Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 19

Свадьба Али-Султана и Набат встревожила аульчан – все боялись, что вот-вот явится жених Набат со своими дружками и в ауле начнётся драка. Но этого не случилось.

В один из базарных дней Али-Султан влетел в соседний аул и соскочил с коня прямо перед годеканом, где сидели старейшины, среди них был и отец Набат. Увидев безоружного джигита, явившегося с повинной, мужчины встали и, не говоря ни слова, пожали ему руку. Это было помилование суда старейшин аула. Ничто в горах так не ценится, как мужество, честь и покаяние в своих грехах.

Али-Султан, положив руку на грудь, низко поклонился старейшинам, затем неторопливо сел на коня и не спеша выехал из аула. Никто его не задержал.

И потекла счастливо жизнь Али-Султана и Набат. Лишь одна беда омрачала их радость – не было у них детей.

Вскоре Али-Султана назначили секретарём сельского Совета. Чтобы лучше знать русский язык, он поступил в ликбез. Пытался привлечь к учёбе и своего друга Амира-Ашрафа, но тот отказался.

– Я достаточно обучен арабской грамоте, – сказал Амир-Ашраф. – Знаю тюркский и даже древний фарси. Не к лицу мне, главе семьи, начинать снова хождения с тетрадками и книжками в школу.

После окончания ликбеза Али-Султан вступил в партийную ячейку аула и записался в союз воинствующих безбожников.

Узнав об этом, Амир-Ашраф пришёл вечером к другу.

– Зачем ты записался в безбожники? Неужели ты и в самом деле не веришь в Аллаха?

– Раз записался, значит, не верю, – ответил Али-Султан.

– Кто же тебя убедил в этом?

– Атеисты, которые читали нам лекции. Религия – это дурман. Она помогает правителям держать в повиновении людей.

– Религия облагораживает человека. Верующие люди не способны причинить зло ближнему. Душа у них чиста. Помню, в медресе, прощаясь со мной, один из старых учителей богословия напутствовал меня: всяко старайся вселять в души слабых истинную веру в Аллаха, без этой веры страна превратится в арену насилий, грабежа и разврата.

– Грабежом, насилием и развратом как раз и занимаются власть имущие и представители духовенства.

– Ты хочешь сказать, что и я наделен этими пороками? Ошибаешься. Истинно верующий человек добр душой, искренен и смиренен. Он никогда не согрешит. Потому что боится суда Аллаха.

– И ты веришь в жизнь после смерти? – улыбнулся Али-Султан. – К смирению и безропотному подчинению устами таких, как ты, призывали цари, султаны, шахи, ханы, беки. Но теперь, когда все люди равны, когда все земные богатства будут принадлежать тем, кто их создает, нужда в религии отпала. Насилия, грабежа, разврата теперь не будет.

– Но ведь духовенство всегда осуждало эти пороки. Разве в часы горя и скорби молитвенные слова Священного Писания не успокаивают души? Разве религия не учит верности, любви, милосердию, не соединяет детей у единого очага вокруг матери, делая её возвышенной в их глазах?

– Именно религия и заставила женщину замкнуться в домашней жизни, лишила её права участия в управлении страной. И, наконец, именно твоя религия туманит людям ум, делает их послушными исполнителями…

– Но ведь женщина самой природой создана для материнства, и нет никакой нужды в том, чтобы она делала то, что должен делать мужчина. А что касается умственных способностей, – Амир-Ашраф встал с ковра, прошёлся по комнате, – уверяю тебя, если Аллах создал человека дураком, никакими силами вам, безбожникам, не удастся сделать его умным.

– Не Бог создал человека, а человек создал Бога.

– А откуда же появился на свет человек? Откуда появились звери, птицы, рыбы?..

Али-Султан пожал плечами. Не мог он, малообразованный горец, ответить на эти вопросы.

Друзья расстались в этот вечер, так и не найдя общего языка.





Али-Султан организовал в ауле коммуну Земли, пригодной для обработки, было мало, и по распоряжению из райцентра коммуне отвели часть каменистого плато, принадлежавшего жителям соседнего селения. Это решение соседи восприняли неодобрительно. Когда посеянная пшеница заколосилась, они выпустили ночью на поле свой скот.

Вражда жителей двух аулов продолжалась до тех пор, пока на их землях не образовался колхоз.

Али-Султан стал председателем сельского Совета. Но вскоре из-за болезни – ранение на фронте не прошло для него бесследно – ему пришлось оставить этот пост. Однако без дела он не сидел. Разбил на своём участке сад и с утра до вечера работал в этом саду.

Амир-Ашраф продолжал сапожничать, растил детей. После школы оба сына поступили в институт: старший, Селим, – в нефтяной, младший, Керим, – в сельскохозяйственный, дочь Умму училась в школе.

Так и протекала бы безмятежно жизнь двух друзей-соседей, если бы не грянула Отечественная война…

Окончив институт, ушёл на фронт Селим. А вскоре вслед за братом стал собираться и Керим.

– Сынок, тебя ведь не мобилизуют, ты студент последнего курса, продолжал бы лучше учёбу, – сказал ему Амир-Ашраф.

– Не могу, папа, стыдно по улицам ходить. Кажется, что все смотрят осуждающе на меня. Брат воюет, а я, здоровенный парень, сижу в тылу.

Проводил Амир-Ашраф и второго сына на фронт.

Аул казался притихшим, мрачным обиталищем больших чёрных птиц – с первого дня войны все женщины стали ходить в траурных платьях. На годекане собирались лишь древние старцы. Уткнув головы в овчинные шубы, слушали внимательно последние известия по репродуктору, установленному в центре аула. Известия были горькие. Фашистские орды, превращая в руины города и сёла, продвигались в глубь страны.

На улицах аула не слышно было даже детского смеха. Самым уважаемым человеком стал почтальон. Люди ещё издали, по выражению его лица старались определить – что он несёт: радость или горе. Если улыбается, значит, всё хорошо, светлеют лица аульчан. Если же идёт мрачный, низко наклонив голову, замирают сердца людей. Чья ещё семья потеряла кормильца?.. Разносится по улицам аула душераздирающий женский крик. Почтальон, вручив несчастной женщине похоронку, быстро уходит прочь. А к дому, куда ворвалась беда, сходятся люди, чтобы утешить убитую горем соседку.

В ауле снова открылась мечеть. Амира-Ашрафа попросили быть муллой. Он согласился.

…Однажды вечером Амир-Ашраф пришёл к Али-Султану:

– Забудь старое, возвращайся к Аллаху.

– Нет, – ответил Али-Султан. – Ты не просто сосед для меня, но и друг и – если хочешь – брат. Я уважаю тебя как человека честного, пронесшего свою совесть незапятнанной до седин. Но в некоторых вопросах жизни наши взгляды не совпадают. Ты был и остался верующим, а я останусь до конца безбожником. Ты знаешь, что я не двулик и не сойду со своей жизненной дороги. Единственно, о чём жалею, – это то, что стал с годами слабым и не могу взять в руки винтовку, чтобы драться на фронте с врагом. Но я уверен, что мы победим. Ведь побеждали даже тогда, когда враги советской власти шли на нас со всех сторон. Очень жаль будет, если не вернутся с войны твои сыновья. В тяжёлую минуту я, бездетный человек, надеялся опереться на их надёжные плечи. Дай Бог, чтобы они вернулись в полном здравии и благополучии.

– Ну, вот видишь: говоришь, что не веришь в Бога, а сам к Нему обращаешься, – заметил Амир-Ашраф.

– Это я к слову, – ответил Али-Султан.

Так и не удалось уговорить Амиру-Ашрафу старого партизана посещать мечеть.

Шли годы. Закончилась война. Посветлело на душе у людей. Но не у всех. Мучительная боль по погибшим родным и близким навсегда поселилась в сердцах многих аульчан.

Амиру-Ашрафу повезло. Оба его сына вернулись с войны. На радостях он зарезал бычка и такой байрам устроил, какого давно уже не видали в ауле.

А через несколько дней между отцом и старшим сыном Селимом, который пришёл с войны в звании капитана, состоялся неприятный разговор.

– Отец, ты должен отказаться от обязанностей муллы, – сказал Селим. – Мне, человеку с высшим образованием, неудобно видеть тебя в этой роли. Думаю, что и Кериму это не доставляет удовольствия.