Маяк

– Ты вредная женщина.

– Терпи.

– Не буду.

– Тогда проваливай.

– И не надейся.

Воцарилось молчание. Докурив сигарету, Юлия, чтобы позлить Германа, начала курить вторую.

– Скажи… – задумчиво начала она. – Как понимаю, ты меня не видишь, впрочем, как и я тебя. Тогда, откуда знаешь, что я делаю?

– Чувствую запахи, – недовольно буркнул Герман. – Ты пахнешь дождём, а эта вонь… – тяжёлый вздох.

– А что ты сейчас видишь? Откуда знаешь, что ты герой книги?

– Я ведь не просто герой из романа, я там ангел, поэтому я больше знаю, чем те же люди оттуда. Намного больше, но далеко не всё. Когда автор начал писать «Призраки Пороков» мы, то есть герои, стали рождаться. Жить тем, что рисовал нам автор. Но он не ставил перед нами рамок, не заставлял плясать под свою дудку, наоборот, он позволил нам самим принимать те или иные решения. Когда он закончил книгу, а точнее, подошёл к логическому концу главной, на его взгляд, линии, мы продолжили жить, но уже не на страницах романа. И теперь, когда человек берёт книгу, там лишь наши воспоминания. Сейчас я, сидя на траве, вижу перед собой густой зелёный лес, вдалеке виднеются хребты гордых гор, алое солнце склоняется ко сну, недалеко шумит река. Я пришёл на это место, потому как… захотел прогуляться, подышать свежим воздухом. И вдруг я услышал тебя, после мысленно оказался рядом с тобой.

Юлия, не докурив сигарету, выкинула её в окно.

– Как думаешь, может, я тоже персонаж какой-то книги?

– Всё может быть. Наш автор Бог, а кем у вас является он… остаётся лишь гадать. Быть может, у нас один автор? – смешок. – А если я и есть автор? Вдруг автор - это ты, но гораздо позже? А сейчас ты себя только вспоминаешь? Ты думаешь, возможно, лететь крутиться голубому шарику вокруг жёлтой звезды в нескончаемой темноте? А быть может, кто-то прочёл «Призраки Пороков» и решил написать свою книгу, вплетя меня в неё, придумав тебя. Что ты выбираешь? А? – задорный тон.

– Ты понимаешь, что это звучит как… – Юлия недоговорила. Налила из кулера горячую воду в маленькую кружку. Закинула в неё чайный пакетик. – Ты и я мы бред друг друга. Похоже?

– Да, но мне неважно.

– А что важно?

– Слышать тебя. У тебя приятный тёплый голос.

– Знаешь, – хмыкнула Юлия, – а я внешне чем-то похожа на твою Милу. Тоже блондинка с карими глазами.

– С чего ты взяла, что она моя? – недовольно. – Ты ведь только одну треть романа прочла.

– Чувствую так. Вы связанны, – недовольно посмотрев на картошку, овеянную паром, Юлия принялась её есть. Было трудно, организм отвергал еду, но она заставляла себя кусать, жевать и проглатывать.

– Она ключ, что поможет мне выручить брата из того места, в которое он отчасти попал из-за меня.

– Он демон, – как обвинение бросила она.

– Снаружи, но не внутри. Ещё не всё потерянно.

– Он принёс тебе много страданий…

– Как и я ему.

– Ты не виноват. Это судьба, – пожала плечами.

– И мы сами её строим, так что… Ешь, – улыбка. – А потом принимай лекарства.

– Откуда ты и это знаешь?..

– Чувствую, что тебе это необходимо, – грусть засквозила в голосе. – Слова сами срываются с губ, точно мне всё открыто. Ты ведь чем-то больна?.. Но чем, я не понимаю.

– Миопатия. Мышечная дистрофия, – как можно ровнее попыталась сказать Юлия, но голос её упал. – Одна из множества разновидностей.

– Наследственное? – с горечью.

– Без понятия. Сестра здорова. А я… – стиснув зубы, проглотила стон обиды на Бога, – жила себе счастливо, и в один миг всё рухнуло. Вначале появилась слабость, потом она усиливалась, и пошла потеря веса. А дальше жуткие приступы боли, – пауза, и голос Юли наполнила агрессия. – И вообще, я не врач. А они глупы. Им всё равно. А ты… Ты не знаю, почему меня слышишь. Меня не к чему жалеть, учить и к чему-либо подталкивать. Я сама всё знаю и уже одной ногой в могиле.

– Телом, не душой, – спокойно и обыденно.

Юлия ничего не ответила, лишь нервно улыбнулась. Доев и помыв за собой посуду, отправилась в спальню работать, ей необходимо было подготовить несколько отчётов по семейной фирме для налоговой. Герман был рядом, болтал о всякой околесице, как определила она для себя. Но его пространные рассуждения были ей занятны и приятны. Он обсуждал то с чего зебры полосатые, то отчего свет отбрасывает тень, а тень не отбрасывает свет. А в её душе становилось светлее, радостнее и теплее.

Вскоре вернулась Ирина и принесла ей на тарелке бутерброды с икрой. Через силу пришлось парочку съесть. Затем, переодевшись в подходящую для физкультуры одежду, провести тренировку, как было уговорено. После Юлия попросила Ирину не беспокоить её, так как ей необходимо доделывать финансовые документы. Пообещала если что позвонить, не геройствовать.

Спустя пару часов она возобновила чтение. Герман порой что-то комментировал, над чем-то подтрунивал, на некоторые моменты злился. Поздний ужин и водные процедуры она провела с Клавдией. Около полуночи к Юлии подкрался вчерашний приступ, не такой уже злой, как ночью, слабее, но ощутимо мучительный. Герман молчал, а она была готова поклясться, что чувствует, как он нежно обнимает её за плечи.

Шли дни. Она продолжала его слышать. Они часто говорили обо всём на свете, смеялись, спорили. Юлия лишь изредка открывала книгу, она была ей интересна, но… Герман с каждым часом становился для неё важнее, чем воздух. Она начинала явственней чувствовать его так же, как и он её. Ангел из книги уже утверждал, что порой способен видеть её, этот мир. Их связь крепла.

Через две недели знакомства Юлия предложила ему на выходных прогуляться по парку, покормить уток. Он был против, опасаясь, что в её состоянии она таким образом играет со смертью в подобие «русской рулетки». Но она не послушалась, упрямо заявив, что с ним или без него пойдёт на свидание с природой. Марина Александровна не приехала, потому как заболела вместе с внуком и опасалась заразить и без того не пышущую здоровьем дочь. По скайпу сейчас, правда, в очередной раз постаралась выудить у Юлии отчего у той горят глаза. В последний визит мать, конечно же, заметила перемены в её настроении в положительную сторону. Чему не скрывала радости, но и не таила волнения, что не ведает их причины. И вот в нынешний день Юлия сделала вид, что сдалась и обмолвилась, появился друг, которому не нужна от неё внешняя красота, он видит внутреннюю, и деньги ему не нужны, отказался. А хочет он только слышать её голос и видеть её глаза. А о большем это их – его и её дело… Мама охваченным смущением голосом сказала, что очень рада за неё и безмерно любит и не будет мешать ей быть счастливой, что бы она ни решила. Юлия, завершая разговор по скайпу, расплакавшись, нежно прошептала маме, что очень любит её. Успокоившись, она попросила Митьку и Клавдию Ивановну её сопровождать. Ирина, отвлёкшаяся от своих домашних дел, помогла одеться соответственно погоде. Юлия вызвала такси. Когда оно довольно быстро прибыло, Митя спустил обычную инвалидную коляску, положил её в багажник. Прибежав обратно, аккуратно взял Юлию на руки. Оказавшись на улице, она с наслаждением вдохнула свежий воздух.

– Ты невыносимо вредная девчонка! – раздался бурчащий голос Германа. Юлия подавила улыбку. – Вчера была оттепель, сегодня мороз. Дороги отвратительные!

– Не волнуйся, не пропаду, – едва слышно прошептала она, уткнув взгляд в окно.

Спустя минут пятнадцать такси остановилось возле парка. Митька вышел, достал коляску, разложил её. После заботливо посадил в неё Юлию. Клавдия Ивановна, сетуя на ледяной ветер, накрыла ей ноги шерстяным одеялом. Поправила шапку и шарф, что был поверх куртки.

Когда Юлию подкатили к пруду, она попросила провожатых оставить её одну. Митя, поставив коляску на ручной тормоз и проверив в порядке ли её телефон, приобнял тревожащуюся Клавдию и, успокаивая убеждённым тоном, что всё хорошо, девочку они видеть будут, если что он мигом подбежит, отправился с женщиной к неподалёку стоящей лавочке. Та прилично была припорошена снегом. Но здоровому мужику смахнуть его ничего не будет стоить.