Страница 55 из 100
Дедушка наставлял его:
— Ежели я умру, то ты винтовки достань и в качестве подарка преподнеси их Восьмой армии, чтоб вступить в их ряды. Эти ребята вроде чуть получше отряда Лэна.
— Пап, мы не будем никуда вступать! Мы сами соберём свой отряд. У нас ведь ещё и пулемёт есть!
Дедушка горько усмехнулся:
— Ох и непросто это, сынок. Я уже из сил выбился.
Отец опустил верёвку, прицепленную к старому колодезному журавлю, а дедушка взялся за конец верёвки и перевязал ей винтовки.
— Колодец точно высох? — уточнил дедушка.
— Точно. Мы с Ван Гуаном играли в прятки и в нём прятались.
С этими словами он перегнулся через край и вдруг увидел в кромешной тьме две серых тени.
— Пап! Там кто-то есть! — громко завопил отец.
Они с дедушкой встали на колени на оголовок колодца, напряжённо всматриваясь в темноту.
— Это Краса! — воскликнул отец.
— Ну-ка, посмотри, она там жива?
— Вроде бы ещё дышит… Рядом с ней свернулась клубком змея, а ещё там лежит её братишка Аньцзы… — Голос отца эхом отражался от стенок колодца.
— Не побоишься спуститься?
— Спущусь! Мы с Красой дружим!
— Только берегись змеи.
— Я змей не боюсь!
Дедушка отвязал верёвку от винтовок, закрепил вокруг пояса отца и стал потихоньку опускать его в колодец.
— Ты там поосторожнее! — услышал отец дедушкин крик сверху.
Он нащупал ногой выступающий кирпич и встал на него. Чёрно-жёлтая змея вскинула голову, быстро высунула свой раздвоенный язык и зашипела на отца. Когда отец ловил в Мошуйхэ крабов, он научился обращаться со змеями, даже мясо их пробовал вместе с дядей Лоханем, они коптили его на сухих коровьих лепёшках, а дядя Лохань рассказал, что змеиным мясом можно лечить проказу. Отведав мяса змеи, они с дядей Лоханем тогда ощутили сильный жар во всём теле. Отец стоял, не двигаясь, ждал, пока змея опустит голову, а потом ухватил её за хвост и с силой начал трясти, пока кости не захрустели. Тогда он схватил эту тварь за шею и повернул на два оборота, после чего громко крикнул:
— Пап, сейчас я её выкину.
Дедушка отпрянул в сторону, и из колодца вылетела полудохлая змея, похожая на колбасу. От страха у него волосы встали дыбом, и он выругался:
— Вот ведь сосунок, а смелости как у разбойника!
Отец помог матери приподняться и крикнул:
— Краса! Краса! Это я, Доугуань! Пришёл тебя спасти!
Дедушка аккуратно поднял из колодца мою мать и труп маленького дяди.
— Пап, спускай винтовки! — велел отец.
— Доугуань, отойди в сторонку!
Верёвка поскрипывала, пока связка винтовок опускалась на дно. Отец развязал верёвку и закрепил её у себя на поясе, а потом крикнул:
— Тяни, пап!
— Хорошо завязал?
— Да!
— Хорошенько закрепи узел, а не как попало.
— Закрепил!
— А узел скользящий или мёртвый?
— Пап, ты чего? Я же только что обвязывал Красу, чтоб её поднять!
Отец и дедушка смотрели на лежащую на земле Красу. Кожа на лице плотно облегала кости, глаза запали, а дёсны, наоборот, выступали, волосы словно припорошены мукой. А ногти на руках её братишки стали тёмно-синими.
7
Под неустанной опекой колченогой тётки Лю моя мать постепенно поправилась, они с отцом и раньше были хорошими друзьями, а после истории со спасением из колодца и вовсе стали близки, как брат с сестрой. Дедушка заболел тифом и чуть было не помер, а потом в бреду ему почудился аромат гаоляновой каши, и тогда отец вместе с остальными кинулись собирать гаоляновые зёрна, а тётка Лю сварила кашу, распарив зёрна до мягкости. Дедушка съел миску каши, и тут у него в носу полопались сосуды и хлынула чёрная кровь, однако с того дня к нему вернулся аппетит, и здоровье начало мало-помалу поправляться. К середине десятого лунного месяца он уже мог, опираясь на палку, потихоньку подняться на земляной вал, чтобы поздней осенью погреться в тёплом солнечном свете.
В это время по слухам произошла стычка между отрядами Рябого Дэна и Мелконогого Цзяна, обе стороны понесли большие потери. Однако дедушка всё ещё был слишком болен, чтобы о чём-то думать.
Отец вместе с остальными возвели в деревне несколько временных хибарок, среди руин нашли подходящую мебель, а ещё отправились в поле собрать достаточное количество гаоляна, чтобы хватило на зиму и весну. С конца восьмого лунного месяца беспрерывно шли дожди, чернозём на гаоляновых полях превратился в грязь, половина размокших стеблей склонилась к земле, выпавшие из колосьев зёрна уже дали корни, а те, что остались внутри, пустили ростки, и среди сизо-бурых пожухлых растений пробивалась молодая нежная зелень. Гаоляновые метёлки, словно растрёпанные лисьи хвосты, стояли торчком или свисали вниз. Свинцовые тучи, вобравшие в себя большие объёмы воды, быстро проплывали над гаоляном, и по полю скользили мрачные тени. Крепкие ледяные капли барабанили по листьям. Стаи ворон, с трудом расправив насквозь мокрые крылья, кружили в воздухе над низиной. Солнце в эти дни было на вес золота, низину целыми днями окутывал липкий туман, который то немного рассеивался, то становился ещё гуще.
Когда дедушка слёг с тифом, отец взял на себя руководство. Под его предводительством Ван Гуан, Дэчжи, Хромой, Слепой и Краса отправлялись с винтовками дать жестокий отпор псам, которые прибегали в низину есть мертвечину. В этих сражениях отец отточил своё умение стрелять.
Иногда дедушка спрашивал слабым голосом:
— Малой, что ты удумал?
Брови отца сошлись в злобном выражении. Он ответил:
— Пап, мы собак будем бить!
— Да нечего их бить…
— Нет! Нельзя, чтоб они пожирали людей.
В болотистой низине лежало около тысячи трупов. Солдаты Восьмой армии просто свалили тела в кучу, но не успели толком захоронить. Небрежно присыпанные чернозёмом тела были отмыты от грязи шелестом осенних дождей и разворошены собаками. Постепенно трупы раздулись, над низиной стал распространяться едкий смрад, вороны и бешеные псы, улучив момент, кидались на кучу трупов и вспарывали покойникам животы, отчего зловоние становилось сильнее.
В период «расцвета» собачьи войска насчитывали от пятисот до семисот животных. Вожаками стаи были три наших пса: Красный, Зелёный и Чёрный, а костяк войска составляли деревенские собаки, почти у всех хозяева лежали в общей куче, испуская зловоние. Время от времени к ним присоединялись полубезумные собаки из соседних деревень, которым было куда вернуться.
Люди разбились на группы — отец с матерью в одной, Ван Гуан и Дэчжи в другой, Хромой и Слепой в третьей — и разошлись в трёх направлениях. Они залегли в окопах и пристально наблюдали за тремя тянувшимися от гаолянового поля тропками, которые протоптали собачьи лапы. Отец держал винтовку «Арисака-38», а мать вооружилась карабином. Мать спросила:
— Доугуань, почему я всё время промахиваюсь?
— Ты слишком торопишься. Потихоньку прицелься, а потом плавно нажми на спуск и не промажешь!
Отец с матерью держали под наблюдением тропку, которая тянулась с юго-восточной стороны поля, шириной тропки была около двух чи, извилистая, серо-белая. Полёгший гаолян закрывал обзор, и стоило собакам прошмыгнуть туда, как они бесследно исчезали. Собачьи войска, появлявшиеся на этой тропке, вёл за собой наш Красный, шкура его лоснилась от обильного питания, бесконечные пробежки укрепили мускулы на лапах, а битвы с людьми развили сообразительность.
Солнце только-только выглянуло, и на собачьих тропах царили тишина и покой. Дорогу окутывал туман. После месяца боёв с переменным успехом собачье войско постепенно уменьшилось, больше сотни собак погибли прямо рядом с трупами, больше двух сотен сбежали, в итоге в трёх стаях насчитывалось около двухсот тридцати особей, и они стремились объединиться. Постепенно люди усовершенствовали свою технику стрельбы, и после каждого бешеного нападения собак оставались лежать несколько десятков трупов. В битве против людей собаки явно уступали в уме и технических средствах. Отец вместе с остальными ожидал первого за сегодня нападения собачей стаи. Псы в ходе борьбы выработали определённую систему, которая не менялась: они нападали один раз утром, один раз около полудня и один раз под вечер, прямо как люди, принимающие пищу по часам.