Тиора

Все же такое происходило редко, хотя Марку порой было страшно засыпать, боясь повторения этих ощущений. Борьба продолжалась.

За эти полгода парень освоился в городе и среди местного населения и уже чувствовал себя, вполне как дома. Более того, его хватка в иностранных языках сослужила ему неплохую службу: юноша мог вполне сносно говорить по-арабски на бытовом уровне и даже пытался избавиться от акцента. Дошло до того, что Марк болтал с местными торговцами, периодически вступая с ними в небольшие перепалки и торги с очень беглыми быстрыми фразами, так что сами арабы могли бы не сразу понять, что он неместный. Парню того и нужно было. Он хотел полностью влиться в местную среду, погрузиться в культуру и быт Каира. Это было продиктовано как попыткой получения опыта и какого-то духа приключений, так и банальной безопасностью, так как на такого человека мало кто обращал внимание. Он казался чем-то своим, ничем не выделяющимся среди местного контингента людей.

Саиб только диву давался, в то же время оценивая такую прыть положительно. Ему нравилось, как Марк справлялся со своими обязанностями, как общался и торговался с местными людьми, переняв некоторые их привычки и повадки. Русскими туристами парень уже не ограничивался и вполне мог подменять Саиба полностью, когда тому надо было куда-нибудь отлучиться. Самого же египтянина Марк начал обучать также русскому языку, хотя бы основам, которые могли помочь ему в общении с многочисленными русскими туристами.

Периодически парень прямо в торговом лотке во время работы делал «прогон» самых необходимых слов, от чего у Саиба начинала уже закипать голова, но он, как усердный ученик, терпеливо повторял их и вообще всячески старался в обучении этому сложному языку, и также вполне преуспел за эти полгода. Иногда он даже вступал в торг с русскими, подключаясь к Марку, что встречалось со стороны таких клиентов положительно. Араб понимал, что юноша не сможет все время помогать ему в его работе и в один прекрасный момент пожелает покинуть его и отправиться дальше, поэтому эти знания и навыки были необходимы в будущем. Да и всякая учеба и приобретение знаний были делом богоугодным, и Саиб принимал их с благодарностью к Всевышнему, считая, что нельзя пренебрегать таким даром, посланным с небес. Не заметить такие знаки, мог только слепец и глупец, а египтянин себя таковым не считал, поэтому старался проявлять терпение и смирение в обучении новому для него языку.

Марк же пытался полностью окунуться в здешнюю жизнь. Саиб где-то раздобыл ему серовато-грязноватую галабею, местную длинную до пят рубашку, и куфию, платок на голову. Когда парень надевал все это, то становился похож на мальчика-бедуина, а учитывая его загорелое смуглое лицо, крупный нос и карие глаза, любой египтянин поклялся бы бородой самого пророка, что перед ним как минимум его соотечественник.

Парень периодически делал вылазки в разные районы города в таком одеянии, предварительно проинструктировавшись с Саибом, где и что находится, и как себя лучше вести. В итоге он вдоль и поперек излазил весь Маср (так сами египтяне называли, как Египет, так и сам Каир), ну и конечно посетил его стандартные туристические достопримечательности. Он так же выезжал к пирамидам в Гизе, и ездил подальше, в Луксор, чтобы посетить Карнакский и Луксорский храмы, и знаменитый храм Хатшепсут, женщины-фараона, которой в свое время много интересовался.

В Каире же Марк даже иногда наведывался к коптам-заббалинам в Город Мусорщиков, чего египтянин не очень поощрял, но быстро с этим смирился, понимая, что в целом ничего плохого в этом нет, потому как юноша уже был везде, как рыба в воде.

Когда юноша первый раз попал в Маншият-Насир к заббалинам, он пришел в некоторый ужас. Все улицы этого квартала были забиты огромными мешками с разнообразным мусором, так что порой даже маленькие грузовики еле проезжали между ними, сверх меры нагруженные такими же массивными мешками, сквозь материю которых кое-где порой проглядывали острые пластиковые и стеклянные осколки. Запах здесь стоял особенно яркий, и юноша порой затыкал нос, но быстро привык к нему. Марк проходил мимо некоторых помещений, похожих на гаражи, под завязку набитых тем же самым мусором и мешками с ним, а рядом с входами сидели люди и сортировали все это голыми руками. Особенно парня ужаснул момент, когда несколько заббалинов разгребали руками без каких-либо перчаток огромную кучу с всякими колбочками, баночками, различной фармацевтикой, разбитыми ампулами и использованными шприцами. Все это лежало одной грязной жуткой мешаниной.

Копты считали этот квартал своим домом. Их не пугали условия такой жизни, хотя многие и хотели бы уехать, если бы могли, но, по их словам, они ничего не могли поделать. Это были набожные люди, которые считали, что Бог не оставляет тех, кто честно трудится, и у такого человека всегда будет хлеб на столе.

По улицам бегали стайками дети, играя с мусором и перебегая из одной полуразвалившейся постройки в другую, за что иногда слышали окрики взрослых в свою сторону. Для детей здесь была своя школа, но получение там образования почти не давало никакого шанса вырваться из такого общества, и большинство из них ждала участь сортировщика мусора, если только не попадался особо прыткий ученик, целью которого было действительно выучиться и уехать из этого места. Но такое бывало нечасто.

Многие подростки начинали работать в бизнесе по сбору и сортировке мусора в среднем с двенадцати лет. Это тяжелая работа с утра и до вечера. Мужчины порой таскали на себе огромные мешки весом в пятьдесят килограммов, загружая и разгружая грузовики, или перенося мусор на место его переработки.

Марк за время своих посещений заббалинов сдружился с несколькими мужчинами и подростками, и как-то один из них рассказал парню, что здесь многие умирают молодыми. В среднем живут до сорока пяти — пятидесяти пяти лет. Хоть они и имеют определенный набор бактерий в организме, который взращивался в них поколениями семей-сборщиков мусора, создающий свою иммунную систему, отличавшуюся от иммунитета других людей, все же в их организмах хватало паразитов и инфекций, которые медленно, а порой и достаточно быстро их убивали. По его рассказу, один парень при нем нечаянно загнал себе иглу в палец, разбирая мусор. Через некоторое время вся рука сильно сгнила, и парень умер. Таких историй было много, но в Городе Мусорщиков никто не придавал этому большого значения. Все это было у них прямо за порогом. Это их бытность и их реальность, к которой они привыкли, и уже не обращали на нее внимания. Заббалины платят высокую цену своим здоровьем и жизнью, выполняя такую работу.

Были, конечно, среди них и свои бизнесмены, которые не притрагивались к мусору руками, а лишь управляли работниками. Такие люди были достаточно зажиточными.

Марк побывал в нескольких цехах по переработке мусора. В одном из них он наблюдал, как килограммы пластика специальными прессами и машинами ломали в груду осколков, затем тщательно мыли в огромной автоматической промывочной ванне, сушили их и расфасовывали в мешки. Потом грузили в грузовики — Марк даже помогал с погрузкой — и отправляли туда, где весь этот пластик будет переплавлен в одноразовые ложки, вилки, тарелки или другие пластиковые изделия и конструкции.

В цеху по переработке различного стекла от бутылок, ваз, окон и прочего юноша наблюдал примерно такую же технологию переработки.

Марка несколько раз даже приглашали в свои дома, по-разному угощая его. Люди это были гостеприимные, а, узнавая о том, что парень из России и работает здесь у местного торговца в Хан аль-Халили становились еще благосклоннее и относились к нему с уважением.

Внутренне убранство домов заббалинов несильно отличалось от интерьеров египтян. Те же ковры, столы, стулья, стены, те же украшения, но в уголках, в нишах, располагались христианские иконы с Христом и Богородицей. В домах было чисто и уютно, сильно контрастируя с грязными полными мусора улицами. Пищу ели руками, но, учитывая специфику работы заббалинов, за гигиеной следили строго, каждый раз тщательно отмывая руки с мылом.