Страница 22 из 38
Смутная догадка мелькнула в голове Алика, но доду-мать ее он не успел.
- Короче, так, - построжала Гедда. - Или ты платишь и получаешь все, что положено, или отваливаешь и не отпу-гиваешь клиентов, понял?
Алик торопливо достал пятидесятиевровую банкноту, и Гедда мгновенно выхватила ее из руки.
- Ну тогда смотри, вуайерист хренов.
Девушка мигом стянула трусики, и, поджав под себя
пятки, закружилась перед Аликом на вертящемся стуле. Поочередно замелькали сплющенные o сиденье пупырчатые ягодицы и бледный, лишенный волос пах. Вращение замед-лялось, так что Алик постепенно смог разглядеть кельтский орнамент на пояснице и какое-то темноe пятно спереди. Стул плавно совершил последний оборот, и Гедда с разве-денными коленями оказалась лицом к Алику. Он впился взглядом ей между ног и увидел еще одного - третьего по счету скорпиона, воздевающего клешни навстречу верхним собратьям. Больше на белой, выбритой подушечке лобка ничего не было. Алик разочарованно вздохнул.
- Come on buddy, do not be shy!* - услышал он нетрез-вый возглас проходящего мимо волосатого парня и оконча-тельно стушевался.
- Нагляделся? - Гедда наслаждалась его смущением. - Приступим к делу или как?
- Не сейчас, - помотал головой Алик.
В лежащем на полу зеленом белье ему вдруг почуди-лась хирургическая роба Ренаты.
- Тогда приходи еще, - с энтузиазмом откликнулась Гедда. - Так и быть, сброшу тебе десятку!
Окошечко захлопнулось. Алик потоптался у витрины и двинулся к Репербан. Компаньоны дожидались его в кафе "На якоре".
- Можно поздравить? - Мила лучилась иронией. - Взял реванш за фиаско в Гейдельберге?
- У меня с этой проституткой ничего не было, - насу-пился Алик. - Она мне просто показала... - Алик замолк, подбирая подходящий эвфемизм.
- Что показала? - спросила Мила. - Выражайся ясней, не стесняйся. Это же бизнес, ничего личного.
- Ей-богу, люди - странные существа, - рассудительно сказал Загребский. Почему-то слово жопа считается лите-ратурным, а пизда - нет. А ведь территориально они совсем рядом. Да и функционально часто совпадают... Даже раз-
деляющая их промежность - слово абсолютно цензурное. Опять же, лобок вполне легален. Пах запросто употребим. И
________________________________
*Come on buddy, do not be shy! - смелее, приятель! (англ.)
отдельные пиздяные части тоже сплошь и рядом в текстах упоминаются - клитор там, губы большие и малые, влага-лище... А пизда в целом - нет. То же и с хуем...
- Загер, заткнись! - не выдержала Мила.
- Ты же сама говоришь, ничего личного...
- Я хотела сказать, что гордиться тут нечем. Заплатил шлюхе бабки и пользуйся. Профессионалка и не в таком меланхолике самца разбудит.
Алик молчал, обдумывая ответную гадость.
- Вы неправы, миледи, - возразил Загребский. - Муж-ское либидо сильно отличается от женского. Оно, можно сказать, имеет противоположную природу.
- Да ладно умничать-то, - скривила губы Мила. - Му-жик хочет бабу, а баба хочет мужика - вот и вся филосо-фия.
- Натурально, вы заблуждаетесь, миледи. Мужское во-жделение - это азарт охотника. Причем, современного охот-ника, который убивает не для пропитания, а ради порции адреналина. Добыча, которой можно завладеть без труда, его не возбуждает. Женщина же, будучи дичью, ценит неу-томимого, изобретательного пикапера и презирает разлени-вшегося, потерявшего кураж зверолова.
- Красивая отмазка! - засмеялась Мила. - Типа, сучка не захочет - кобель не вскочит.
- Эту поговорку придумали феминистки. Им страсть, как хотелось сравняться с мужчинами, невзирая на очевид-ные конструктивные различия. Превратиться из наседок-домохозяек в грозных амазонок. Но все, чего они добились - это поколение инфантильных мужчин, испуганно шараха-ющихся от воинственных дам, находящихся "в своем праве".
- Прямо как наш Алик! - засмеялась Мила.
- Дура! - вспыхнул Алик.- Тебе самой место в аквариу-ме на Хербертштрассе.
- Вот это вряд ли, - с сомнением заметил Загребский. - На такой работе нужно уметь угодить мужчине. - А вы, миледи, с вашими манерами, школы гейш явно не заканчи- вали...
Мила поднялась со стула и начала медленно обходить стол. Загребский с неожиданной прытью засунул бороду за ворот свитера и выскочил из кафе.
Глава X. За кулисами вагнеровского фестиваля
- Если сделать небольшой крюк, то можно попасть на родину... - Загребский широко зевнул красногубым, обрам-ленным ржаными зарослями ртом.
В Гамбурге было решено не ночевать, и зеленый
"опель" уже несколько часов, неутомимо пыхтя изношен-ным мотором, катил на юг.
- На какую еще родину? - в зеркале показалась вскло-коченная голова Милы.
Она снова заняла место на заднем сиденье, поскольку Алик считался полностью оправившимся после Кёльнской битвы. Сейчас он мирно храпел, уперевшись лбом в при-борную панель.
- В город-герой Кульмбах, - исполненным уважения голосом сказал Загребский.
- Там были тяжелые бои?
- Там родина пива. Она же - его мировая столица. В Кульмбахе пиво варят дольше всех на свете, больше всех на свете и делают это лучше всех на свете.
- Свихнешься ты, Загер, со своим пивом. Расскажи лу-чше о той, ради которой мы трясемся всю ночь в твоем "кадиллаке". Алекс, проснись, тебя это в первую очередь касается.
Алик приглушил храп и открыл один глаз, демон-стрируя готовность слушать.
- Мирка была в "Агрип-шоу" самой веселой девчонкой. Любила пошалить, как бы сейчас сказали, на грани фола. Однажды, поссорившись с Гретой, она даже попыталась соблазнить Фиму.
- Да ладно. Сколько же ей тогда было?
- Десять лет. Грета была в отъезде, а она разделась догола и шмыгнула к нему под одеяло.
Алик перестал храпеть и открыл второй глаз.
- И что?
- Да ничего. Коган ее, конечно, из постели выгнал. Но
потом, ожидая награды за свою честность, рассказал об этом Грете.
- Типичная мужская глупость, - засмеялась Мила. - И баб меж собой поссорил, и сам, небось, в дураках остался.
- Так и было, - кивнул Загребский. - Грета возненави-дела Мирку чисто по-женски, словно была ей не приемной матерью, а соперницей. Фима и вовсе был объявлен ла-тентным педофилом. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы Грету не посадили.
- И на этом все успокоилось?
- Если бы. В первой приемной семье она избивала мла-дшего брата, во второй едва не подожгла дом, а в третьей...
- Пристрелила новых родителей? - Алик окончательно проснулся.
- Хуже. Переспала с приемным отцом.
- И тем самым разбила крепкую немецкую семью?
- Нет. Обманутая супруга оказалась тертым калачом и выдала малолетнюю нимфоманку замуж за своего бывшего любовника. Внушила ему, что он, как творческая личность, должен черпать вдохновение в трепетном юном теле.
- А чем он занимается?
- Миркин муж? На флейте пиликает. Хотя, по виду, должен был бы на контрабасе гукать. Здоровенный такой, брюхатый, бородища рыжая...
- Ты себя, что ли, описываешь? - засмеялся Алик.
Загребский озадаченно поглядел в зеркало.
- А что, в целом похоже, - он довольно улыбнулся. - Только этот Краузе своими ручищами так "Тангейзера" на пикколо лабает, что вся их вагнеровская тусовка кипятком писает. А я своими сардельками только пиво открывать умею. Хотя в этом деле я тоже своего рода Вагнер...
За поворотом дороги открылся парк, расчерченный радиусами дорожек, словно огромный торт. Аллеи сходились у здания, составленного из двух разновысоких объемов, в котором сразу угадывался театр. Мокрая зеле-ная крыша весело сверкала на солнце. Фронтон из палевого кирпича рассекали белые пилястры. На лужайке перед главным входом был разбит огромный цветник.
- Сейчас они начнут выходить, - Загребский посмот-
рел на часы. - Только ты не тушуйся. Не забудь микрофон.
Раскрылись высокие двустворчатые двери, и публика повалила в сад. Алик остолбенело уставился на гуляющих. Дамы в кринолинах томно обмахиваясь веерами. Их обла-ченные во фраки спутники опирались на щегольские тро-сти. Над аллеями плыли похожие на клумбы шляпы. Блес-тел шелк, матово переливалась парча, шуршали складки тафты. Галантный девятнадцатый век шествовал по парку среди пробивающейся молодой зелени.