Стихотворения

2

Марина, Марина,Много мы ошибались:Сухие долиныРайским долом казались.Трудно нам живется,Трудно плыветсяПо глухому морю,По людскому горю.Но щедрей и угрюмейНаши вольные страсти —Ты – как золото в трюме,Мы – как парус и снасти.У глубинного кабеляТы заляжешь, тоскуя.Нас же выкинут на берег,На потребу людскую.Может, где-то на КамеДля веселых людейПоплывем челнокамиПод весеннею сетью дождей.Иль, как символ братанья,Об осенней пореПрогорим над БретаньюВ полуночном костре.

3

Назначенье поэта —Счастье или ярмо?Ты, Марина, – кометаВ полете ее непрямом.Ты еще возвратишьсяИз далеких гостей,Когда в мире затихшемБудут мерять по силе страстей.Ты еще повторишься —Не как облако в тихой воде,А как в песнях парижскихИ московских людейПовторяются вольные,Не признавшие властиНакопившейся молнииНакипевшие страсти.1947

На Оби

Барнаульская ночь высока, холодна,И видать далеко на Оби.И звезду на куски расшибает волнаО корму деревянной ладьи.Мы беседу ведем, приглядевшись ко тьме,Где болтливые волны спешат.Красноватый фонарик горит на корме,Где тяжелые сети лежат.Пароходы плывут под сипенье гудка,Просквозив огоньками кают.Барнаульская ночь холодна, высока,А на палубе песню поют.Это жизнь пролетает, светясь и крича,Лопастями плеща по Оби.А рыбак на весло налегает с плеча,И к рассвету шумят воробьи.Мы идем к островам, где чернеет ветла,Чтоб соснуть, привалившись к костру.Там под ветром береза метет, как метла,Выметая созвездья к утру.А рассвет розоват, а потом – серебрист,А потом и светло на реке.Пароходы уходят на НовосибирскИ гудят, и гудят вдалеке.Сентябрь 1948

В районном ресторане…

В районном ресторанеОркестрик небольшой:Играют только двое,Но громко и с душой.Один – сибирский парень,Мрачнейший из людей.Его гармошке вторитНа скрипке иудей.Во всю медвежью глоткуГармоника ревет,А скрипочка визгливо —Тирлим-тирлим – поет.И музыка такаяШибает до слезы.Им смятые рублевкиКидают в картузы.Под музыку такуюТанцуют сгорячаИ хвалят гармониста,И хвалят скрипача.Когда последний пьяныйУходит на покой,Они садятся двоеЗа столик угловойИ выпивают молчаВо дни больших удач —Стакан сибирский пареньИ рюмочку скрипач.1952

Железная скворешня

Я вырос в железной скворешне.А был я веселый скворец.Порою туманною, вешнейЗвенела капель о торец.Скворешня железная пела,Когда задували ветра.Железная ветка скрипела,Гудела стальная кора.В скворешне учился я пенью,Железному веку под стать,Звенеть ледяною капельюИ цинковым свистом свистать.А если мне пенье иное,Живое, уже ни к чему,То дайте мне сердце стальноеИ ключик вручите к нему.Гоните воркующих горлиц,Рубите глухие сады,Пока не заржавели в горлеОт слез и туманов лады.Железом окуйте мне руки,В броню заключите до пят!Не то уже странные звукиС утра в моем горле кипят.1956

Осень Сорок первого

Октябрь бульвары дарит рублем…Слушки в подворотнях, что немцы                    под Вязьмой,И радио марши играет, как в праздник,И осень стомачтовым кораблемНесется навстречу беде, раскинувДеревьев просторные паруса.И холодно ротам. И губы стынут.И однообразно звучат голоса.В тот день начиналась эпоха плакатаС безжалостной правдой: убей и умри!Философ был натуго в скатку закатан,В котомке похрустывали сухари.В тот день начиналась эпоха солдатаИ шли пехотинцы куда-то, куда-то,К заставам, к окраинам с самой зари.Казалось, что Кремль воспарил над Москвой,Как остров летучий, – в просторе, в свеченье.И сухо вышагивали по мостовойОтряды народного ополченья.И кто-то сказал: «Неужели сдадим?»И снова привиделось, как на экране, —Полет корабельный, и город, и дымОсеннего дня, паровозов, окраин.И было так трудно и так хорошоШагать патрулям по притихшим бульварам.И кто-то ответил, что будет недаромСлезами и кровью наш век орошен.И сызнова подвиг нас мучил, как жажда,И снова из бронзы чеканил закатСолдат, революционеров и гражданВ преддверье октябрьских баррикад.Конец 1947 или 1948