Маяк

Юлия достала из лежащей на коленях сумки хлеб. Сняв перчатки с шерстяной прокладкой, с улыбкой подышала на щипаемые морозом пальцы и стала кормить уток, а также налетевших голубей и воробьёв.

– Какие прожорливые, – засмеялась Юлия, только и успевая отламывать кусочки булки. Один из осмелевших воробьёв, прямо на лету выхватил из её руки еду.

– Они чувствуют, что ты светлая.

– Нет, Герман, они просто очень наглые создания, которых разбаловали, – Юлия показала язык.

– Вредная девчонка!.. – в очередной раз сказал он.

– Но? – игриво приподняла бровь.

– Что «но»?

– Ты ведь что-то хотел сказать, – заминка. – Или мне показалось?

– Но любимая, – шёпотом. – Я… – вздох, а потом уверенно, но ласково: – Пошлёшь меня к чёрту, не пойду. Если мешаю тебе жить, отойду в сторону, но не уйду. Буду рядом. Впрочем, это отступление не будет значить, что меня не бесят твои чувства к другому мужчине. Не желаю терпеть, что твоё сердце и душу нужно делить с… Но силой покоряют лишь слабых.

Сдавленное, чувствующееся обжигающе-горячим дыхание опалило ей губы.

– Нет. Знай, я не уйду! Забудь его! Ни полслезинки твоей Влад не заслуживает! Он слабак. Я не хочу быть чудовищем, но нет, не могу быть настолько добрым, чтобы любя делать шаг назад! Даже если ты будешь просить, требовать, умолять я не отойду! Да пусть я зверь буду из Ада, но я разделю с любимой дни и ночи! Все! Пошлёшь меня? Давай! Но мы не друзья, Юля! Люблю тебя и… – его страстный напористый хрипящий голос вдруг смолк. Ледяное дуновение ветра неожиданно жарко тронуло щёки Юли, словно это ладони дрожащего от страсти мужчины заключили её лицо в объятия. И тут Герман прошептал:

– Я хочу тебя…

Она нервно сглотнула. Облизала сухие горящие губы.

– Я не пошлю тебя… И тебе не с кем меня делить, – ответила робко. Залившись румянцем, тихо-тихо прибавила: – Я твоя. Но это неправильно.

– Знаю. Я ничего не могу дать тебе взамен, Юленька, ничего, кроме разговоров. Ни счастливой семьи, ни детей. Я даже не могу помочь тебе выйти на улицу, не говоря о большем! – яростно.

– Герман… Ты даёшь мне большее. Желание жить, – мягко. – А сейчас давай я лучше почитаю, а то давно этого не делала. Мне интересна твоя жизнь, – она, убегая от колющей сердце темы, достала из сумки книгу. Открыла её.

– Нет. Я не хочу, чтобы ты её читала.

– Почему?

– Тебе будет неприятно, это раз. А два, это прошлое. Я хочу его оставить там.

– И Милу? – догадываясь, чего опасается Герман, спросила она.

– Юля…

– Молчи, – шёпотом. Она уверенно принялась за чтение. Дойдя до того момента, где опьянённый любовью Герман страстно целует Милу, захлопнула книгу. Глаза защипало, сердце засаднило. – Герман, – позвала она его дрожащим голосом. – Оставь меня, ради своего блага. Я не хочу вам мешать.

– Юля, гони – не гони, не уйду. Да, к Миле есть чувства, но они не те. Там всё не так, как кажется. Брат… – шумный выдох. – Неважно! Оправдываться это чушь. Я люблю тебя!

– Нет, Герман. Я поняла. Помнишь, ты сказал, что услышал меня, – её голос поник. Она затеребила кольцо на пальце. – Я звала тебя, да, потому как чувствовала уже что-то к тебе… Но я не собираюсь рушить твой мир. Я понимаю, автор устроил всё так, что вы останетесь вместе, поэтому…

– Мы не будем вместе! Выброси к чёрту эту книгу! Пока ты её не дочитала, всё возможно изменить. Есть сотни вариаций одного и того же мира, событий! Позволь в одном из них быть нам вместе. Я не могу больше продолжать отношения с Милой, когда встретил тебя!.. Значит, для этого мы и услышали друг друга, для этого я и появился в твоей жизни, чтобы изменить наши с тобой судьбы.

– Чем?.. – Юлия холодно улыбнулась. – Разговорами? Вздор!

Внезапно она почувствовала всю боль Германа, его бессилие. Стало нечем дышать.

– Уходи…

Закусила губы и дрожащими пальцами набрала номер на мобильном, посылая вызов Мите. Он тут же к ней подбежал.

– Ты как? – в его серых глазах застыло беспокойство.

– Домой, – через силу выдавила она. – Больно. Приступ.

– Сейчас мигом будем так, – сказал он и попросил Клавдию позвонить в такси. Сам снял коляску с тормозов и покатил к выходу из парка.

Юлию трясло. Слёзы текли вдоль щёк, пальцы несмотря на то, что были уже спрятаны в тёплые перчатки, заледенели. Вены точно сдавливали жгуты.

«Я должна… должна его отпустить», – неустанно повторяла она, не обращая внимания на мимо проходящих людей, кидающих на неё то сочувственные, то брезгливые взгляды. Не заметила, как уже очутилась в автомобиле. Сгущающиеся сумерки из её осыпающейся пеплом души переползали на улицы больше не дорогого ей города. Она безумно боялась, что стала причиной разрушения целого мира, что сумасшедшая и Герман плод её раздвоившегося сознания, что ничего с другим миром не случилось и она здорова умом. Он же тогда реален и не уйдёт. Что она ему подарит? Дни и ночи страданий и наблюдения за её агонией. А он мужчина! Что от неё осталось, как от женщины? Что в ней для такого мужчины? Что-о-о-о?.. Душа, изъязвлённая болью. Памперс на прогулку. Руки Митьки, несущие…

«Он – это я? А я – это он? Неужели я сама себя люблю? Любима себе? Я должна…»

– Юля! – из мрачных мыслей её вывел полный ужаса крик Германа. Подняв голову, она увидела, что на перекрёсток, игнорируя красный свет и сигналя, выскочила снегоуборочная машина, явно потерявшая управление или с отказавшими тормозами. Летит прямо на неё.

Послышался вопль Клавдии, сидящей на переднем пассажирском сиденье; мат Митьки, пытающегося обнять Юлию, чтобы закрыть её собой.

Толчок. Полёт. Твёрдое приземление в сырую темноту. Вспышка света. Взгляд упёрся в облака. Ещё одна вспышка, и свет погас.

~~???~~

Вокруг было темно, будто во вселенной разом выключили все звёзды. Ни единый лучик света не плавил пространство. Мрак ощущался бесконечным. Тишина звенела пустотой и покоем. Не чувствовался ход времени.

«Это и есть смерть?..» – апатично подумала Юлия, точно пребывая во сне. Отчего-то не было страха, истерики. Всё казалось само собой разумеющимся, точно именно к этому она всегда и стремилась, как и все люди. «Но я мыслю, значит, существую», – яркой вспышкой пронеслось осознание в разуме, заставившее Юлию чувствовать спектр различных эмоций, а не безропотно находится в плену свободного мрака. Но её мысли прихватывал лёд. «Где я?» – задалась она вопросом, стараясь хоть что-то рассмотреть, оглядываясь или лишь питая иллюзию, что вертит головой. В этот момент из тьмы начали прорисовываться контуры её рук, ног, кончиков волос. Они не были из плоти и крови, являлись слегка прозрачными, точно сделанными из туманных серых нитей. Она почувствовала себя сгустком энергии, принявшим форму человека. Маленьким и ничтожно крохотным в этом пространстве, у которого не было ни конца ни края. Она ощущала, как не стоит, а висит в воздухе, который ничем не пахнет.

Вдруг сзади промелькнул всполох света. Юлия медленно обернулась и встретилась с взглядом синих глаз высокого статного мужчины, облачённого в кожаную куртку цвета ночи и брюки. У него было худое лицо с высокими скулами и лбом. На ресницы спадала густая чёлка. Тонкие губы были поджаты. От него волнами шло слабое жёлто-голубое свечение.

– Прости, – нарушая тишину, сказал он. От его голоса послышалось удаляющееся эхо, свидетельствующее о том, что Юлия ошиблась и во мраке всё-таки что-то есть. Она поняла, что перед ней Герман.

– За что?.. – едва улыбнулась, радуясь тому, что может его видеть, ласкать взглядом непослушные чёрные волосы, широкие плечи и беспокойно вздымающуюся грудь.

– Я не мог тебя спасти, – сокрушённо и твёрдо. – Отдал бы за это всё, что у меня есть и чего нет, – уверенно. Приподнял острый подбородок. В глазах застыла боль. – Но в твоём мире я всего лишь голос. Бестолковый, никчёмный звук в твоём сознании! – с яростью прорычал Герман и шумно задышал.

– Значит, так надо было предстать лишь миражом, – Юлия вновь посмотрела по сторонам. Везде по-прежнему простиралась темнота. Сглотнула.