Страница 5 из 7
Ревматическая атака – это заболевание, которое чаще всего бывает в детстве. Трудно назвать причину ее возникновения. Но заканчивается она не очень хорошо: у человека формируется порок сердца. И потом, когда мне уже встречались больные с пороком сердца, я точно знал, что в детстве у них была ревматическая атака. Так что ревматизм бывает не только суставный. Когда процесс идет на убыль, то сморщивается клапан сердца и развивается порок сердца.
И так, незаметно пролетел год, и я почувствовал себя более уверенно. Это не значит, что сложностей было меньше. – просто я уже знал, как с ними справляться, и довольно быстро принимал решение. В первые месяцы на прием больных у меня уходило много времени, потому что я долго их выслушивал. Узнав, что приехал молодой врач из Москвы, все деревенские бабки слезли с печки и пришли ко мне со своими жалобами. И, прежде чем дойти до момента, что же их беспокоит, они пересказывали мне всю свою жизнь, от рождения и до того момента, чем утром кормили корову.
Потом я уже понял, что надо уметь собирать анамнез. Что это тоже навык, которым должен обладать врач. Я вначале интеллигентно и терпеливо выслушивал все, что мне говорили. А это: что она приготовила на обед, почему поругалась с зятем и почему у соседки слегла корова. Как мучительно было все это выслушивать! Ведь это ж абсолютно ненужная мне информация и пустая трата времени. И, если честно, головная боль.
Сбор анамнеза – без преувеличения важнейшая часть в установлении диагноза и назначении корректного лечения.
Гораздо позже я все-таки научился собирать анамнез. И уже пациент мне рассказывал только то, что нужно было для его лечения. Кстати, собирать анамнез учат еще в институте. Во время учебы должно быть понятно, можешь ли ты быть клиницистом. То есть работать по специальности, связанной непосредственно с больными. Или тебя ни в коем случае нельзя посылать к больному. Кстати, из нашей небольшой группы в 12 человек несколько студентов стали патологоанатомами, несколько – пошли работать в лабораторию.
Ах, эти прелести деревенской жизни! Наш самый главный транспорт был – велосипед. На нем сестры ездили по всему участку делать уколы и прививки. Но это хорошо летом. А осенью, зимой? И вот я, набравшись духу, поехал в Райздрав добывать для больницы машину. Выслушав мою просьбу, заведующая на меня посмотрела, как на умалишенного. «Ты что? У нас в районной больнице одна-единственная машина, и та постоянно в ремонте». «Тогда, – говорю, – давайте мотоцикл». Мне было 24 года, и я умел ездить на мотоцикле. Правда, своего агрегата у меня не было, знакомые ребята научили. И, конечно же, мне очень хотелось свой мотоцикл. Но мне опять отказали.
В итоге сторговались мы на лошади. А лошадь для меня была совсем чем-то запредельным. Сама лошадь – загадка для меня. А к ней еще нужно овес, сани, телегу, конюшню, всякое оборудование и, наконец, конюха. Пока я сокрушался, купили нам лошадь в соседнем колхозе. Легкая крестьянская лошадка. Очень симпатичная. Назвали ее Лида. В сельмаге я купил седло – профессиональное, большое. Так радовался своей находчивости. Но оказалось, что моей небольшой лошадке это седло слишком велико. Я взял старое одеяло из больницы, свернул его и подложил под седло. Получилось более-менее удобно. Так и ездил.
У меня даже сохранилась фотография, где я верхом на лошади, в кирзовых сапогах, в руке плеточка – все, как полагается. Но и учился я ездить верхом тоже долго. Шагом я ездил еще ничего, не падал. Но когда лошадь идет рысью, то я начинал болтаться в седле, и на одном пикантном месте у меня долгое время сохранялась незаживающая ссадина. Короче, я в тихой панике. «Что же делать, значит, я не приспособлен к этому делу? Какой позор», – думал я.
И вот однажды, наблюдая за моими мучениями, ко мне подходит сосед. И говорит: «Михалыч, а ты ведь совсем не умеешь ездить верхом». «Да, – говорю, – не умею». «А я служил в кавалерии и могу тебя научить». Конечно, я согласился. Я уже говорил, что всю жизнь никогда не стеснялся учиться или спрашивать совета. Поэтому с энтузиазмом окунулся в учебу.
Оказывается, когда лошадь выбрасывает вперед левую ногу, надо делать ей облегчение – чуть-чуть привстать в стременах. И первое время я ездил и смотрел на эту левую ногу. Потом это уже вошло в привычку, и я научился правильно ездить верхом. Моя Лида иногда любила на всем скаку резко останавливаться. Но меня научили, что ноги в стремена далеко вставлять не надо. Только носочки. В случае чего, если ты падаешь с лошади, нога должна выскользнуть из стремени, иначе будет перелом. Но когда лошадь вот так останавливается, я, естественно, через ее голову делаю сальто и оказываюсь на земле.
В нашем районе было много молодых людей. Они частенько устраивали вечеринки, на которые приглашали и меня. Конечно, я с удовольствием ходил на них. Вернее, ездил. Как правило, эти мероприятия проходили в соседней деревне, поэтому я ездил туда верхом на лошади. Очень мне нравилось, подъехав к дому, привязать лошадку у калитки и зайти в дом, поигрывая плеточкой.
А еще мне поручили поставить спектакль, в котором необходимо было задействовать местную молодежь. Я выбрал что-то из творчества Ивана Франко – любовную историю. Предложил местной молодежи играть в спектакле. Они охотно согласились. Но оказалось, что наши актеры очень скромные. Например, в одной сцене герой должен был обнять за талию героиню и поцеловать ее. У нас долго не получалась эта простая мизансцена. «Ты подойди и обними», – говорил я. «Нет, не могу». Я подхожу к актрисе, показываю, как надо делать. Спрашиваю: «Понял?» – «Не могу, – отвечает, – она же замужем. Что о ней потом в деревне говорить будут?» Вот такие там были моральные устои. Несмотря на некоторые сложности, с этим спектаклем мы объехали несколько колхозов, и везде наши выступления имели оглушительный успех.
Опять же из наблюдений о нормах поведения в деревне. Девушки у нас ходили в платке и зимой, и летом. Спрашиваю: «Почему ты не надеваешь меховую шапку зимой – холодно же!» – «Что вы! Я должна ходить только в платке. Непокрытой нельзя, меня осмеют».
Ну, и конечно, слухи и сплетни.
Помню, возвращаюсь поздно домой и, чтобы не разбудить хозяйку, влезаю в дом через окно.
На следующий день уже пошли слухи: «Доктор-то на рассвете вернулся от бабы и влез к себе в окно!» Там надо было держать ухо востро. Поэтому я никогда не принимал благодарности от местных жителей – ни одного яичка, ни кусочка мяса. Нельзя, это фазу порождает слухи: «Доктор берет, к нему без четвертинки не ходи».
Позже я все-таки освоил и машину. Врач в деревне – личность, величина о-го-го какая! Поэтому любой шофер сочтет за честь научить доктора водить машину, если тот попросит об этом.
А я и попросил. Очень быстро я научился водить грузовики, а в 1956 году получил права.
Раз в неделю я ездил в Москву. Все-таки я же скучал по маме, друзьям. Ехать было недалеко – 120 км, но на разном транспорте: сначала 6 км пешком до станции, потом на автобусе, затем на «паровике». Уезжал я, как правило, в субботу, а возвращался рано утром в понедельник. Однажды за время моего отсутствия несколько детей в нашей деревне заболели скарлатиной. Весть об этом дошла до района. Так тут подняли панику: звонят в больницу, требуют доктора, а доктора-то и нет. Он в Москве. Скандал! Мне домой звонит медсестра в ужасе: «Вас разыскивает районный главврач!».
Пришлось быстро собраться и вернуться к себе в деревню. Я осмотрел больных детей, почитал необходимую литературу и убедился, что это не скарлатина, а скарлатинозная краснуха. Очень легкое заболевание, которое по некоторым симптомам отличается от скарлатины. Я уже назначил детям лечение, когда позвонили из Райздрава. Ругаются! «Как вы могли! У вас эпидемия, а вы разъезжаете! Вы знаете, у вас там скарлатина». Я говорю: нет, у меня краснуха. У нас все в порядке. В общем, пронесло.