Страница 14 из 19
«Надо было давно женить Селима на местной девушке, – вздыхала Зухра. – Тогда этой иноверки не было бы в доме. И старик не сходил бы с ума…»
«Неужели Селим такой неблагодарный? – думал Амир-Ашраф. – Даже не поздравил с приездом мать своего сына. А ведь когда-то шептал ей нежные слова, обнимал её, ласкал. А может, он и сейчас горит желанием пойти к ней, но стесняется нас, родителей?..»
Марина продолжала ждать Селима. Она чувствовала себя виноватой перед ним – приехала без его ведома, без его согласия – и хотела скорее всё ему объяснить.
В доме стояла тишина – ни скрипа дверей, ни шагов. «Нет, он уже не придёт. А завтра, наверное, с утра уедет в город. Что же делать?.. Пойти к нему самой?.. Да, другого выхода нет…»
Марина накинула белый платок на плечи, тихо открыла дверь.
Услышав, что кто-то вошёл в кунацкую, Селим приподнял голову, включил настольную лампу. Яркий свет, брызнувший из-под зелёного абажура, словно луч прожектора, выхватил из тьмы край стола, подушку, лицо Селима. Комнату залил бирюзовый свет. Никелированная кровать, на которой лежал Селим, ковёр, большой сундук, обитый железом, выглядели какими-то зелёными, неестественными.
Марина замерла у двери. Постояв несколько секунд, прошла в середину комнаты и снова остановилась. В белом платье, в белом платке она, словно привидение, то медленно приближалась к кровати Селима, то останавливалась в нерешительности. Наконец подошла к столу и, тяжело дыша, не сказав ни слова, опустила голову.
Селим тоже молчал. «Что ей надо? – раздражённо думал он. – Зачем пришла? Неужели полезет сейчас целоваться…» От этой мысли ему стало неприятно. Он сел на кровати, прикрыл ноги одеялом.
Марина подняла голову. Заметила, как дрогнули густые, почти сросшиеся на переносице брови Селима, потом сдвинулись так, что между ними пролегла глубокая бороздка. Марина уставилась в эту бороздку, не решаясь посмотреть Селиму в глаза. Она поняла, что он недоволен её вторжением среди ночи. Кровь отхлынула от её лица, закружилась голова. Марина пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за спинку стула.
«Уж не собирается ли она разыграть комедию?.. Ну и пусть разыгрывает. Всё равно этим ничего не добьётся». Селим взял со стола пачку папирос. Закурил.
– Прости меня, я ведь не по своей воле приехала, – нарушила наконец молчание Марина. – Ты получил моё письмо?
– Да, – сухо ответил Селим.
– Наверное, я поступила неправильно. Но в ту ночь меня охватил страх. Не за свою жизнь, не за себя я боялась. Я привыкла к смерти на войне. Я боялась за ребёнка. Мне хотелось жить ради этого крошечного, беспомощного существа, нуждающегося в моей материнской помощи и заботе. – Марина почувствовала слабость в ногах, присела на краешек стула. – Поверь, я не хотела ехать сюда. Но Керим так убеждал меня, так настаивал на этом, что я согласилась. И я не сожалею, что приехала, хотя мне здесь не легко. Не сожалею, потому что все в доме хорошо относятся к сыну Амиру. Все его любят, заботятся о нём. А я не пришлась по душе твоей маме и сестре. Ну что ж, я не в обиде на них. Они правы, я не пара тебе. Ты – образованный человек, инженер… А кто я? Простая сельская девушка, свинарка… Если тебе угодно, я завтра же покину ваш дом. Вот только с твоим отцом расстаться мне будет трудно. Какой добрый, отзывчивый человек! Он заменил мне родного отца. Я никогда его не забуду. – Марина помолчала. Вздохнула. – Ты прости меня за то, что я вторглась в вашу семью без твоего согласия. Если тебе неприятно моё присутствие в доме, я уеду и больше никогда тебя не потревожу.
Селиму было приятно слышать добрые слова о своём отце. А в искренности этих слов он не сомневался. Ему стало жаль Марину.
– Зачем же уезжать, – пожал плечами Селим, – оставайся и живи. Сама говоришь, что Амирчику здесь хорошо. Ни тебя, ни внука отец не даст никому в обиду. А на меня не надейся. У меня своя жизнь, свои планы. И совесть моя перед тобой чиста. Я ведь тебе никогда ничего не обещал. – Селим погасил окурок в пепельнице, поправил сползшее с ног одеяло. – От сына своего я не отказываюсь и буду помогать ему во всём, хотя в нашем доме ни ты, ни он ни в чём нуждаться не будете. Что касается твоей личной жизни, устраивай её как хочешь. Только, если будешь выходить замуж, сына оставь здесь. Он будет помехой для тебя. А у нас ему хорошо. Сама видишь, как все его любят, не чают в нём души. А меня прости, я не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Я люблю другую.
Селим умолк. Снова протянул руку к пачке с папиросами. Закурил. Глубоко затянулся табачным дымом.
– Прости и ты меня, так уж получилось, – тихо сказала Марина и, опустив голову, направилась к выходу.
Когда Марина вышла, Селим швырнул недокуренную папиросу в пепельницу, встал с кровати и нервно заходил по комнате. Он был зол. Но не на Марину, а на отца. «Да, отец совсем не считается со мной. Зачем он привёз её? Я же не бычок, которого он хочет запереть в хлеву с понравившейся ему тёлкой. Нет, такому не бывать! Я сам устрою свою личную жизнь! И никто меня за Марину не осудит. Ведь она сама хотела близости со мной. В чём тут моя вина? Вот только как всё объяснить Фариде?.. Ну почему я не рассказал ей обо всём сразу как только получил письмо? А теперь, когда Марина с ребёнком находятся в доме, сделать это будет намного труднее. Фарида такая, что может повернуться и уйти, даже не выслушав меня до конца. И дело ведь не только в Фариде. Ещё неизвестно, как отнесутся к этому её родители. Будь они простыми людьми, может, и не придали бы большого значения случившемуся. Поворчали бы, и всё, и смирились бы ради счастья дочери. Но мать Фариды – актриса, а отец – замминистра культуры. У них столько высокомерия, самолюбия. И, конечно же, они мечтают о более достойном муже для своей единственной дочери, чем я – сын бедного аульского муллы. Узнав, что у меня есть сын, они могут запретить Фариде встречаться со мной. И она не будет противиться. Хотя… Фарида – девушка современная. И может не посчитаться с волей родителей. Тем более я перед ней ни в чём не виноват. Всё ведь случилось до встречи с ней…»
Селим присел на стул, погасил в пепельнице дымившую папиросу и, уставившись на ковёр, стал вспоминать, как он познакомился с Фаридой.
Это случилось июньским вечером. Селим задержался в гостях у своего бывшего школьного товарища – хирурга Султана, с которым не виделся несколько лет. Домой возвращался поздно. Шёл не спеша. Да и куда ему было торопиться! Ведь дома его никто не ждал. Вдруг он услышал крик девушки:
– Хулиганы! Вы что делаете?! А ну, убирайтесь отсюда!
Селим посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос, и увидел во дворе двухэтажного дома трёх парней. Они топтались по клумбе и обрывали розы.
– Иди-ка сюда, красоточка, – сказал заплетающимся языком один из них. – Мы тебя… – И похабно выругался.
Селим, не раздумывая, бросился к парням. Они были пьяны, и он легко справился со всеми троими. После небольшой потасовки парни разбежались.
Селим подобрал брошенные ими розы, подошёл к девушке, всё ещё стоявшей у подъезда.
– Это вам за храбрость, – сказал он, протягивая ей цветы.
– Мне?.. За храбрость?.. – улыбнулась девушка. – В чём же моя храбрость?
– Ну, как же, не дрогнула перед хулиганами. Не убежала…
– О нет! Это вы проявили храбрость. Не испугались, хотя их было трое. Один против троих! Настоящий рыцарь! Я видела, как ловко вы с ними разделались. Так что эти розы по праву принадлежат вам. Возьмите их на память. – Она помолчала и, улыбнувшись, добавила: – От меня.
Они стали встречаться. Почти каждый вечер проводили вместе. Ходили в кино, на танцы… Фарида приглашала иногда Селима к себе домой, играла ему на рояле – она училась на последнем курсе в музыкальном училище.
Селим полюбил Фариду. Видел, что и она не безразлична к нему. И вот теперь… Как же всё объяснить ей? Нет, пока Марина не покинет их дом, он ничего не скажет Фариде. Но когда она уедет? Да и уедет ли? Ведь он сам сказал ей: «Зачем же уезжать. Оставайся…»