Страница 23 из 35
Св. Иоанн Кассиан, характеризуя грех уныния, сравнивает душевное состояние унывающего с дремотою: «И подлинно, не тело, а душа дремлет в это время. Ибо душа, уязвленная стрелою этой разорительной страсти, действительно засыпает для всякого стремления к добродетели и наблюдения за своими духовными чувствами»[126]. Уныние погружает человека в духовную спячку, он теряет бдительность, перестает бодрствовать. Лень и уныние – родные сестры, связанные друг с другом кровными узами, часто выступающие причиной друг друга. Вот почему св. Ефрем Сирин, обращаясь к монашествующим, призванным проводить дни свои в беспрестанном духовном и физическом делании, замечает: «Много предлогов собирает себе ленивый монах, – и сонливый впадет в беды»[127]. Органическая взаимосвязь лени и уныния определена в поэтической строке псалма Давида: «воздрема душа моя от уныния» (Пс 118, 28). Называя уныние смертью для монашествующих, св. Иоанн Лествичник характеризует его в терминах лености, дремоты, расслабленности, умственного изнеможения. В лукавой цепи пороков и грехов вызванная унынием лень делает любого человека невосприимчивым (глухим, мертвым) к духовным призывам Церкви о трезвении и бодрости души и тела. Унывающий – противник всякого труда, всяких усилий, превращающийся в нерадивого раба, лукавого и ленивого. «Мужественная душа воскрешает и умерший ум, уныние же и леность расточают все богатство», – заключает авва Иоанн, прибавляя, что дух уныния есть тягчайший из восьми предводителей злобы[128].
Древняя Русь, усваивавшая истины христианства в опоре на образцы высокой книжной словесности, довольно быстро и зрело по мысли стала развивать главные нравственные темы восточно-христианского учения. Так значимым в древнерусской культуре оказывается духовное завещание от старшего рода к его продолжателю, образующее самостоятельный жанр поучений отца к сыну. Поучения отца к сыну – распространенный и популярный жанр древнерусской литературы, вписывающийся в традицию средневековой дидактики. Древнейшие славянские переводы подобных текстов представлены в Изборнике 1076 года. Знаменитое «Поучение» Владимира Мономаха – оригинальное произведение, послужившее образцом нравственных наказов-завещаний отца наследнику, побуждающещие его к деятельному труду, церковной молитве и постоянной учебе.
«Что же умеете хорошего, того не забывайте; а чего не умеете – тому учитесь, как мой отец. Дома сидя сумел пять языков узнать, оттого ведь почесть есть от других земель. Леность ведь всему мать: (что) кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому и не научится.
Добро совершая, не можете лениться ни на что хорошее, (и) прежде всего – к церкви (ходить). Пусть не застанет вас солнце в постели; так ведь отец мой поступал блаженный, и все добрые мухи совершенные. Заутреннюю воздайте Богу хвалу, и потом, на восходе солнца, увидев солнце, (нужно) прославить Бога с радостью и сказать: “Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет свой прекрасный!”»
С этими словами, предостерегая от лени и призывая к бодрости духа и ума, постоянно находящихся в труде и добром делании, обращается к детям в «Поучении» киевский князь Владимир Мономах[129].
Лень как порок получает глубоко отрицательную оценку, выраженную в афористической форме, и в таком произведении, как «Наставление отца сыну», известного, по крайней мере, с конца XIV века: «Ленивый хуже больного: больной хоть лежит, да не ест, а тот и лежит, и ест»[130].
В главе 32-й «Пчелы» говорится о трудолюбии. Примечательно высказывание, которые составители сборника приписывают святителю Василию Великому:
«Святой Василий. Добытое трудом с радостью и принимается, и сохранятся, а что получено без труда, то быстро исчезает.
Достойна ненависти и осуждения праздность, что делает человека хуже муравья и пчелы, ведь человек создан быть первым и в рай был введен, чтобы его сохранять и улучшать. Это-то и показывает, что у человека свое назначение, и суть его в том, чтобы стремиться к трудам, поскольку праздность вне человеческой сути»[131].
Подвижнический труд – одна из форм спасительного пути, совершенствования человека в Боге. Житийная литература является сокровищницей подобных образов. Так, преподобный Сергий Радонежский в житии, написанном Епифанием Премудрым, предстает великим молитвенником и тружеником. Работа плотника и крестьянина-земледельца для него также естественна и необходима, как и для мирянина, проводящего жизнь в добывании куска хлеба насущного. В житии рассказывается, что Сергий нанимается к некоему старцу Даниле для постройки сеней перед кельей, прося вознаграждение в виде гнилого хлеба. И пока руки его не поработали, до окончания труда плату он не принимает. «И, сказав это, препоясал чресла крепко и начал трудиться с утра и до вечера, и доски все стесал, столбы изготовил и поставил; Бог помогал ему, и сени соорудил до вечера. Когда стемнело, в вечерний час, Данила-старец вынес ему решето хлебов, цену платы его, ибо руки его поработали. Сергий принял их, положил перед собою, сотворил молитву благословения и начал есть с водой, без варева, без соли; и оба, соединив обед и ужин, все съели»[132].
Порицание лени и похвала труду объединяет главы другого известного памятника древнерусской культуры – «Домостроя».
Можно говорить, что этическая концепция «Домостроя» утверждает труд в качестве основной добродетели. Трудолюбивые хозяин и хозяйка, наученные и мудро управляемые ими слуги, должны воспринимать работу по устройству домашней экономики и бытового порядка как образец благочестивого поведения, угодного Богу в Его установлении христианской семьи как Малой Церкви. В 33-ей главе, поименованной следующим образом: «Как мужу воспитывать свою жену в том, чтобы сумела и Богу угодить и к мужу своему приноровиться, чтобы могла дом свой получше устроить, и всякий домашний обиход и рукоделье всякое знать, и слуг учить и самой трудиться», создается образ благочестивой христианки. Она деятельно руководит своим домом и тем самым соблюдает нравственные устои семьи в духе евангельских заповедей:
«Да ведала бы всем хозяйка сама, которой из них какое дело дать, сколько дать чего и сколько чего взять, и сколько чего кто сделает за день, много ли мало, и сколько из чего получится, – все бы знала сама, и было бы все у нее на счету.
Да и сама хозяйка ни в коем случае и никогда, разве что занедужит или по просьбе мужа, без дела бы не сидела, так что и слугам, на нее глядя, повадно было бы трудиться. Муж ли придет, простая ли гостья – всегда б и сама за делом сидела: за то ей честь и слава, а мужу хвала. И никогда бы слуги не будили хозяйку, но сама хозяйка будила бы слуг и, спать ложась после всех трудов, всегда бы молилась, тому же уча и слуг»[133].
Книжная традиция в определении лени, нравственном противопоставлении труда и безделья, близка народной. Здесь душа народная едина. Лень отвратительна и опасна для любого сословия. В пословицах и поговорках, собранных В. И. Далем, народная этическая традиция развенчала и осмеяла ленивца, определив лень не только как недостойное поведение, но и как наносящее урон хозяйству действие. Этика крестьянского труда не согласуется с праздностью: ленивый работник все равно, что вор. «Ленивый и могилы не стоит», – выносит приговор народная мудрость. И далее следует яркая россыпь присказок, пословиц и поговорок на эту тему:
126
Добротолюбие. Т. 2. С. 69.
127
Там же. С. 416.
128
Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица. С. 206.
129
См.: Поучение Владимира Мономаха // Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). М.: Художественная литература, 1969. С. 14 6 –171.
130
Мудрое слово Древней Руси. С. 98.
131
Там же. С. 313.
132
Житие Сергия Радонежского // Древнерусские предания (XI–XVI вв.) М.: Советская Россия, 1982. С. 239.
133
Домострой. С. 147.
134
Пословицы русского народа. Т. 2. С. 380–403.