Душегуб

На мне была пижама голубого цвета. Голубой цвет: полицейский под аре-стом или правонарушение, совершенное должностным лицом. Что же это такое. Зная, что нельзя кричать и вести себя не подобающим образом. К нарушителям спокойствия могли применяться самые жесточайшие меры наказания. Я вернулась и села на кровать- потекли часы ожидания.

Одно меня не могло не радовать, я жива. С другой стороны, люди, одетые в голубую униформу проживали не долго- ровно до оглашения приговора. Через какое время за мной пришли, я настолько изнывала от одиночества и замкнутого пространства, что готова была решиться на физические наказания, лишь бы не си-деть в этом, абсолютно лишенным звука, месте.

Три охранника с оружием в руках вывели меня из камеры. Надо сказать, что находилась я не в общем блоке для преступников в форме, а в отдельном, ка-меры снаружи не могли мной посмотреться, это секретное подразделение, под контролем Комитетчиков. А это дурной знак, они в принципе могли меня при-стрелить, без объяснения причин. С одной стороны я надеялась на блондина, но головой понимала, что Душегуб навряд ли решил меня посадить за стекло. Что- то подсказывало мне, что передо мной будет разыграно представление. И что оно инициировано заговорщиками.

В комнату для допроса, которая мало чем отличалась от подобных ей в по-лицейском управлении, зашло двое Комитетчиков, все в черном. Один из них расположился рядом, напротив меня за столом, другой встал напротив зеркала. Интересно, кто за нами сейчас наблюдает в соседней комнате, Душегуб? Он ведь не может не знать, где я, или же мистер Икс, которого мы разыскиваем?

- Станислава Никитина? - начал допрос сидящий за столом. Его лицо было изуродовано шрамами от какой-то болезни. Странно, что он не хочет избавиться от этого, в наш век просвещённой медицины, такие проблемы убирались на раз.

- Да.

Он продиктовал мой номер, а так же лицензию и ее срок. Потом стал зада-вать вопросы о семье. Когда с моей автобиографией было покончено, он спросил:

- Как вы думаете, почему вы здесь?

- Сейчас вы мне и ответите на этот вопрос. - я не буду облегчать ему рабо-ту.

Тот осклабился, конечно, это прямое нарушение протокола, он должен был для начала представиться и заявить суть обвинений:

- Вас обвиняют в государственном преступлении, в частности, в превыше-нии своих полномочий, Кодекс о должностных преступлениях статья сто семна-дцать пункт три.

- В чем же это выразилось?

- Вы представились сотрудником Комитета и выбивали признательные по-казания у человека.

Я сразу вспомнила журналистку.

- Что вы скажете на этот счет?

- Я скажу, что в связи с расследованием уголовного дела, я нахожусь под контролем Комитета и отчитываюсь о своих действиях непосредственно вашему агенту.

- Кому? - этот вопрос задал стоящий у зеркала, он играл роль плохого по-лицейского, периодически делая резкие движения и нелогичные перемещения вдоль зеркальной стены, как бы отвлекая меня от своего напарника.

- Душегубу.

- Тем не менее, закон для всех одинаков, - опять резкое движение и тот оказался ко мне носом к носу, - вы не имели права представляться сотрудником Комитета.

Я сложила руки на груди, немного отстранилась от агрессора и процедила:

- Я никогда не представлялась сотрудником Комитета.

- Даже так? - удивился тот и вернулся к посту возле зеркала.

- Но у нас есть показания женщины, которая утверждает, что вы, предста-вившись сотрудником Комитета, напали на нее и под давлением пытались выбить показания. - продолжал "хороший" полицейский.

- Она лжет, - заявила я, надоело отпираться, вы меня достали, - я требую сыворотку правды для себя и буду отвечать на три вопроса.

Сыворотка правды, очень неординарный препарат. Человек, у которого от-сутствуют доказательства в натуральном виде, мог заявить о его применении. За-давать можно было от одного до трех вопросов- более мозг не выдерживал, если задавался четвертый вопрос или даже пятый, то допрашиваемый становился ово-щем.

Отказать правительство, от проведения этой процедуры не могло, самым замечательным было то, что должны были присутствовать два независимых сви-детеля. Мне просто необходимо, чтобы о моем задержании сейчас узнало, как можно больше людей, чтобы Комитет имел это ввиду. Если бы у них были не-опровержимые доказательства, то меня бы уже вели на расстрел, значит, у них еще существуют сомнения по этому поводу и это необходимо использовать.

- Вы ведь понимаете, это лишь ее слово против моего. Я хочу двух свиде-телей, начальника полицейского управления Тома Страйка и Душегуба.

- Загвоздка в том, что оба они являются должностными лицами и могут выступать только от лица государства. - Хороший комитетчик не хотел этой про-цедуры.

- Я настаиваю, чтобы они все же присутствовали и подпишу согласие, о том, что не имею претензий к свидетелям.

Они остались ни с чем, не говоря ни слова, они собрали свои документы и вышли. Осталась одна. На согласование не должно уйти много времени. Я сейчас очень переживала за Вирус, как она там, успела ли уйти в мировое интернет про-странство, чтобы спрятаться или же ее поймали.

Судя потому, что мне пока не выдвинули обвинения по незаконному вла-дению искусственным интеллектом, можно было надеяться, что ее хотя бы не об-наружили. Примерно через час, когда я уже практически задремала за столом, во-шли медики.

С самого детства я боялась белых халатов, единственное, от чего не могла спасти нас медицина это от боли и смерти, зачастую становясь проводниками первого, а иногда, и второго, врачи вызывали во мне трепет и первобытный страх перед неизвестным.

Меня подсоединили к специальному аппарату, зафиксировали голову и ру-ки на поручнях. Медицинский работник, седовласый мужчина с бесцветными гла-зами, полными отрешенности, пробубнил правила поведения и введения в сыво-ротки, мое право отказаться от применения до введение препарата в кровь, а так же последствия применения. Он это делал безучастно и так скучно, наверное у не-го по сто человек в день проходят. Ему уже совершенно все равно, что станет с подсудимым. Один раз за зеркалом включилось освещение, показывая в потайной комнате наличие разъяренного Душегуба и растерянного Тома, надо сказать, они приехали достаточно быстро.

Я кивнула головой и произнесла свое согласие на процедуру еще раз, с разрешением задать три вопроса. Прокол руки был болезненным, а вводимое ле-карство пекло, как будто под кожу вводили раскаленную лаву. Не удивительно, что задавать можно лишь три вопроса.

Время остановилось. Боль пульсировала везде. Пронзая тысячами иголок, она заползла в голову и устроилась поудобнее. Теперь я не могла контролировать процесс. Словно марионетка, подвешенная за тонкие и невидимые ниточки вы-прямилась на стуле. Комната стала как будто светлее, впереди зеркало преврати-лось в кипящую лаву, она булькала и переливалась, завладевая моим вниманием. Где-то на границе сознания вспыхивала небольшим островом вера в то, что все будет благополучно. Голос в колонках задал первый вопрос:

- Станислава, совершили ли вы государственное преступление, предста-вившись сотрудником Комитета?

Мелкие иголочки накалывали маленькие картинки памяти, заставляя их вспыхивать яркими фотографиями. Они затухали сразу, как только кукловод по-нимал, что они не относятся к делу. Боль прекратилась, как только всплыла нуж-ная ситуация в голове. Новостная башня. Я не тактично обращалась с Допрашива-емой. Все было в пределах моей детективной субординации. Перебирая мозаику своими маленькими лапками мозг искал ответ на вопрос. Мои пересохшие губы прошептали:

- Нет.

- Вводили ли вы в заблуждение Клариссу Вэй, в части того, кем вы являе-тесь на самом деле?

Боль усилилась и мое тело, минуту назад сидевшее будто я проглотила пал-ку, выгнулось. Я вернулась в сцену, когда видела Клариссу. Две встречи. Они проигрывались раз за разом:

- Нет.

Сквозь пелену, практически сумасшествия, я улыбнулась, выкусите, мой мозг и то, что его сейчас контролировало, не посчитало это преступлением. Странно, но мне не задают третьего вопроса, находиться под воздействием сыво-ротки нельзя долго. Вера, тот теплый берег, благодаря которому какое-то мое я все еще осознавало себя собой, сигналила о том, что что- то идет не так.