Коловрат. Вторжение

Напрягая глаза, Евпатий вдруг вспомнил про факел, торчавший у него за поясом.

– Вот дурья башка! – обругал он себя, достал короткую палку, обмотанную паклей, прихваченные по такому случаю кремень и кресало и высек искру.

Просмоленная пакля занялась быстро, и вскоре языки пламени заплясали, разогнав полумрак по углам.

Пещера озарилась красноватым светом. Видно стало не в пример лучше, и боярин смог пристальнее осмотреть все вокруг. Одежда на мертвеце, ноги которого выдавались в проход, а голова почти упиралась в стену, истлела, но была, похоже, не бедной, – сквозь грязь поблескивали ошметки золотых нитей. Вещей никаких при нем не было, только изогнутый клинок сабли тускло отсвечивал в стороне, там, где когда-то была его рука. Может, защищался до последнего. Углы пещеры тоже стали заметны. Была она невелика. По сути, вся пещера здесь и заканчивалась. Не больше пяти шагов в каждую сторону. Рядом с мертвецом находилось гнездо, с двумя серыми в крапинку яйцами птицы, которую он от неожиданности не успел разглядеть – не то сова, не то куропатка. Но не птица его сейчас волновала. От нее никаких бед, кроме помета, ожидать не приходилось. Сколь бы сильной она ни казалась, а ларец не унесет. Даже хорошо, если со стороны кто приметит, что здесь птицы обитают, решит, что людей здесь нет. И все же они тут когда-то бывали.

– Похоже, не я первый заметил эту удобную расщелину в скалах, – пробормотал Евпатий, пристально разглядывая останки мертвеца в отсветах мерцающего пламени, – кто-то здесь побывал задолго до меня. Аж кости успели побелеть. Интересно, кто?

Изогнутая сабля была похожа на клинки восточного происхождения.

– Уж не дружки ли моего учителя здесь добро хранили? – насторожился боярин. – А может, и он сам здесь чего спрятал? Прямо сим-сим какой-то получается.

Озадаченный своей находкой боярин внимательно обшарил все углы пещеры, но кроме одного клинка и груды истлевших костей ничего не нашел. Никаких награбленных сокровищ в бочонках или ларцах не было. А если что и было, то давно уже отсюда пропало. Впрочем, других входов в пещеру ни сбоку, ни сверху тоже не обнаружилось. Значит, попадали в эту природную кладовую только снаружи, тем же путем, что и он сам сюда додумался залезть. «Будем надеяться, – с сомнением подумал боярин, вновь глядя на высохший скелет и понимая, что отступать ему некуда, другого места искать уже не будет, – что не слишком часто попадают. Мои гостинцы хотя бы полгодика здесь должны пролежать, а может, и чуть поболее».

Вдруг что-то мелкое блеснуло у него под ногами. Наклонившись, боярин снял золотой перстень с огромным изумрудом с рассыпавшегося в труху пальца мертвеца. Евпатий был не из брезгливых, да и мертвецов на своем веку навидался. Он в прошлой жизни почти теплых осматривал по необходимости, а этот уж давно Богу душу отдал. И только разглядев странный перстень – изумруд был обхвачен по бокам двумя перекрещенными саблями искусной работы, явно делали на заказ, – боярин вдруг обратил внимание на то, что должен был заметить уже давно. В мерцающем свете, где темнота колебалась, как туман по углам, он не сразу сообразил, что у мертвеца нет головы.

– Вот это да, – задумчиво произнес боярин, отступая на шаг, чтобы убедиться, не померещилось ли ему, – кто же ты такой и как здесь оказался? За какие такие заслуги тебе башку оторвали?

Выглядело это странно. Особенно для разбойников, гонявшихся за звонкой монетой и побрякушками. Если ограбили, то почему перстень и клинок дорогой, тоже, кстати, изумрудами украшенный, оставили? Больше походило на месть, а эти дорогие вещи не сильно волновали тех, кто лишил головы их владельца. Но кто же он такой и зачем пришел в это потаенное место? Размышляя над неожиданной загадкой, Коловрат впал в задумчивость и даже на некоторое время позабыл, зачем он сам здесь очутился. Только едва слышные крики, донесшиеся снаружи, вывели его из оцепенения. Приказчики, выполнив указания в точности, похоже, уже давно пытались дозваться своего хозяина. Боярин бросился назад к входному отверстию и заметил, что ларец уже болтается напротив него на скрипучей веревке.

Недолго думая, боярин схватил веревку, притянул ларец к себе и благополучно поставил его на дно каменного прохода. Затем отвязал и скинул наружу веревку, которая осталась болтаться там, дожидаясь на этот раз его самого.

– Порядок! – крикнул он, вновь высунувшись ненадолго, своим приказчикам, обеспокоенные лица которых заметил над скалой. – Скоро буду!

Дотащив ларец до пещеры, Евпатий поставил его в самом дальнем углу. Рядом с тем местом, где когда-то была голова неизвестного мертвеца. Присыпав его камнями, больше для очистки совести – разыскать клад здесь было проще простого, – боярин уже было направился к выходу, но вдруг остановился и поднял клинок, отряхнув его от пыли. «Возьму с собой, – решил боярин, который любил загадки, засунув его за пояс, – вдруг со временем дознаюсь, кто таков был». Перстень с изумрудом и перекрещенными саблями он уже спрятал в глубокий потаенный карман.

– Охраняй мой ларец, – наказал Евпатий мертвецу. – Да, смотри, не балуй!

Выкинув наземь факел, который от сырости зашипел и потух, Коловрат лихо ухватился за веревку и вновь оказался снаружи.

– Тащи, чего смотришь! – крикнул он сквозь порыв ветра своим заждавшимся помощникам.

Веревка тотчас пришла в движение и мощными рывками пошла вверх. Боярин устремился туда же, отталкиваясь ногами от скалы. И скоро был уже на краю утеса, с удовольствием вновь ощутив под ногами твердую землю, лежавшую к тому же, как и положено, вдоль горизонта.

Глава вторая

Неизвестный отряд

К обеду, измазав боярский клинок и едва не сломав лопату, приказчики наконец-то закончили копать яму почти в сажень глубиной. Осторожно опустив туда второй ларец, присыпали мелкими камнями и землей. А затем с помощью самого Евпатия вернули тяжеленный валун на место.

– Ну вот, – подытожил тайную работу, осторожно приминая мягкую землю вокруг валуна, Захар, – почитай, ничего и не видать. А пройдет пара дождиков, так вообще земля пообмякнет и расползется как следует.

– Ага, следы наши смоет, и трава приподнимется, как раньше, – добавил Макар, возвращая протертый от грязи меч своему боярину, – и никто из людей, окромя нас, не узнает, что мы здесь ларец драгоценный схоронили. Так что будь спокоен, Евпатий Львович.

– То, что знают двое… – начал было вспоминать расхожую пословицу боярин, но остановился на середине.

Посмотрев на солнце, даже сейчас почти не проникавшее в заросшую густым лесом низинку, где царил полумрак, выдохнул, сжал рукоять меча и, вспомнив неизвестного мертвеца из пещеры, медленно продолжил другими словами:

– …для порядка, надо бы вас кончить обоих…

Услышав это, приказчики замерли в оцепенении, поглядывая на тускло блестевший клинок в руках своего хозяина.

– Пощади, Евпатий Львович, – пробормотал Захар, у которого даже глаз задергался от такого поворота в жизни, – мы ж тебе верой и правдой…

– Да, только люблю я вас больно, как нянек своих, – вдруг громко рассмеялся боярин, для острастки выдержав-таки паузу, за которую оба приказчика едва не поседели. – Вы же мне жизнь спасли. Так что живите. А про клад сей никому ни слова. Через него еще, быть может, земля наша рязанская спасется.

– Не сомневайся, Евпатий Львович! – чуть ли не вскрикнул Макар, у которого отлегло от сердца, когда боярин засунул меч в ножны. – Мы же с Захаром – могила! Сам знаешь. Пытать вороги будут, не признаемся.

– Вот то-то и оно, – удовлетворенно ухмыльнулся боярин, забираясь на коня с помощью того же Макара, который услужливо поддержал стремя, – могила. Это ты верно сказал. Ну ладно, поспешать надо. Поехали в деревню. А то Ратиша с воинами нас уже заждались, наверное.

Всю обратную дорогу из глубины замшелого леса до мест более проходимых приказчики держались позади боярина на приличном расстоянии, словно боялись, что он вдруг передумает и закончит то, что внезапно высказал вслух. Евпатий их не осуждал, но и не торопился вновь облобызать. Шутка вышла хоть и злой, но по нынешним временам вполне обычной. Нравы здесь были как раз подходящие. Приказчики его – люди верные, но проверяла их жизнь пока только «водой и медными трубами». А вот «огня» еще в их жизни не было. Впереди предстояла большая война, в этом Евпатий давно не сомневался. Кто знает, на что решится человек, когда кругом начнется кровавая свистопляска. Когда речь не о деньгах пойдет, а о самой жизни. Вот тут-то верность хозяину может пойти на излом. А небольшая порция страха в таком случае, как ни странно, только помогала держать в узде нужных людей. Оказавшись в этой новой жизни, да еще угодив в самую гущу высокой княжеской политики, Кондрат Зарубин мало-помалу стал разбираться в методах управления людьми даже лучше, чем освоил их, воюя в Афганистане. Ведь теперь он даже не сотнями командовал, а целой тысячей. Не ровен час и больше доверят. Хотя, признавался он себе, афганский опыт тоже сослужил хорошую службу.