Страница 8 из 14
Тогда Даниель-бек решил отойти к глубокому ущелью, расположенному в горах, выше крепости Закатаны, и укрепиться там.
Через два дня к ущелью подошёл Орбелиани с тремя батальонами пехоты, шестью орудиями и десятью сотнями кавалерии. В тот же день, установив орудия против входа в ущелье, Орбелиани начал обстрел вражеских позиций, чередуя огонь артиллерии с атаками. На следующий день, с утра, после продолжительной артподготовки, за которой последовала кавалерийская атака, Орбелиани удалось выбить мюридов с передних завалов. Пехота его, зайдя с флангов, поднялась на возвышенности и ружейным огнём оттеснила горцев в глубину ущелья, но большего ей достичь не удалось – верхние этажи над ущельем оказались занятыми мюридами.
К вечеру, узнав, что на соединение с Лезгинским отрядом спешит Дагестанский отряд во главе с Аргутинским, Даниель-бек решил подняться к Месельдельгерским высотам, где царское командование возводило новое укрепление. Гарнизон крепости заперся и встретил мюридов пушечным огнем. Неоднократный штурм не привёл к успеху. Спешившие на выручку гарнизона Лезгинский и Дагестанский отряды уже были у подножий Месельдельгера. На гору вела узкая тропа, вьющаяся змейкой по обрывистому лесистому склону, доступная для прохода одного человека. Подойти к высотам обходным путём было невозможно. Даниель-бек стал отходить через Джурмут в горы.
К урочищу Динди, где стоял Аргутинский, прискакал гонец от командующего Линией генерала Орбелиани с предложением идти в сторону месельдельгерского укрепления, гарнизону которого ежечасно грозила опасность. Аргутинский тотчас покинул Динди и через Закаталы пошёл на соединение с Орбелиани. Когда помощь подошла к укреплению, стало известно, что Даниель-бек, узнав о походе Аргута, снял осаду после безуспешных атак и поднялся в горы к Джурмуту.
Аргутинский приказал начальнику кавалерии генерал-майору Суслову преследовать мюридов. Когда Суслов подошёл к Месельдельгеру, хвост неприятеля перевалил через Джурмут – один из отрогов Главного хребта. Расстояние между Сусловым и Даниель-беком составляло десять часов времени. Дальнейшее преследование отряда было бессмысленным, и генерал вернулся обратно.
Аргутинский, дав возможность войскам передохнуть, возвратился с Дагестанским отрядом обратно и, уже не торопясь, по более удобной дороге через Алазанскую долину, Шипское ущелье, Салават, Рутул, Нус-Даг направлялся в Кази-Кумух. Здесь он распустил отряд на зимние квартиры, а сам вернулся в Темир-Хан-Шуру.
Стояла поздняя осень. В горах Чечни и Дагестана уже не таяли ледники. В такое время, оставив все дела, люди отсиживались дома. Только важные события или крайняя необходимость могли выгнать человека из дому.
В эту пору в Ведено спешил человек. Одет он был в длинную чёрную бурку, голова закутана в башлык. Лицо было весёлым. Он ехал в окружении нескольких вооружённых горцев, так же хорошо одетых и так же умело восседающих на прекрасных скакунах. Это был шамилевский наиб Даниель-бек – он спешил к имаму. В Новом Дарго, выросшем рядом с Ведено, перед всадниками появились два стражника и распахнули ворота большого дома с обширным двором. Ловко соскочив с коня, Даниель-бек, бросив повод подбежавшему нукеру, быстро поднялся по лестнице и без предупреждения вошёл в комнату Шамиля.
Имам по выражению лица наиба понял, что торопился он с доброй новостью. После обычных приветствий, сев напротив имама, Даниель-бек сказал:
– Слава высочайшему владетелю миров! Худший из царских генералов, Аргутинский, скован параличом.
– Брат мой Даниель, я не разделяю твоей радости. Ты неправильно выразился, назвав Аргута худшим из царских генералов. Напротив, это один из лучших, храбрейших, достойнейших военачальников, опаснейший из наших врагов.
– Согласен, я имел в виду последнее.
Кивнул головой в знак того, что понял, Шамиль продолжал:
– А что касается того, что я не радуюсь, пойми меня. Аргут – недруг мой и твой в условиях поля брани. Он выполнял лучше других то, что ему предписывали и говорили владеющие властью и троном во имя укрепления мощи своей страны. Но радоваться такой страшной беде, постигшей даже самого худшего врага, не следует, как вообще не следует радоваться чужому горю. Трудно сказать, что ждёт впереди каждого из нас. Я предпочёл бы смерть, чем быть живым, скованным параличом, отличаясь от мертвеца лишь неотлетевшей душой. Аргут был достойный противник любого из нас, ты ведь лучше должен знать его.
– Да, я хорошо знаю этого армянина, – начал вспоминать Даниель-бек. – Юнкером лейб-гвардии начал он службу. На Кавказ приехал в 1827 году в чине майора, во время турецкой войны за успехи в боях получил Георгия четвёртой степени, а немногим позже за усмирение казикумухцев получил Георгия третьей степени. С тех пор в течение двадцати трех лет не выходил он из огня боевых действий.
Даниель-бек умолк, глядя перед собой. Шамиль спокойно разглядывал смуглое лицо собеседника с типичными чертами азиата, с жёсткой щетиной чёрной бородки и усов. Он не сомневался в том, что не с этой одной новостью приехал Даниель-бек к нему в декабрьскую стужу. И на самом деле, после некоторого молчания Даниель-бек сказал:
– Приехал человек с письмом от Сеид-Мехмед-Эмин-бея. – Видя, что Шамиль пытается вспомнить знакомое имя, пояснил:-От турецкого консула, находящегося в Тифлисе.
– Помню, помню. Этот осман, несмотря на то, что находится к нам ближе остальных и пользуется большими правами, редко даёт знать о себе. Где посыльный? – спросил он Даниель-бека.
– Здесь, ждет приглашения.
Шамиль несколько раз хлопнул в ладоши. Дверь распахнулась, показался Салих.
– Пусть войдёт чужестранец, – сказал имам.
Высокий худощавый человек в одежде горца, с удлиненным смуглым лицом, азиатским разрезом карих глаз, переступив порог, опустился на колени. Сделав земной поклон, не поднимаясь на ноги, он подполз к сидящим и сел на ступни перед имамом.
– Как зовут тебя? – спросил Шамиль.
– Керам-Бетли-оглы, – ответил незнакомец.
– Откуда родом?
– Из Карского пачалыка, но последние годы проживал в Стамбуле.
– Где служил?
– Числился в третьем табуре второго алая Четвёртой турецкой армии в чине капитана. Затем был переведён в штаб Анатолийской армии и вскоре отправлен муширом Зарифом-Мустафой-пашой через Карс в Тифлис к консулу Сеид-Мехмед-Эмин-бею с бумагами.
– Значит, ко мне ты пришёл с письмом от консула? – спросил Шамиль.
– Нет, с письмом от султана.
Имам терпеливо стал слушать рассказ турецкого офицера.
– Когда я в первый раз прибыл в Тифлис, Сеид-Мехмед-Эмин-бей отправил меня в Закаталы к своему человеку, где я некоторое время занимался ремеслом хлебопека. А консул тем временем обратился в дипломатическую канцелярию с просьбой выдать свидетельство на свободный проезд до границ Анатолии нарочному, отправляемому в Эрзурум с нужными бумагами. Удостоверение было получено на имя служащего консульства Ибрагима-Али-оглы. Воспользовался свидетельством я и возвратился в Стамбул. Там вновь взял письма, адресованные на имя консула и к тебе от султана Абдул-Гамида и других должностных лиц имперской канцелярии и тем же путём прибыл в Тифлис. Три дня пробыл у консула, затем через Закатал пробрался сюда.
После этих подробностей Керам-Бетли-оглы спорол подкладку своего бешмета, извлёк из-под неё свёрнутый лист бумаги и протянул его Шамилю. Имам стал читать:
«Всем народам Дагестана, Чечни и в особенности имаму Шамилю, его сподвижникам и другим мусульманам.
Затем мир! Я посылаю вам это письмо с просьбой быть бдительными и разведывать всё, что касается вас и нас, и сообщать нам через осторожных, доверенных людей. Опасайтесь проклятых гяуров. Они уже убедились в том, что вы не останетесь в их руках и не будете в числе подданных коварного царя, который, по дошедшим до нас слухам из других вилаетов, готовится двинуть свои силы против нас. Поразмыслите над этим и не будьте небрежными, если вы такой народ, которому можно доверять. Не склоняйтесь к врагу, который не имел у вас успеха. Если вы, повинуясь небу всем сердцем склонитесь в нашу сторону клянусь Аллахом, вы найдёте больше, будете возвышены и достигнете высокой степени. Готовьтесь и вы прийти на помощь во имя общего дела.