Страница 6 из 7
Впрочем, это утверждение вполне подходит и к брежневским застойным временам, тогда так же массово издавалась идеологическая – правда, благодаря цензуре и грамотному институту редактуры, более качественная, чем ныне – стряпня. А в дефиците было истинное, то, что является продолжением многовековой столбовой дороги общечеловеческой эволюции культуры. То есть эволюции души. И в самые аховые и смутные времена всегда находились творцы, которые создавали то, о чём не ведали даже авторитетные критики, старательно изучавшие наглое, нахрапистое, что лезло в глаза, что преподносил им издатель, служащий то режиму, то рынку. И крайне редко, оттого имена таких провидцев и остались в истории, вечности.
Не в обиду сегодняшним достопочтимым критикам будет сказано: стоило бы отвлечься от яркой мишуры раскрученных писательских проектов да вспомнить своих предшественников более чем столетней давности с их умением находить истинное под наносным. Оттого и не могу согласиться с теми, кто торопится прошедшее десятилетие обозвать непродуктивным, выхолощенным. Именно в это десятилетие, судя по книжным магазинам, несомненного засилья комерческого чтива, пусть маленькими тиражами, но выходили за счёт автора или с помощью редкого филантропа настоящие книги. Продолжали удерживать плацдарм высокого мастерства пусть и мизерными тиражами не только старые известные толстые журналы, но и появившиеся, невзирая на их очевидную коммерческую невыгодность, новые. И функции у них остались прежними: связывать неразрывный литературный (духовный) процесс, предоставляя новым авторам возможность выходить к читателю, – пусть и немногочисленному нынче.
Но я бы согласился с пессимистами в том, что публикации минувшего десятилетия в толстых и не очень толстых журналах, в мало– или многотиражных книгах, долженствующих вроде бы поднять планку художественности и мастерства, в действительности снизили её. Но при этом существенно расширили диапазон творческих изысканий.
Я называю это «опьянением свободой».
Когда было многое под запретом, Слово позволяло себя раскрыть настоящим мастерам, делясь тайной многозначностью многомерности, мощью, неподвластной даже времени. Снятие запретов, в том числе нравственных и профессиональных, породило вал словесных поделок, обманок, в которых преобладает смысл поверхностный, одномерный, а оттого практически не воздействующий на внутренний мир, душу человека. А зачастую и дезориентирующий, развращающий, лишающий той самой духовной силы, которая и делает человека человеком. Самыми многотиражными, востребованными издателями, которые утратили просветительский дар, стали поделки ремесленников строчкогонства, подражательства.
Но нам надо было и это пережить в начале двадцать первого века, освоив эти негативные уроки. И, на мой взгляд, в это десятилетие литературный процесс прожил три жизни, три этапа.
Первый этап. БЕЗ ЦЕНЗУРЫ
1. ПОЭЗИЯ КАК ПРЕДОЩУЩЕНИЕ
Вот уже десять лет я читаю замечательную поэзию. Именно поэты первыми начали латать пробитое, прорванное матом, криминальным жаргоном и скудоумием поле русской словесности. Есть поэты, с которыми мы вместе прожили и пережили это десятилетие, осмысливая себя, время, страну, неустанно трудясь, противостоя разлагающей заразной деградации.
В 2001 году на страницах «Южной звезды» появилась подборка ставропольчанина Сергея Сутулова-Катеринича. И в ней стихотворение
РОЖДЕСТВО-2000
Версия «Лексикон»,
Словно дряхлый комод…
Выскочи на балкон:
«Батюшки! Новый год!»
Радостно одному -
Брошенный, как пятак…
Клином на Колыму
Мыслей плывёт косяк.
Холодно. Горячо.
Хохотом душишь стыд.
«Come in», – ворчит сверчок.
Он за камином спит.
Выключи телефон -
Можно на целый век.
Рубрика:
«Божий сон».
Версия:
«Человек».
Лампочка над столом -
В тысячу Ильичей…
Скоро покинешь дом
Царственных рифмачей.
Вольно верстай судьбу:
Свечи, вуаль, Версаль.
Точка. Тире. Табу!
Водка, селёдка, Сальск.
Выруби патефон
Точно на слове «Ночь».
Паспорт. Графа «Дракон».
Лекция «Сын и дочь».
Празднуй безумный сплин.
Синий кружится снег.
Радиус именин,
Чистых, как первый грех.
Вечное волшебство.
Десять заветных тем.
Рубрика:
«Рождество».
Версия:
«Вифлеем».
Это стихотворение, вобравшее в себя и далёкое и близкое прошлое, личностный опыт и боль, понимается как ожидание… Мессии ли, возрождения силы Слова, мощи русского языка, а вместе с ним и общества… Неважно чего, главное, оно – это явление, скажем так, истинного, – уже ожидается, уже предопределено, как восход солнца в кромешной ночи, хотя ещё абсолютным большинством не прочувствовано.
Предвидение – это удел поэта.
Но как выстоять перед напором пошлости?
Как не потерять себя, ожидая мессии?..
…В 2002 году на страницах журнала опубликована подборка Владимира Шемшученко из Ленинградской области. Вот его рецепт спасения.
МАРИНЕ
Туда, где красные цветы,
Туда, где добрый – значит сильный,
Давай сбежим от суеты,
Давай оставим этот пыльный
Усталый город на Неве…
А там, в нескошенной траве,
Совьём гнездо, как перепёлки,
И утром хвойные иголки
В твоих прекрасных волосах
Я поцелую…
Есть в лесах
Поляны, где гуляет ветер,
И все мелодии на свете
Искрятся в птичьих голосах.
Поэт – это камертон общества и времени. Фальшь событий заставляет его, чтобы не сбиться с истинного ритма, не принять фальшивую ноту за настоящую, искать спасения в неподвластном человеку, в вечном, по мерилам человеческой жизни. А вечное в нашем, мучительно изживающем безверие обществе – природа. И наша память о чём-то, объединяющем нас с нею, заставляет верить в её целебное всемогущество.
Но кто же мы?
Кем стали за минувшее десятилетие перемен?
Владимир Потапов из Брянска в 2003 году отвечает на этот вопрос.
НОЧНОЙ ПОЕЗД
Все мы, все – пассажиры, попутчики
Поездов, убегающих в тьму…
Утомлённые рознью и путчами,
Вовлечённые в кутерьму
Пересадок… Вокзалов чертоги,
Где тяжёлый и мертвенный свет…
Спят сограждане, вытянув ноги,
Покурив дорогих сигарет.
Спят вповалку, на лавках ободранных,
Что-то зло бормоча в забытьи.
Сверху смотрит Господь на них, попранных,
Обделённых в счастливом пути.
Век не знать бы ни цен, ни политики,
День получки б совсем позабыть.
Не читать криминала и критики,
В красоте, человечески жить.
Все мы, все – пассажиры, попутчики.
Как швыряет на стыках вагон!
Впереди мне дождаться бы лучшего,
Вместе с вами сойти на перрон.
Слово не осознало ещё (или утратило) свою всесильность, могущество, оттого ещё не способно противостоять воинственному невежеству и духовному распаду, а лишь фиксирует реальность.
И передаёт робкую надежду на кратковременность лживых идеалов, пропагандирующих нечеловеческое бытие…
…Три стихотворения, написанные в разных уголках России в начале нового века.