Карта хаоса

– Он писал вас в своем кабинете? – спросил Клейтон.

– Да, это был его кабинет.

Клейтон сжал губы, испытывая разом и бешенство и досаду при воспоминании о том, с каким удивлением обнаружил, что убогая и грязная лачуга Холлистера, где так привольно чувствовали себя крысы, была приютом едва ли не ученого мудреца. Он долго не верил своим глазам, рассматривая учебники таксидермии, расставленные на полках по размерам и даже по цвету переплетов рядом с бесчисленными банками с непонятными жидкостями, рядом с инструментами грозного вида и прочими предметами. Там были щипцы, красители, ватные шарики, шкатулки, где хранились стеклянные глаза, из-за чего эти шкатулки были похожи на дьявольские бонбоньерки… Все в идеальном порядке – заповедник гармонии среди царившего вокруг хаоса.

– А какие области знаний интересовали графа де Бомпар?

– Все, – ответила Валери, не скрывая гордости, хотя ее все больше удивляли вопросы агента. – Любые области знаний и любое искусство были ему подвластны. Он был великим исследователем, ученым, далеко опередившим свое время. Пожалуй, живи он на несколько веков раньше, его объявили бы колдуном и отправили бы на костер, но, к счастью, сейчас иные времена. Сейчас всякий, кто отличается от прочих или в чем-то превосходит прочих, наказывается завистью и хулой.

– Вы любили его? – спросил агент, все еще не отваживаясь взглянуть на нее.

Графиня замялась:

– Я… глубоко им восхищалась. И была ему очень признательна за…

– Но вы любили его? – с нажимом повторил свой вопрос Клейтон.

– Я могла бы ответить, что это вас не касается, – после краткой паузы ответила Валери де Бомпар мягко, но не без нотки вызова.

– Могли бы. Однако единственное, что я хочу знать, это способны ли вы любить, – в том же тоне ответил он.

– Нет, я не любила его. Но сей факт вовсе не означает, что я не способна полюбить другого мужчину. – Графиня улыбнулась, сверкнув жемчужными зубками. – Вы должны понять, что наши с Арманом отношения никогда не были похожи на нормальные супружеские.

– Понимаю.

– Вряд ли, – возразила она. – Я была совсем юной, когда познакомилась с ним. Можно даже сказать, что я была просто дикой девчонкой, совершенно темной и необразованной. Арман зажег в моей душе огонь знания. Он воспитал меня, но не так, как воспитывают благородную барышню, а как равную себе, как воспитывают мужчину. Он научил меня всему, что знал сам. И, когда настало время, научил понимать любовь и наслаждение, потому что, как считал граф, человек, который не любит и не наслаждается, не вправе претендовать на истинное знание. Мне неведомо, почему он женился на мне, был ли он влюблен в меня или просто не признавал воспитания без науки любви, самого высшего из искусств… Так или иначе, он завершил это дело, взяв меня в жены. А вы спрашиваете, любила ли я его? Да ведь я даже не знаю, любил ли меня сам Арман! – Графиня прикусила нижнюю губу и с вызовом посмотрела на агента. – Нет, думаю, я его не любила. Хотя, наверное, то, что соединяло нас, было больше, чем любовь.

И снова в зале повисло молчание, которому они дали созреть, глядя друг другу в глаза.

– Ну вот, я рассказала вам про Армана, – наконец произнесла Валери. – И если верить вашей теории, теперь вы знаете меня лучше, чем пять минут назад. Так что говорите, кто же я такая.

– Я бы охотно пожертвовал любой частью своего тела, чтобы разгадать, кто вы такая на самом деле, графиня.

Она горько улыбнулась:

– Ну, так много я от вас не потребую. И довольно разговоров о прошлом. Об Армане. Сегодня у нас праздник, – заявила графиня, снова повеселев. Тут она заметила, что ее бокал пуст, и подошла к столику, чтобы наполнить его. – Вы даже представить себе не можете, как я благодарна вам за то, что вы разоблачили Холлистера. Ведь проклятый недоумок, нацепив на себя волчью шкуру, убивал людей именно в те вечера, когда я устраивала у себя в замке праздники. Это уже стало превращаться в дурную традицию, и помощники судьи раз за разом врывались в мой танцевальный зал, чтобы сообщить своему шефу об очередном убийстве. Они орали так, что заглушали оркестр. Про растерзанные тела… Только представьте себе! Полное отсутствие такта и вкуса. А ведь я старалась нарядиться так, чтобы мой выход выглядел триумфально – чтобы у гостей дыхание перехватило, но в итоге терпела неудачу, праздник оказывался безнадежно испорченным. Разве можно продолжать веселиться после подобных известий?! Да вы и сами могли в этом убедиться. – Графиня приблизилась к нему волнующейся походкой. – Однако, должна признаться, больше всего я сожалела, что из-за этого идиота Холлистера был прерван праздник, когда вы вроде бы набрались смелости, чтобы наконец-то пригласить меня на танец. В ту ночь он убил дорогого нам всем господина Дальтона. Хотя… Смелость так или иначе понадобилась вам – вы разобрались с убийцей и завершили расследование.

Валери выжидающе смотрела на агента. Он поднял бокал и залпом осушил его, стараясь собраться с духом, чтобы сказать то, чего она меньше всего ожидала:

– Нет, графиня, вы ошибаетесь, расследование я завершил только нынче вечером. И помог мне Арман.

Она глянула на него с интересом:

– О чем вы?

Клейтон отодвинулся от нее и подбородком указал на портрет:

– Третья полка справа. Трудно разглядеть, если не присматриваться, но у меня есть дурная привычка обращать внимание на мелочи. – Он опять указал на картину, словно приглашая графиню присоединиться к нему. Валери подчинилась и подошла к камину, скорее озадаченная, чем заинтригованная. – Вон там, рядом с черепом. Что вы видите?

– Три мышонка водят хоровод.

Агент устало кивнул:

– Именно. Три мышонка, три чучела, их милые позы – свидетельство поразительного мастерства таксидермиста.

Графиня молчала, по-прежнему стоя к нему спиной. И Клейтон понял, что она пытается восстановить ход его мыслей с того момента, как он заметил мышат. Но дело было не только в треклятых мышатах. Разумеется, нет.

– Их трудно приметить, правда? Готов спорить, вы и сами сейчас впервые разглядели мышат. Но они там есть. И всегда были. Серенькие, стоят на задних лапках… Такие симпатичные… Но они еще и о многом говорят. Они обвиняют…

– Боюсь, я опять не понимаю, о чем вы, – заговорила она вкрадчиво и тотчас повернулась к нему.

– Разве? Не важно, я готов объяснить вам все по порядку. – Клейтон криво усмехнулся. – Помните мою речь за ужином? Так вот, забудьте все, что я тогда сказал. Выслушав меня сейчас, вы действительно поверите в то, что в Скотленд-Ярде меня ожидает великое будущее. Итак, начнем со дня нашего с вами знакомства. Помните, какая на вас была шляпа? Нет? А я отлично помню. К сожалению, я никогда ничего не забываю. Огромная шляпа с широкими полями, украшенная бабочками и чучелом маленькой ореховой сони. Тогда же капитан Синклер отметил тонкий вкус, с каким был сотворен ваш головной убор, и вы ответили, что вам его прислали из Америки. Что-то в вашем ответе меня тогда смутило. Я всегда интересовался разными областями знаний, поэтому имею некоторые представления о зоологии, хотя и остаюсь всего лишь дилетантом. Тем не менее вот что зацепило мое внимание: бабочки на шляпе относились к виду монарх, который встречается в Северной Америке. Однако Muscardinus avellanarius, или ореховая соня, обитает на Британских островах. Именно это меня и озадачило. – Он заложил руки за спину и стал с отсутствующим видом делать небольшие круги вокруг того места, где начал свою речь, словно забыв про графиню, про замок, да и про себя самого. Казалось, он прогуливается по лабиринту собственного мозга, где мысли аккуратно развешаны одна рядом с другой подобно только что выстиранным простыням. – Но в тот миг я не придал этой мелочи значения. Видимо, решил, что, стремясь к оригинальности, вы попросили свою модистку обновить шляпу, соединив английскую ореховую соню с американскими бабочками. Теперь-то я знаю, что денег на модисток у вас нет. В ходе расследования стало известно, как трудно вам вступить в право наследования на французские владения графа, ведь обстоятельства его исчезновения еще не прояснены. Иначе говоря, шляпу вы обновили сами… Да, вы сами изготовили чучело ореховой сони, и я уверен, что такая работа сложности для вас не представляла. Об этом нашептали мне сегодня вечером мышата с портрета. Вас учил искусству таксидермии большой мастер… И разумеется, именно вы изготовили наряд волка, которым так восхищался доктор, изготовили месяца три тому назад. Тогда-то как раз и пропала вся соль из кладовых замка – вам она понадобилась для дубления шкур. Нет нужды обыскивать подвалы, чтобы узнать, что там размещается ваша мастерская, достаточно близко от комнат для слуг – во всяком случае, они испытали на себе воздействие паров ртути или каких-то других ядовитых веществ, которые вы тогда применяли. Сами вы работали в защитной маске, но готов спорить, что руки вам уберечь не удалось, поэтому вы всегда носите перчатки. Впрочем, не станем отвлекаться. Зачем вам понадобился костюм волка? Позвольте мне ответить и на этот вопрос. Какое-то время вы, кем бы вы ни были, довольствовались домашними животными, хотя понимали, что скоро вам этого будет мало и настанет черед жителей деревни. Однако вы боялись обвинений в убийствах, что, вероятно, и случилось во Франции, откуда вам пришлось бежать. Тогда вам в голову пришла мысль вывести на сцену человека-волка – огромное чудовище, способное в клочья разорвать свою жертву. Том Холлистер, крупный, сильный и алчный парень, добывал вам шкуры, он же прекрасно подошел на роль оборотня. Соблазнить его не составило труда, как и добиться от него признаний в своих неудачах и мечтах, а потом вы предложили Холлистеру план, который поможет ему завладеть желанными землями. Потому что тот самый план, который раньше я назвал блестящим, был задуман вами, графиня, а не беднягой Холлистером – он был всего лишь игрушкой в ваших руках. И вы – якобы в доказательство безумной любви, которой к нему воспылали, – предложили убить его соседей. Но прежде объяснили, что у вас обоих появятся несокрушимые алиби, если его увидят в лесу в обличье человека-волка в те самые ночи, когда в замке будут устраиваться праздники. – Клейтон тряхнул головой, словно и сам не мог поверить тому, как просто все складывается в единую картину. – Праздники вы всегда устраивали в ночь полнолуния и являлись на них с некоторой задержкой, якобы тщательно готовясь, чтобы предстать перед гостями в наилучшем виде. На самом деле за это время вы успевали совершить убийство, а потом возвращались в замок через потайную дверь. Когда поступали сведения о том, что нашли очередную жертву, вы ловко изображали испуг. Но главное – в это время вы были окружены многочисленными свидетелями, включая и представителей местной власти. А на последнем празднике такими свидетелями стали еще и мы с Синклером. Однако в ту ночь, когда Холлистер свалился в овраг, все пошло вопреки задуманному. Стало ясно, что, едва мы поднимем наверх тело мнимого оборотня, тайна его будет раскрыта и сразу возникнет мысль о соучастнике. Как иначе объяснить, что неотесанный парень сумел проделать столь тонкую работу? Тогда вы, пока мы доставали тело Холлистера, поспешили в его хибару и оставили там необходимые доказательства того, что шкуры обработал он сам, без посторонней помощи. Правда, привычки, приобретенные в детстве, подчас бывают сильнее инстинкта самосохранения. Вы невольно расположили все в самом строгом порядке – в том же самом, какой сегодня я увидел на картине Армана. В тщательном и в чем-то даже маниакальном порядке, типичном для ученого, который любит свои приборы и книги. И эту любовь он сумел передать ученице. Вот в чем состояла ваша ошибка, графиня. Хотя, если это послужит вам утешением, – добавил Клейтон презрительно, – скажу, что Арман мог бы гордиться вами… по крайней мере в чем-то.