Страница 5 из 23
Дедушка провел в тюрьме несколько месяцев. После освобождения французы запретили ему возвращаться в свои земли. Он потерял все, кроме гордости и надежды. Дедушка поехал в Мекнес, где нашел работу рабочим на строительстве. Этого дела он не знал, но хотел выжить. Мекнес быстро рос, и людям были нужны дома.
Этот человек, которому когда-то принадлежало много акров земли и стада лошадей, решил поселиться в Сиди Масуд, запущенном районе, похожем на трущобы. Сиди Масуд стал домом для тех марокканцев, которые приезжали в город по разным причинам из разных районов страны. Они наспех сооружали бедные хижины из дерева, кровельного железа и всего остального, что только могли найти или купить по дешевке.
Однажды в Сиди Масуд переехала со своими детьми женщина благородного происхождения. Один из друзей Абделькадера, который знал, что в прошлом дедушка был вождем племени, со смехом сказал ему, что теперь его статус в районе пошатнется, потому что появилась настоящая шарифа.
Абделькадер знал, что у женщины есть дети, поэтому он зашел поприветствовать ее и принес сладости. Сразу начав подозревать о его намерениях, она сказала, что ей не нужны ни сладости, ни другие подарки. Дедушка был впечатлен. Через несколько недель он сделал предложение. Абделькадеру было лет двадцать пять, он был младше бабушки, и, хотя по-прежнему был привержен идее независимости Марокко, тюрьма и пытки ослабили и напугали его. Когда ребенком я спрашивала его об отметинах на его руках, он говорил, что это следы от сигарет, которые французы тушили об его кожу. На спине у него остались шрамы от хлыста. Думаю, дедушка женился на бабушке отчасти из-за ее силы, а отчасти потому, что она была знахаркой. Он взял на себя обеспечение ее и ее детей, даже усыновил младшую дочь, которая родилась без отца и в чьем свидетельстве о рождении значилось только имя матери.
В 1950 году, менее чем через год после женитьбы, бабушка родила моего папу, своего самого младшего и самого любимого ребенка. Семья жила в маленькой убогой хижине, построенной из дерева и железа. Стены были грубо сколочены гвоздями, сквозь щели в них можно было видеть небо. В жилище были две крошечные комнаты, не было водопровода и кухни. Туалет представлял собой отгороженный угол с дырой в полу и баком с водой для мытья.
– У нас была только одна колонка с питьевой водой, – рассказывал отец. – До нее нужно было идти два километра, а на обратном пути еще нести полные ведра воды.
Французы по-прежнему иногда вызывали к себе дедушку или наведывались в его дом, чтобы взять под арест. Они говорили, что он по-прежнему может вернуть себе свои земли, если только будет с ними сотрудничать. Но дедушка отказался. Он боялся за свою семью, особенно того, что французы арестуют и бабушку, чтобы причинить ему еще более сильную боль. Ходили слухи, что французы и те, кто работает на них, насилуют женщин. Папа помнил, что у дедушки был пистолет, который он тайно хранил в доме. Однажды, когда папе было четыре или пять лет, его родители поссорились, и бабушка пригрозила, что сообщит французам об этом пистолете.
– Они тебя заберут в тюрьму, и я от тебя избавлюсь! – выкрикнула она, и это было шуткой только наполовину.
Дедушка не хотел возвращаться в тюрьму. Он отнес пистолет в мечеть и выбросил его в отхожее место.
И дедушка, и бабушка играли активную роль в Сопротивлении. Они занимались тем, что подталкивали соседей к участию в маршах протеста против французов. В 1956 году Марокко наконец получило независимость, но дедушка так и не вернул свои земли. Взамен местный мэр предложил ему два килограмма сахара. Бабушка и дедушка отказались принять этот дар. Оба были глубоко разочарованы, и у дедушки началась депрессия.
Когда папе исполнилось семь лет, его родители развелись. Дедушка Абделькадер переехал в другую часть Мекнеса, а бабушка и дети снова стали жить сами по себе.
– Она вставала рано утром, молилась, готовила нам завтрак, будила старшую сестру, чтобы она следила за нами, а потом уходила, чтобы вернуться только когда стемнеет, – вспоминал отец.
У них была примитивная газовая плита, на которой они готовили еду. Еще можно было запекать овощи на горячих углях. У семьи был маленький радиоприемник, который работал только тогда, когда у бабушки хватало денег, чтобы купить батарейки. Дом освещали свечами или масляными лампами.
К тому времени, когда меня отправили в Марокко к бабушке, она уже выбралась из трущоб. Работая во Франкфурте, папа зарабатывал достаточно, чтобы не только содержать нас, но и чтобы посылать своей матери деньги, на которые она купила в центре Мекнеса домик с тремя комнатами, кухней и ванной с традиционным напольным унитазом и душем на стене.
Дедушка по-прежнему приходил к бабушке и рассказывал мне истории о том, как они боролись с французскими колониалистами. Он часто говорил мне, что самой большой властью обладают те люди, которые умеют читать и писать, потому что они могут объяснить, что происходит в мире, и записать историю. Он боялся, что люди услышат только версию французов и что истории таких людей, как он, будут забыты.
В трех домах от бабушки жила еврейская семья. Мать семейства часто приходила к нам по пятницам и приносила домашний хлеб, который, по ее словам, пекла специально для этого дня. Теперь я знаю, что это была хала, приготовленная специально для еврейского шабата. В качестве ответной любезности бабушка приносила полные блюда кускуса или печенья. Их дочка Мириам стала моей подружкой. Она была на два года старше меня и бегло говорила по-французски. Мы называли ее «Мерьем» – марокканским вариантом имени. Еще до того, как мне исполнилось четыре года, Мириам и ее семья уехали во Францию.
У бабушки были глубокие черные глаза и седые волосы, которые она иногда красила хной. Ростом она была примерно пять футов и шесть дюймов, у нее были очень сильные руки и крепкое мускулистое тело – результат тяжелого физического труда и использования лечебных масел, которые она готовила, а потом втирала в кожу. Иногда на бабушку нападал непреодолимый смех, легко передающийся всем вокруг.
Бабушка жила в городе, но ее дом выглядел так, как будто был фермой. У нее не было земли, о которой стоило бы упоминать, но она держала цыплят, кроликов и голубей на клочке открытой земли между гостиной и кухней. Бабушка не доверяла местным мясникам, поэтому резала своих цыплят, и у нас всегда были свежие яйца. Еще она кормила пару живущих по соседству кошек. Бабушка всегда говорила, что пророк Мухаммед заботился о кошках, поэтому мы должны хорошо к ним относиться. Она никогда не позволяла, чтобы нищий ушел из ее дома, не получив какой-нибудь еды, и часто все заканчивалось тем, что я садилась рядом с ним на крыльце и разговаривала, спрашивая, почему он беден, и задавая другие бесцеремонные вопросы. Бабушку это всегда смущало. «Почему ты не даешь человеку поесть?» – говорила она. Но я была любопытной. Она не просто кормила нищих и отправляла их восвояси. У нее всегда находилось, что им сказать, какое-то доброе слово, которое давало им надежду. «Сейчас у тебя тяжелые времена, но Аллах велик, и все у тебя наладится», – говорила она. И в знак уважения они называли ее «хаджа», титулом, который обычно используется для людей, совершивших хадж, ежегодное паломничество в Мекку, где моя бабушка никогда не бывала.
Хотя она родилась в хороших условиях, у бабушки была естественная склонность к экономному ведению дома. То, что у нас были свои цыплята, означало, что мы не будем голодать, даже если с деньгами возникнут проблемы. Бабушка их готовила, использовала яйца для выпечки и даже дарила яйца и цыплят соседям. Голуби были обучены разносить письма – весьма выгодный бизнес. Иногда бабушка ходила на ферму доить коров. (Когда она брала меня с собой, я таскала их за хвосты.) Еще она по-прежнему работала няней и повитухой и делала лечебные масла.
Монеты, которые она называла «маленькими деньгами», бабушка складывала в платок, который прятала в своем длинном традиционном марокканском платье. «Большие деньги» – купюры – она складывала в лифчик. «Никогда не держи все свои деньги в одном месте, – говорила она. – Надо прятать их так, чтобы сыновья греха не догадались, сколько денег у тебя есть». «Сыновьями греха» бабушка называла всех, кто ведет себя плохо, начиная от соседа-дебошира и заканчивая преступниками. В свое время я думала, что ее трюк с лифчиком смешон, но позже я повторила его. В опасных ситуациях, куда порой попадают репортеры, лифчик оказался надежным местом, где можно спрятать деньги и карты памяти. В мусульманских странах обычно находится немного людей, которые решатся проверить его.