головами.
- Э-э... Так, я бы сказал, еще сексапильней, - Заг-ребский вытер вспотевший лоб атласными трусиками. - Еще Федор Михайлович утверждал, что эротика спасет мир...
- Да ну тебя с твоим Достоевским, - Тереза устало мах-нула рукой. - Мужики есть мужики. Я им про тонкости психосексуальные, а они голую бабу увидели и тут же слюни распустили. Примитивные вы создания.
- Не скажи, - напрягся Алик. - Твое показное равноду-шие к собственной наготе только усиливает чувственный заряд. Умело сыгранная фальшь может впечатлить зрителя больше, чем точное, но прямолинейное перевоплощение в заданный образ.
- Неплохо сказано, - Тереза с интересом посмотрела на Алика. - Давай-ка с этого места поподробнее...
В дверь постучали, и в номере появилась горничная с большим пакетом.
- Господин Марек прислал одежду для госпожи Тере-зы, - пояснила она. - Сказал, что ждет внизу через две ми-нуты. Просил не опаздывать.
Горничная бесшумно вышла.
- Нашел-таки... - Тереза без сил опустилась в кресло. Плечи ее опали, спина ссутулилась, груди обвисли. Теперь она напоминала спустившее колесо.
- Вот так на самом деле не сексуально, - огорченно за-метил Загребский. - Что с тобой, Тери?
- Да ничего, - вяло отозвалась Тереза. - Куда бы я ни
переехала, у меня тут же находится покровитель, который из импресарио быстро превращается в сутенера. Что поде-лаешь, не в Россию же бежать...
Девушка оделась, слабо улыбнулась и молча помахала всем рукой. Хлопнула дверь.
Мила вздохнула и отправилась в душ. Когда она в халате и намотанном на голову полотенце вышла из ванной, Алик со взъерошенными волосами сосредоточенно листал туристический справочник. Загребский, елозя рыжей бородой по разложенной на столе карте, что-то вымерял блестящим циркулем. "В Гамбурге я побывал, мир цветущий увидал..." - напевал он вполголоса.
- Рекогносцировку можно считать законченной, - удовлетворенно прогудел он, складывая циркуль. - Из этой чешской глуши всюду однохренственно далеко. Так что возвращаемся на базу через Нюрнберг. В списке остались только две души - Рената и Инга. Где только ее черти но-сят...
Мила принялась собирать разбросанные вещи Терезы.
- Хочешь повторить сеанс психологического стрипти-за? - ехидно спросил ее Загребский, протягивая скомкан-ные атласные трусики. - Мысль богатая. Еще Федор...
Мила размотала тюрбан и хлестнула Загребского мок-рым полотенцем.
- Теперь я знаю, от чего происходит фамилия Достоев-ский, - сказала она в сердцах. - От слова "достал"...
Глава XIII. Страдания юного А.
- Я думала, ты уже никогда не позвонишь, - сказала Рената.
От ее первого "ты" у Алика перехватило в горле.
- Ерунда какая, - выдавил он, ненавидя себя за неуме-ние ответить быстро и остроумно. - И в мыслях не было обижаться.
Они встретились в "Кнёзеле" и после кофе отправились бродить по старому городу. Среди черепичного моря крыш в прорезях крутых мощеных спусков блестела зеленая вода Некара. Жирные сизые гуси расхаживали по пробиваю-щейся изумрудной траве.
Как бы заглаживая вину, Рената рассказывала о себе. После краха "Агрип-шоу" ее удочерила семья медиков, она долго училась на врача и стала хирургом.
- Между прочим, у нас используют при операциях те же углекислотные лазеры, над которыми ты работаешь. Так что мы с тобой почти коллеги.
- Почему же ты меня прогнала?
- Я ведь говорила, что мы с Гретой нехорошо рас-стались. Мне противно все, что с ней связано.
- Что же между вами произошло?
- Мы с ней встретились несколько лет назад на ку-рорте в Шварцвальде. У меня тогда был жених, тоже врач. Она его соблазнила.
- Влюбилась?
- Какая там любовь. Хотела доказать себе, что даже под шестьдесят может закрутить с тридцатилетним. Она такие эксперименты регулярно проделывала. Это у нее после тюрьмы началось. Освобождение Фимы ничего не изменило.
- Он ничего не знал?
- Грете в голову не приходило что-то от него скрывать. Она всегда шла напролом и добивалась своей цели. После нее всегда оставались одни руины... Вот как эти, - Рената протянула руку с коротко остриженными ногтями в сторону взорванной средневековой башни.
- Выходит, Фима все знал и прощал?
- Коган ее боготворит. Он все принимает, как долж-ное.
- И ей было не жаль тебя?
- Бог с тобой. Мы все были для нее расходным мате-риалом. Ей было жаль только труда, который она в нас вкладывала, если он не давал отдачи.
Алик и Рената брели по нескончаемой Хауптштрассе. Рената стянула через голову свитер и осталась в зеленой футболке.
- Здесь должен быть оранжевый скорпион, - Алик до-тронулся до голого плеча девушки.
- Я и забыла, что ты специалист по "Агрип-шоу". Ну да, здесь он и был. Его наколола по приказу Греты эта сумас-шедшая старуха-татуировщица. Для Греты это было знаком собственности, символом ее власти над нами. У каждой из нас был эта отметина, как тавро у телки. Я его свела. Таутуировки - это грязь. Ненавижу грязь. Ни на теле, ни в отношениях. Мне казалось, что вместе со скорпионом я избавилась и от Гретиной власти. Но в Шварцвальде она наглядно доказала, что это не так.
- Ты его до сих пор любишь?
- Уже нет. Но я все еще не гожусь для романтических отношений. Мне пока недоступен подъем духа, без кото-рого не бывает сильных чувств... Однако как врач, доско-нально знающий женскую физиологию, я вполне могу себе представить половую близость с мужчиной. Хочешь со мной переспать? - Рената остановилась и заглянула Алику в глаза. - Ты ведь для этого мне позвонил?
- Н-нет... - Алик споткнулся о неровную брусчатку и едва не упал.
- Вот ты и струсил. А зря. Грязь секса легко смыть в дýше. Грязь в душé может оставаться всю жизнь. Как стойкая инфекция.
- А что если ее того...
- Чего того?
- Произвести оперативное вмешательство. Ты же хи-рург.
- Операция по иссечению души... - задумчиво сказала Рената. - По латыни это звучало бы как анимотомия. Мо-жет, ты и прав... С точки зрения медицины, послеопераци-онный рубец гораздо безопаснее постоянного источника инфекции.
- Всю душу не надо, - запротестовал Алик. - Только пораженную часть.
- С этим как раз закавыка, - печально улыбнулась Рената.
- Какая закавыка?
- Женская душа, конечно, не является жизненно необ-ходимым органом, но на части не делится. Ее можно удалить только целиком. Как матку.
Солнце скрылось за огромным, в полнеба, фиолетовым облаком, и сразу стало ясно, что до настоящего тепла еще
далеко. Рената зябко поежилась и надела свитер.
- Знаешь, дорогой, - сказала она неожиданно, - мы с тобой расстанемся прямо здесь и сейчас.
- Почему? - спросил Алик ошарашенно.
- С тобой все как-то непросто, непонятно, мучительно, одним словом - по-русски. Я даже не знаю, зачем ты прие-хал и чего тебе от меня нужно. Я только начала приходить в себя, а ты опять всю меня взбудоражил. Хватит, не хочу бо-льше.
Алик промолчал, наткнувшись на непроницаемый взгляд оливковых глаз.
Поезд летел на юг сквозь чернильный сумрак полей и
вспыхивающие в преддверии ночи желтые огни прирейн-ских городков.