Страница 56 из 63
- Ты думаешь, на телевидении лучше? - возразила Милка. - Да там, наверное, на каждом пробы негде ставить, ты что?
- Но там, может быть, это не так важно? Там другие цели, не связанные с воспитанием детей...
- С оболваниванием народа связаны, - проворчала Милка. - Вот Бородина-то порадуется! Выжила-таки тебя из школы, добилась своего!
- И что я ей сделала, Мил? - недоумевала Колосова. - Ее сын получит заслуженную пятерку, тут я не пойду против совести. Из чего она хлопочет?
- Тебе подгадить хочет, а уж каким способом, ей, наверное, тоже все равно.
Маша сунула в рот очередную шоколадную конфету, не замечая, что уже схомячила полкоробки.
- Все равно не понимаю, зачем тебе уходить из школы, - продолжила Милка.
- Хочется все поменять! - выплеснулась Колосова. - Забыть все. Я не знаю, как мне дальше жить! И не знаю, куда девать целое лето! Что с собой сделать, чтобы выкинуть из памяти Орлова и все с ним связанное!..
Милка сочувственно смотрела на подругу, понимая, что та права. Самое трудное сейчас в ее состоянии - это вынужденное безделье. Только активная работа, которая забирает человека целиком, может помочь Маше.
- Может, в летний лагерь поедешь? Хочешь, я тебя устрою? - предложила она.
- С детьми? Нет, не гожусь я в воспитатели, - категорически отказалась Колосова. Она опьянела изрядно. - Тогда уж лучше телевидение.
- Только ты не пори горячку, - советовала Милка. - Не пиши пока заявление, все равно впереди отпуск. Попробуй, осмотрись...
- Это я могу тебе обещать! - пьяно кивнула Маша.
В заключение они попили чаю, рассуждая о предстоящем отпуске, который Милка намеревалась провести на Азовском море. Однако были у нее мысли на недельку выбраться за границу.
Было поздно, Милка вызвала такси. Перед уходом она посмотрела на подругу сочувственно.
- Ты держись, Маш. Попробуешь с телевидением, позвони мне, расскажи.
Та готовно кивнула. Оставшись одна, Маша вымыла посуду, убрала бутылку в мусорное ведро, начисто протерла стол. Внутри продолжала ныть зияющая пустота. Шампанское только усугубило тоску, обострив все чувства. Что теперь? Встреча с подругой взбодрила, согрела, но не спасла от главного - от одиночества. Милка, исполнив долг дружбы, летела в объятья к любимому мужчине, к сыну. А Колосова осталась одна.
Она свернулась клубочком на диване, убаюкивая боль. "Зря я виню Игоря, ни в чем он не виноват передо мной! Я должна быть ему благодарна за то, что он был. Что подарил мне Суздаль, свое тепло и, мне даже казалось, любовь..."
Чем больше она размышляла, тем яснее ей становилось, что она ошиблась. Любви не было, была обычная привычка Орлова вмешиваться в чужую жизнь, помогать в меру своих представлений. На тот момент, должно быть, не подвернулось что-либо подходящее для его кипучей натуры, сообразное его масштабу, а попалась случайно она, неустроенная, одинокая... Как мужчина и как человек участливый, он попытался скрасить ее жизнь, а когда понял, что Маша влюбилась в него по уши, отстранился, исчез...
- Да-да! Все так! - плакала Маша, не утирая слез. - Какая же я глупая! Напридумывала себе. А он женат, не хотел меня разочаровывать... Он просто неравнодушный человек...
И тут в тишине квартиры раздался оглушительный звонок домофона. Колосова подскочила от неожиданности, машинально взглянула на часы. Первый час ночи, кто бы это мог быть? Снова Толя? Разве что он. Маша нажала кнопку домофона, повернула замок и посмотрела на себя в зеркало. Да, страшна как атомная война. Глаза заплыли, нос и губы распухли. Краше в гроб кладут.
Дверь открылась, и на пороге возник Орлов собственной персоной. Он тотчас закрыл за собой дверь. Маша ахнула. Бровь у Игоря была рассечена и сочилась кровью, глаз распух. При этом Игорь держался за предплечье, и пальцы его тоже были испачканы кровью.
- Боже, что с тобой? - только и смогла выговорить Колосова.
- Так, пустяки, ножевой порез.
И добавил, видя, как Маша бледнеет на глазах и едва не теряет сознание.
- Эй, эй! Ничего серьезного! Маш, ты сможешь перевязку сделать?
Колосова только кивнула (голос почему-то пропал) и помчалась в ванную доставать аптечку.
- Надо промыть! - когда Маша занялась делом, к ней вернулось самообладание. - Снимай футболку!
Орлов осторожно стянул с себя черную майку и направился вслед за хозяйкой на кухню, где она устроила полевой госпиталь. Колосова промыла все раны перекисью водорода, обработала антисептиками. На предплечье Орлова действительно был порез, довольно глубокий, но не задевший ничего важного.
- Может, в травмпункт? - спросила испуганная Маша.
- Да зачем? - усмехнулся пострадавший. - Заживет как на собаке.
Маша сделала тугую повязку, чтобы бинт не слетел сразу: место уж больно неудобное. Орлов слегка морщился, а Маша чувствовала его боль так остро, что опять едва не теряла сознание.
- Спасибо! - сказал Игорь, когда перевязка была окончена и Маша помогла ему натянуть черную майку. Он подошел к окну и внимательно посмотрел вниз, прячась за шторой.
- Я посижу у тебя немного? - спросил он.
- Конечно, - тотчас ответила спасительница. - Есть хочешь?
Спросила и вспомнила, что кроме картошки у нее ничего нет.
- Нет, - он потрогал нижнюю челюсть, - просто не смогу сейчас ничего есть. Чаю бы выпил. Не очень горячего.
И Маша схватилась за чайник. Столько вопросов к Орлову толпилось в ее голове, но стоило взглянуть на него, все тотчас и выветрилось. Налив чаю и поставив чашку перед раненым, Колосова спросила о том, что было на поверхности:
- Кто тебя так? Подрался, что ли?
- Да, выяснили кое-что. Некоторые считают себя хозяевами и хамят не по-детски, - лицо его приобрело жесткое выражение.
- А прячешься от кого?
- От полиции. Да я не прячусь, мне нельзя сейчас попадаться, а то посадят уже основательно.
Маша неодобрительно покачала головой:
- Все воюешь? В твоем-то возрасте... Не мальчик уже.
- А если нет желания смотреть, как наглеют эти... скажем так, инородцы?! Вот мы с ребятами их слегка поучили вежливости. Слегка! - угрожающе повторил он.
Маша разволновалась.
-- Какие инородцы, Игорь? Наглеют и хамят не только они. Это сегодняшняя норма, таково состояние нашего общества. И смысл воевать? Ладно, мальчишки-дураки, но ты-то взрослый человек! Ты же родился в Советском Союзе! Надо искать общий язык, надо людей снова объединять, нам с ними жить, как раньше жили. Это же все равно, что в семье драться из-за того, что один блондин, а другой брюнет!
Орлов с любопытством смотрел на нее. Он лукаво подначивал Машу:
- Бывает и такое, когда отцы разные.
Было видно, что он уже успокоился, теперь Колосова встала на дыбы.
- И чего вы добились? Надеюсь, обошлось без жертв? Или... нет?
- Да какие жертвы? - усмехнулся Орлов. - Помахались всего ничего, и они разбежались.
- Ну, так и этого вполне достаточно! - указала она на повязку. - Ну, глупые, глупые! Вы мужчины - как дети! Вечно придумываете себе проблемы, не живется вам мирно...
- Да как спокойно смотреть на то, что вокруг происходит? - опять возбудился Орлов. - Что, все глотать, как вечно ноющая интеллигенция и всякие либерасты? Насилие, беспредел черных, грабеж и разворовывание страны?
- Ты будто никогда не слышал пушкинские слова о русском бунте... - с грустью ответила Колосова.
- Ну да, часто вспоминают сейчас: "русский бунт бессмысленный и беспощадный".
- А знаешь, какое продолжение этой известной фразы было в пропущенной главе "Капитанской дочки"? "Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка".
- Да знаю я все это! А что делать? - Орлов понял, что снова заводится, и постарался взять себя в руки.
- Надо жить, надо любить, надо верить! - как заклинание проговорила Маша.