Страница 16 из 35
– Долго ли ты, оксфордский мудрец, будешь величать Николая графом? Я нахожу, что вам всем пора уже бросить сиятельные титулы и звать друг друга по именам. Все вы – мои дети.
– И все же это правда, лорд Бенедикт, что Николай, – как вы приказываете его звать, – имеет какие-то особые качества, – вмешался пастор. – И если все мы ваши дети, то он из нас старший и больше прочих походит на отца.
– Благодарю, друзья, за высокое мнение обо мне. Но, право, это ваша детская фантазия. Я просто более выдержан и спокоен. Расстояние между мною и отцом ровно такое же, как между ним и вами. Нам лучше бы сегодня пораньше разойтись. Я вижу, что дорогой пастор сильно утомлен, – закончил Николай.
На побледневшем лице Алисы мелькнула тревога:
– Я вообще замечаю, что папа худеет. Он болен, но не хочет в этом признаться. Я пожалуюсь вам, лорд Бенедикт, на папу. Когда мне случается врасплох застать его, – он так погружен в свои мысли, что даже не сразу видит меня и не сразу понимает, о чем я ему говорю. И вид у него какой-то нездешний. Если бы мама увидела его в таком состоянии, она, наверное, решила бы, что папа беседует с ангелами, ведь она не раз уверяла нас всех, что отец временами впадает в безумие. С некоторых пор папа пугает меня чем-то новым, какой-то оторванностью, отрешенностью от земли, – говорила девушка, опускаясь на колени перед своим отцом.
Пастор ласково обнял дочь, заставил ее сесть рядом. На его добром лице сейчас сияла улыбка, а глаза точно благословляли дочь.
– Нам с тобой не следует беспокоить лорда Бенедикта, дитя. Люди не могут жить вечно. В первый же вечер знакомства с нашим великодушным хозяином я сказал тебе: «Мы с тобой нашли наконец верный путь, и я могу умереть спокойно».
– Папа, папа, не разрывайте мне сердце. На кого же вы покинете меня? Зачем вы меня пугаете?
– Я старался взрастить в тебе сильную душу. В тебе одной я не ошибся. Ты знаешь мою верность Богу, ты знаешь, что нет смерти. Я уйду в вечную жизнь, и ничего страшного в этом нет. Если бы я в последний миг земной жизни не встретил счастья в лице лорда Бенедикта и не мог быть спокойным за то, что зло не окружит тебя, – я бы действительно не сумел уйти так, как подобает верному сыну Отца. Теперь же я знаю, что ты останешься под высокой защитой и зло не коснется тебя.
– О папа, папа, не покидайте меня, – зарыдала Алиса. – Я еще ничем не отплатила за ваши заботы, радость, любовь. За чудесную жизнь, что вы создали мне. Я не вынесу разлуки, я уйду за вами.
По знаку хозяина все гости вышли из комнаты. Лорд Мильдрей увез расстроенного Сандру к себе, а Николай увел плачущую Наль. Оставшись наедине с отцом и дочерью, Флорентиец подал обоим рюмки с лекарством. Вскоре лицо пастора стало бодрым и свежим. Рыдания Алисы тоже утихли, хотя ее глаза-сапфиры по-прежнему сохраняли скорбное выражение.
Когда оба гостя совершенно успокоились. Флорентиец взял их за руки и сказал:
– Жизнь дает людям зов в самой разной форме. Нередко ее призыв выражается в преждевременной смерти. Чаще – в Голгофе страданий. Иногда в человеке, прошедшем свою Голгофу, умирают его прежние качества, и он продолжает жить новой жизнью, как бы жизнью после смерти, поскольку все низшее и личное, что держало его в плену, все страсти и желания – все в нем умерло, освободило его дух. И сохранилась только его прежняя внешняя форма, наполненная новым, очищенным духом, чтобы через нее могла проходить в мир суеты и греха высшая любовь.
Есть такие места на земле – тяжелые, плотные и зловонные из-за своей моральной атмосферы, наполненной страстями, скорбью, злом, – куда люди высокого духовного развития, очистившиеся от страстей, уже проникать не могут. Но и там нужны самоотверженные, усовершенствовавшие свою личность души-проводники, через которые можно было бы помогать людям, гибнущим среди зла.
Флорентиец ввел отца и дочь в свою тайную комнату.
– Господи, второй раз я здесь, и второй раз точно перед престолом Божиим, – прошептал пастор.
– И вы не ошиблись, друг. Вы действительно перед престолом Божиим.
С этими словами Флорентиец откинул крышку белого стола, и взорам обоих предстал мраморный жертвенник, на котором стояла высокая зеленая чаша, как бы вырезанная из цельного изумруда. Подведя потрясенных своих друзей к жертвеннику, Флорентиец встал за ними, положил им руки на головы и сказал:
– Вы видите перед собой Огонь нетленной Жизни. В Нем – все силы земли. Им земная жизнь держится. Им все живое вдохновляется к творчеству. Это огонь сферы земли, вложенный в каждого человека.
Огонь этот и Свет солнца – два Начала жизни земли, плоти и духа, неразрывно связанных. С окончанием земной жизни человека огонь меняет форму. И меняет в зависимости от того, как именно Свет солнца был вплетен в путь человека им самим.
Нет ни одного животного, в котором было бы два Начала. Любое из них несет в себе только этот огонь земной сферы. И существуют миллионы людей, в которых огонь земли развит до высоких и даже высочайших степеней, а Свет солнца тлеет едва заметной искрой. Такие люди владеют большими знаниями сил природы, даже могут ими управлять, но в них не горит Свет солнца, Свет любви и доброты.
Они преданы тьме эгоизма, и горят в них только страсти и желания, только сила и упорство воли. Их темная сила во все вносит дисгармонию и раздражение. Их девиз – «Властвуя, побеждай», тогда как девиз детей Света – «Любя, побеждай». Упорство их воли – меч того зла, в запутанные сети которого они затягивают всякого, в ком находят возможность пробудить жажду славы и богатства. На эти два жалких крючка условных и временных благ и попадаются те бедные люди, из которых они делают себе слуг и рабов. Сначала их балуют, предлагают мнимую свободу, а затем закрепощают, соблазнив собственностью, ценностями, и так погружают в разнузданность страстей, что несчастные и хотели бы освободиться, да у них уже нет сил вырваться из цепких лап.
Если сердца ваши готовы служить светлому человечеству, если вы хотите принять девизом жизни «Любя, побеждай», если в вас горит желание приносить любовь и помощь высших братьев тем скорбящим сердцам, которые еще не безнадежно утонули во зле, – я буду давать вам указания, как и где вам действовать в ваших трудовых буднях.
Не о смерти думайте, но о жизни, идущей вокруг вас сейчас. Ищите не молитвы о будущем, но радостной любви, чтобы каждое текущее мгновение было насыщено добротой вашего сердце.
– Я хочу жить так, как призываете вы, – сказала Алиса.
– Все оставшиеся мне мгновения жизни на земле я хочу служить Отцу моему, как пытался я делать это до сих пор, – промолвил пастор. – В вас я вижу ту великую встречу, того наставника на земле, о котором всегда мечтал, и благодарю моего Создателя, пославшего мне ее.
Отец, а за ним дочь склонились перед жертвенником, вознося к небу свои молчаливые молитвы. Их лица были так спокойны, будто они никогда не знали страдания. Флорентиец поднял их, благословил и обнял каждого. Он простился с ними до завтра, наказав им сохранять в полной тайне свой новый путь любви и труда.
Возвратившись и, по обыкновению, не встретив никого из домашних, отец и дочь, посидев немного вместе, разошлись по своим комнатам. Переполненное сердце каждого, несмотря на теснейшую взаимную дружбу, жаждало одиночества.
Алиса, углубившись в книгу, данную ей Флорентийцем, скоро забыла обо всем. Душа ее нашла новый мир, и она легла спать, в первый раз в своей юной жизни обретя полное спокойствие, примирение и радость, не омраченные повседневной скорбью о семейном разладе.
Пастор, открыв свое окно, выходившее в благоухающий сад, долго смотрел на звездное небо, но спокойствия на его лице не было. Казалось, он вновь обдумывал всю свою жизнь. Он вспоминал о первой встрече со своей женой в Венеции. Леди Катарине было тогда восемнадцать лет, а ему двадцать один. Он и не помышлял о том, что уедет из Венеции женатым человеком, бросив карьеру певца, которую начал так блестяще. И первые встречи с будущей женой даже не произвели на него большого впечатления. Леди Катарина была тогда очень красива, жила у своей подруги, дочери высокопоставленного и знатного синьора. Происходя из родовитой, но обедневшей семьи, жившей в глухой провинции, леди Катарина стала жертвой неудачной любовной истории, должна была спешить с замужеством и дала себе слово выйти замуж за первого же подходящего иностранца, с которым встретится, чтобы уехать с ним из Италии. И подходящим для себя сочла лорда Уодсворда.