Мистериум

МИСТЕРИУМ

Дверь в ничто и во всё

Пролог

Человек не может взять да измениться. Он не может так быстро отказаться от устоев, которые росли, развивались, распространялись в нём, бросая в каждый уголочек сознания свой корешок. Для этого нужно время, и не малое. И самое главное – человек никогда не сможет измениться полностью, даже за тысячу лет. На половину да, но не полностью. В нём всегда останется частичка его самого, частичка настоящего его, та часть души, которая не изменится и через сотни и сотни веков.

Но всё же… всё же бывают в жизни такие невероятные моменты, которые способны перевернуть всю нашу жизнь вверх дном, разорвать рутину повседневности и изменить человека до неузноваемости. Но такие случаи и такие люди очень и очень редки.

Просто не забываете про ту неизменяющуюся часть души.

                         ***

Был дождливый осенний вечер. Весь день, не прекращая лил дождь, словно не из ведра, а из огромных чанов. Златовласая миловидная женщина, лет двадцати пяти кутаясь в махровую шаль и прижимая к груди двух младенцев, торопливо шагала через улочки, то и дело, наступая на лужи. Она прошла мимо ярких неоновых вывесок модных бутиков, перешла через дорогу, почти бегом преодолела не жилую часть улицы и оказалась перед железными воротами. Над воротами была чуть косая вывеска с пожелтевшими от дождя и времени, написанными на ней словами: Приют для бездомных «Тихий Лес». Странное название для приюта, конечно же. Но другого приюта, по близости не было.

Женщина заметила в паре шагов от себя коробку, не больших размеров. Коробка лежала под кустами и была сухая. Она завернула детей в шаль и положила в коробку. Открыла со скрипом железную калитку ворот и вступила на земли приюта. Торопливо преодолела дорогу из потрескавшихся плит, дошла до трёхэтажного дома из красного кирпича. Поставила коробку у крыльца, постучала в дверь, посмотрела в последний раз на своих спящих детей. В глазах её читалась грусть и безысходность. Услышав шаги по ту сторону двери, торопливо удалилась из жизни собственных детей, навсегда.

Дверь медленно отворилась. На пороге стаяла Марила Вишневская, пожилая женщина, лет пятидесяти, с собранными в пучок волосами и проседью. На ней была чёрная юбка-карандаш и белая рубашка с кружевным воротничком, поверх которого она второпях накинула цветастую шаль. Женщина посмотрела по сторонам, ничего не заметила, и хотела было закрыть за собой дверь, но её внимание привлёк шум, доносящийся снизу. Марила Вишневская склонила голову, протёрла шалью толстые линзы огромных круглых очков. И заметила в коробке двух белобрысых младенцев. Девочка спала, смачно посасывая пальчик, а мальчик проснулся и барахтался в огромном бежевом шале. Младенцам-близнецам было примерно по два месяца.

– О! – только и произнесла женщина и подняла коробку.

Вошла в дом, торопливо направилась через коридор в главный зал. Там сидели все преподаватели, живущие в приюте, и пили чай. У детей в это время был тихий час.

– Смотрите, что я нашла, – сказала женщина, ставя на стол коробку.

К ней подошла молодая учительница географии, девушка лет двадцати двух, с длинными тёмными волосами. Щёки её были усеяны веснушками, а на подбородке чернело родимое пятно. Она подошла, стуча каблуками, одетая лимонного цвета платье. Заглянула в коробку.

– Близнецы! – воскликнула она.

– Да, – кивнула пожилая женщина с очками. – Кто-то оставил их, я не увидела кто.

К ним подошёл мужчина средних лет. Волосы у него успели пробиться сединой, на носу была бородавка, но в целом, в своём строгом сером костюме, он выглядел презентабельно.

– А ну ка, может там есть какая-нибудь записка или письмо? – он покопался под младенцами и нашёл маленький квадратный клочок бумаги.

Перевернул его и прочёл следующее:

«Оставляю их на ваше попечение. Мальчика зовут Эмиль, девочку – Севиль. Им по два месяца. Пожалуйста, не разлучайте их, даже на долю секунды. Они этого не любят, особенно Эмиль»

И в самом крайнем углу фамилия: З. Эфендиева.

– Значит, Эмиль и Севиль? – сказала Евангелина Кравчик, географичка.

Марила Вишневская сняла свои очки, протёрла их о край кофточки и снова надела.

– Это значит, что у нас пополнение, – произнесла она. – Даниса, отведи малышей в комнату номер два. А я пойду и запишу их имена и данные.

Даниса Янковская была молодой девушкой лет восемнадцати, только-только поступившая на работу няньки для самых младших. Она послушно взяла коробку с близнецами и вышла из помещения. Направилась через извилину коридоров в комнату под номером два. Там уже спали пять-шесть малышей в кроватках, от двух до двенадцати месяцев. Девушка обвела комнату взглядом. Там было четыре пустых кроватки. И Даниса уложила младенцев, каждого в одну кроватку. Сменила им одежду и памперсы, нарядила в ярко-жёлтые ползунки, так что их, невозможно было различить. Всё это время близнецы спали мирным сном, не подозревая, что их жизнь с мамой окончена и начинается жизнь в приюте.

Через 10 лет.

– Сив, – позвал сестру Эмиль.

Он называл её так с восьми лет, когда прочитал книжку с красочными иллюстрациями про скандинавских богов. Так звали жену Тора.

– У Сив тоже были длинные золотистые волосы, – говорил он сестре, когда она просила его, не называть её так.

Они оба лежали в одной кроватке на втором этаже, в комнате номер восемнадцать, в ярко-красочных пижамах. Кровать стояла у окна. Был жаркий июньский день.

– Да? – сонно подала голос Севиль.

– Осталось совсем немного. – сказал мальчик.

– Чего немного? – не поняла девочка.

– Скоро мы уйдём отсюда, – пояснил Эмиль.

– Да… через… мм… восемь лет, вот. – посчитала по пальцам Сив.

– Я обещаю тебе, что однажды, ты увидишь то, что никто, никогда, и нигде не видел. – призадумался и добавил. – Я покажу тебе безумие. Я покажу тебе Мистериум.

– Мистериум? – переспросила Севиль. – Нет такого места и вообще, такого слова.

– А вот и есть, – упрямо молвил мальчик. – Я видел его в своих снах.

– Это же сны. Они – не правда. – заметила Сив.

Она перевернулась на бок и посмотрела на брата.

– А сны, создаются из того, что мы видим за день. – тоном учителя по психологии, произнёс Эмиль. (Такого учителя у них в приюте не было и в помине.)

Сив тихо рассмеялась, и посмотрела по сторонам. Убедилась в том, что все спят, и она своим смехом никого не разбудила. В комнате номер восемнадцать было три девочки и три мальчика от восьми до десяти лет.

– Правда покажешь? – спросила она.

– Правда, правда, – серьёзно проговорил мальчик. – Мы увидим безумие и сами станем безумием. А потом… потом мы будем счастливы. Счастливее всех на свете.

Глава 1. Ничто и Всё в одном флаконе

Был жаркий сентябрьский день, а солнце припекало словно летнее. Знаете, говорят, что перед тем как рассветать, бывает самая тёмная ночь. Так и с погодой. Перед тем как похолодать, она в последний раз милостиво разрешает погреться на солнышке, лёжа в ещё зелёной траве и слушая мелодию ещё не улетевших на зимовку птиц.

Вот почему все окна приюта «Тихий лес» были открыты. Дети в последний раз резвились на лужайке, после утренних изнурительных уроков. Преподаватели сидели в беседке и попивали чай и неустанно следили за детьми. Среди учителей была и директриса, а также преподаватель польского языка, истории и литературы, Марила Вишневская. А также географичка, физичка Евангелина Кравчик. Презентабельный Радослав Войцеховский – учитель английского, (он и французский преподавал) и математичка Валентина Петровская, толстушка лет сорока с круглым розовым лицом. Она не жила в приюте как все остальные учителя.

Самому младшему в приюте ребёнку было четыре, и звали его Анджей, но все звали его Клюшкой, так как он один раз попал в лоб директору приюта Мариле Вишневской и тем самым сломал ей очки. В приюте было всего двадцать детей, от четырёх до шестнадцати лет и все прекрасно знавали друг друга. Детей было мало, из-за того, что последние десять лет поступило лишь шестеро детей. Десять лет назад число детей достигало сорока. Но тем, кому исполнялось восемнадцать лет, уходили, оставив свой приют, дом детства в мир взрослых проблем.