Страница 6 из 19
– Итак, кого возьмем на небушко? – спрашивала Лили.
Нина рыскала по комнате в поисках везунчиков и набирала целую гору резиновых игрушек, а потом в воде посреди густой пены с ней плавали резиновые зайцы, черепахи, лодки, куклы.
Чувствуя предрасположенность дочери к беседам в определенные моменты, Лили осторожно расспрашивала о монстрах и с каждым разом узнавала о них чуть больше.
– Они всегда рядом, – пролепетал детский голосок.
– Даже сейчас? – спросила Лили, раскачивая дочь на качелях.
Нина покачала головой.
– Они тебя не любят, – чуть слышно прошептала Нина. – Они тебя боятся…
Лили остановила качели и заглянула в бездонные серые глаза дочери.
– А сейчас они нас слышат? – спросила мать.
– Они всегда всё слышат…
– Тогда знаешь, что я хочу им сказать? – со всей серьезностью произнесла Лили.
Нина приготовилась внимать. В ту же секунду Лили схватила дочурку и повалила на снег. Варежки мешали двигать пальцами, но ей удавалось щекотать Нину так, что та заливалась от смеха. Лили обняла дочь и повторяла ей в ухо раз за разом:
– Монстры, уходите, оставьте мою малышку! Слышите? Эй, там! Уродцы! Мы вас не боимся! Оставьте мою малышку!
Мама продолжала ее щекотать, и детский смех, такой редкий здесь, заливал всю округу.
Физическое изнурение ребенка, как бы жестоко это ни звучало, стало еще одним важным инструментом в борьбе с монстрами. Мать с дочкой проводили очень много времени в прогулках. Задний двор стал средоточием активного времяпрепровождения. Надо и в скакалку попрыгать, и в резиночки, покачаться на деревянной лошади и сыграть в считалочку на классиках, а еще покидать мяч и сыграть в бадминтон, пусть даже волан сдувает ветром.
Вскоре Нина даже смогла выйти на общую детскую площадку, когда там было не больше двух или трех детей. Уж их присутствие можно было вытерпеть, ведь так хотелось покататься на карусели и повисеть на турникетах вниз головой.
В итоге они гуляли так много, что Нине не хватало времени поиграть в комнате с куклами или конструктором, и это, как ни странно, печалило ее, ведь еще год назад она даже притрагиваться к ним не хотела.
– Я обязательно поиграю с ними завтра, – бубнила обессилевшая после прогулок девочка, проваливаясь в глубокий сон, длившийся до самого утра. И на следующий день, едва покончив с завтраком, Нина бежала в спальню выполнять обещание.
Так Лили победила невротические недосыпы. Она не знала, продолжали ли кошмары навещать дочурку, но бодрая Нина, торопившаяся на встречу с играми, которые до недавних пор не вызывали у нее интереса, заставляла Лили верить в лучшее.
Однажды они вдвоем прогуливались по улочкам своего района, едва заполненными людьми в рабочие часы. Внимание Нины привлек телевизионный экран на витрине магазина электроники, по которому транслировали танцевальную передачу. Изящная гибкая балерина, обтянутая в лосины, с легкостью выделывала па и кружила по сцене, точно в невесомости. Лили тотчас же заметила неподдельный интерес дочурки, которая буквально прилипла к стеклу.
За поздним ужином, когда Нина уже крепко спала, Лили начала обсуждение с мужем.
– Лили, я понимаю твое желание, но как бы мы не сделали хуже, – говорил Франк.
– Но она так хочет танцевать! Ты бы видел! Сегодня в парке она даже пыталась кружить, как балерина! – умоляла Лили.
– Иногда в порыве сделать, как лучше, мы забываемся и не принимаем во внимание все факты. Милая, она болеет. И болеет серьезно. Это не пройдет в один день лишь потому, что мы так сильно этого хотим. Нам следует быть аккуратными.
– Я понимаю, – Лили почти плакала. – Просто она была так счастлива в тот момент, и эти моменты так редки!
– Тем не менее, отдать ее в танцевальный кружок может повлечь непоправимые последствия, – голос Франка был как всегда мягок, – такие заболевания делают из людей социальных изгоев. Ей комфортно одной. Ей комфортно с нами, потому что мы с ней всегда. Но там совершенно чужие люди, это будет стрессом для нее.
– Я не хочу, чтобы она всю жизнь провела в изоляции от людей!
– Я тоже не хочу. Мы подготовим ее. Сейчас просто не время.
Врачи полностью поддерживали Франка. Социальная адаптация Нины проходила медленно. Она не общалась с детьми на площадке, с трудом выдерживала наблюдения педиатра в детской комнате больницы, а если Лили просили оставить ее с врачом наедине, Нина просто замыкалась и не реагировала ни на какие попытки врачей завязать с ней контакт. Когда Лили предложила определить Нину в школу развития для детей-аутистов, которые как нельзя лучше подошли бы для первых шагов социализации, и где Лили мола бы присутствовать сама, врачи убедили ее в том, что эта идея изначально обречена на провал, поскольку Нина – далеко не аутист. Ее проблемы – иного характера. Она испытывала галлюцинации неопределенного рода, возникающие в неустановленных условиях. Они просто не могли понять, отчего и где появляются галлюцинации. Казалось, что они возникали спонтанно, поскольку никакие смоделированные ситуации не позволяли определить зависимость между какими-либо факторами внешней среды и их возникновением. Попытка социализировать ее в раннем возрасте грозило опасными нервными срывами. В первую очередь, нужно было полностью изучить ее видения.
Лили понимала, что в словах окружающих есть смысл. Да она и сама была с ними согласна. Просто материнский инстинкт заставляет родителей пребывать в постоянном поиске всего самого лучшего для ребенка. Главное – это не потерять бдительность в погоне за детским счастьем.
Лили безумно хотелось умножить количество моментов, подобных тому, который она наблюдала в парке, когда Нина напевала себе под нос мелодию и кружилась в такт. И она не сдалась.
Неугомонная женщина, как всегда, нашла выход из ситуации. Уже на следующий день после вердикта врачей она сшила из накрахмаленной сетки и шифона подобие детской балетной пачки. Безумный восторг читался в глазах Нины, когда мать вручила той пышную розовую юбку. Но это было не все. В тот же день Лили повела дочь в магазин, где они купили в тон юбке атласные балетки с завязками, прямо как у настоящей балерины. Лили пришлось потрудиться, чтобы вспомнить классы хореографии, которые она брала в юношестве, но, как обычно это бывает, мышцы сами вспоминали позиции, упражнения, прыжки, повороты, разнообразные па. Лили даже сама удивилась, с какой легкостью ей в ее тридцать пять лет удается прыгать и сгибаться. Ухватившись за спинку дивана, Нина с энтузиазмом повторяла все движения матери и просила ту не останавливаться, когда бедная женщина уже не в первом поту устраивала передышки. Но восторженные возгласы Нины стоили каждой потянутой мышцы и утренних болей в пояснице.
Спустя два года после постановки диагноза скепсис врачей, наконец, сдался и предположил наличие правильных подходов в методике Лили в борьбе с шизофренией дочери. Еженедельные визиты к врачам сначала превратились в двухнедельные, а когда Нине исполнилось пять лет, даже ежемесячными. Доктора пытались объяснить успехи Нины (хотя было бы правильным говорить об успехах Лили) многочисленными научными терминами, описывающими благоприятную обстановку и отсутствие стрессов, но у Лили вместо тысячи заумных слов было два – любовь и внимание.
Розовощекая в нормальном весе смеющаяся Нина все больше становилась желанным гостем в поликлинике. Она даже проявляла инициативу в разговорах с медсестрами, рассказывая тем забавные истории. Кто-то из начинающих педиатров даже выразил желание написать научную работу по подходам, которые Лили использовала в лечении. Анализы опровергали подозрения докторов в использовании Лили медикаментов. Все, что им оставалось делать, это снова пожимать плечами и удивляться.
– Думаю, вы обрадуетесь, если скажу, что хочу снять вас с ежемесячного наблюдения, – сказал врач.
Лили улыбнулась, глаза сияли бесконечной радостью и гордостью за саму себя.
– Показатели Нины улучшаются, мы все поражены Вашей настойчивостью, – доктор улыбнулся. – Как насчет следующего визита через три месяца?