Страница 22 из 35
Гнев, ненависть, памятозлобие – взаимосвязанные, однокоренные явления. Девятая ступень «Лествицы» преподобного аввы Иоанна посвящена памятозлобию. Называя это состояние ума и души темной и гнусной страстью, игумен Синайского монастыря трактует его как порождение гнева: «Памятозлобие – это исполнение гнева, хранение согрешений, ненависть к правде, пагуба добродетелей, ржавчина души, червь ума, посрамление молитвы, пресечение моления, отчуждение любви, гвоздь, вонзенный в душу, неприятное чувство, в огорчении с услаждением любимое, грех непрестающий, законопресту пление неусыпающее, злоба повсечасная»[122]. Святитель Иоанн Златоуст, показывая взаимосвязь гнева с другими пороками, подчеркнет, что нетрезвость и пьянство более всего разжигают вожделение и гнев, а ярость и памятозлобие есть формы его внешнего и внутреннего проявления.
Во второй книге «Точного изложения православной веры» св. Иоанна Дамаскина есть глава, исследующая гнев. Психолого-антропологическая экспликация св. Иоанна Дамаскина посвящена описанию таких субъективных состояний, как удовольствия, печаль, страх, а также психических процессов воображения, чувства, памяти, мышления. Характеризуя гнев, автор близок античному толкованию природы гнева, говоря о нем как о кипении «находящейся около сердца крови, происходящем вследствие испарения желчи или возмущения»[123]. Но гнев есть и желание мщения, возникающее в оскорбленном кем-то человеке. Отсюда, Иоанн Дамаскин выводит своеобразную типологию гнева, называя три: вспыльчивость, злопамятство, негодование. Если первые два проявления гнева, безусловно, отрицательные явления, то негодование названо спутником разума, защитником желания, опорой которого становится чувство справедливости. Гнев как выражение праведности, как борьба за установление высшей правды-истины не устраняется из этического содержания христианского учения.
Объяснение подобному толкованию гнева следует искать в разрабатываемой в восточно-христианской традиции проблеме душевных страстей. В главе XXII «О страсти и деятельности (энергии)» св. Иоанн Дамаскин дает богословскую характеристику настоящей проблемы. «Определение же душевных страстей – такое: страсть есть чувственное движение желательной способности, вследствие воображения блага или зла. Или иначе: страсть есть неразумное движение души по причине представ ления блага или зла. Представление блага, конечно, возбуждает желание; представление же зла – гнев. А родовая, то есть, всем принадлежащая страсть определяется таким образом: страсть есть движение, производимое одним в другом. Энергия ж есть движение деятельное. Деятельным же называется то, что движется по собственному побуждению. Таким образом, и гнев есть энергия (или деятельность) пылкой части, а страсть – энергия двух частей души и, кроме того, всего тела, всякий раз как оно вынужденно ведется гневом к действиям. Ибо (тогда) в одном произошло движение, причиненное другим, что именно и называется страстью»[124].
В древнерусской традиции семантические границы слова «гнев» определялись рядом близких по значению слов «лютый» и «ярый». Лютый значит «неистовый, бешеный»; ярый – «сильный, необузданный, пылкий». Гневный – тот, в ком разгорается огонь страсти, разливается ее буйный, неукротимый, смертоносный яд. Гневаться-яриться и гневаться-лютовать не одно и тоже. Ярость ситуативна, как вспышка молнии, выступая, скорее, эмоциональным выражением гнева. Лютость – это постоянство деяний, характеризующая нрав человека или зверя («лютый зверь» – устойчивое выражение, часто встречающееся как в устной, так и в письменной древнерусской речи). Если ярость и лютость – характеристики, пришедшие из языческой системы миропредставления, то в понятии гнева фиксируется уже нравственный аспект, связанный с христианским духовным опытом жизни.
Святоотеческое наследие, усвоенное и переработанное русской культурой, стало основой этической концепции греховных страстей в религиозной, философской и художественной литературе. Греховная страсть гнева в толковании святых Отцов Церкви – это порок, вкоренившийся в душе и через навык, то есть через постоянство, ставший ее природным свойством. Гневливая душа – душа безумная, злоупотребляющая своею силою в неправильном направлении, как св. Максим Исповедник говорит, «во всех вещах неправильное употребление есть грех». Гнев и есть неправильно употребленная сила души, направленная не на искоренение собственных страстей и пороков, а на сторонний предмет. Иллюстрацией и толкованием этому определению служит рассказ об одном монахе, который, чувствуя в себе гневные движения в монастыре, решился уйти в пустыню, дабы избежать всех возможных источников мучившего его порока. Случилось так, что кружка, которую он наполнял и ставил на землю, трижды опрокидывалась и разливалась. Это раздражило и привело монаха в исступление. Он разбил кружку, когда же опомнился, то сказал: «Бес гнева обманул меня. Вот я один, а сия страсть не перестает побеждать меня. Когда же для того, чтобы сделаться ее победителем, потребно везде вести войну против нее и терпеть, а прежде всего необходима помощь Божией благодати, то ныне же возвращаюсь в монастырь!»[125]
Борьба с гневом не ограничивается физическим или умственным отстранением от разного рода явлений и предметов, могущих послужить источником раздражения и гневной реакции. Ведь противоположное гневу состояние – безгневие, кротость, смирение – те добродетели, которые значимы в иной, христианской картине мира и определяют путь спасения в Боге, действующего в человеке благодатью Духа Святого. В христианской эсхатологии гнев Божий как справедливое возмездие – кара – прольется семью чашами над грешниками. Но поселившийся в душе человеческой гнев как страсть отторгнет несчастного от спасающего его Господа, лишит милости Божьей. Спасутся же истинно милостивые, кроткие и миротворящие: Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут…Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими (Мф 5; 5, 7, 9). Кроткие наследники Царства Божиего – это и идеал русской культуры, создавшей мучениями писательской души Ф. М. Достоевского гениальную художественную транскрипцию богословской проблемы смертного греха гнева, – «Кроткую».
Слово против уныния и лени. Лень, как порок, и леность, как греховное действо, происходящее от страстей, получило однозначную святоотеческую трактовку, что ярко было отражено в русской литературе.
Этическое осмысление роли труда в жизни человека, как и установление периодичности трудовых будней и праздников, было характерно уже для культур Древнего Востока. Четвертая заповедь Декалога призывает помнить день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай [в них] всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни [вол твой, ни осел твой, ни всякий] скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его (Исх 20, 8–11).
В христианской картине мира естественный ритм человеческой жизни был организован соблюдением будних и праздничных дней. Праздничным днем недельного цикла стало воскресенье как маленькая Пасха в памятование Воскресения Господа Иисуса Христа. Небрежение к религиозным праздникам осуждалось Церковью. Православная традиция сохранила немало рассказов, повествующих о наказании и вразумлении пренебрегших установленными праздниками в честь Спасителя, Богородицы и святых угодников. Но каждодневной обязанностью человека в христианстве стал труд. Кто не трудится, тот пусть не ест, – написал апостол Павел фессалоникийцам (2 Фес 3, 10). Сам апостол, трудившийся в благовествовании Слова Божьего, без устали работавший над устроением первых христианских церквей, не оставлял занятия, кормившего его. Он зарабатывал средства на существование «деланием палаток» (Деян 20, 34). Из христианской концепции труда и благочестивой жизни, ведущей к спасению, учению о душе и греховных страстях и складывалось толкование лени как порочной наклонности и греховного действа, проистекающего из страсти и способствующего ее развитию.
122
Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица. С. 189.
123
Святой Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М.: ЛОДЬЯ, 1998. С. 159.
124
Там же. С. 94.
125
Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица. С. 511.