Страница 8 из 13
Оставалось ждать результата экзамена. К нашей радости, Лёня был зачислен по классу фортепиано. Вероятно, он «поразил» педагогов своей игрой. Его даже похвалили.
Так началась жизнь моего сына в музыке.
Недавно на сольном концерте в Кремле Лёня уже по-настоящему поразил нас всех своей игрой на клавишных! Какая была классная импровизация, как мастерски и уверенно работали руки! Он заслуженно сорвал аплодисменты всего зала! И я невольно вспомнила ту его «игру». Все-таки здорово, что отборочная комиссия смогла разглядеть в нем будущего музыканта!
Учеба в первом классе музыкальной школы давалась очень нелегко. Попробуй посиди за инструментом целый час, разучивая скучные гаммы, этюды, пьесы, играя точно те ноты, которые написаны! Это был кропотливый, каждодневный труд, и не только Лёнин, но и мой. Иногда во время занятий случались истерики и скандалы. Порой сын убегал в другую комнату, падал на кровать и, заливаясь слезами, кричал:
– Не буду больше заниматься твоей противной музыкой!.. И не уговаривай!
В такие моменты я вспоминала, как в детстве меня три года учили играть на пианино. Потом мне надоело, и в один прекрасный день я заявила, что мои занятия окончены и к инструменту я больше не подойду. А мама не настояла. Впоследствии я сильно жалела о своем решении, упрекая в душе маму. Поэтому, выждав некоторое время и дав сыну немного успокоиться, я отвечала:
– Будешь, обязательно будешь. – После чего я сажала Лёню за пианино и продолжала занятие.
Мне очень хотелось, чтобы мой сын играл лучше всех, и я часто его спрашивала:
– Ну почему ты не играешь, как Люда Сабитова? (Эта девочка была лучшей ученицей в классе.)
На что сын мне всегда отвечал:
– А я – Лёня Агутин!
Так он потом часто повторял.
Однажды в гости к нам пришла моя знакомая со своим сыном. Ее мальчик был немного постарше моего. Мы разговаривали на кухне, а дети играли в комнате. Наш маленький гость, Павлик, не сказал во время игры ни слова, а мой сын рта не закрывал – что-то рассказывал, доказывал, объяснял.
Когда гости ушли, я сказала Лёне:
– Ну что же ты даже слова не дал сказать Павлику – только и слышен был твой голос.
Тогда сын встал по стойке «смирно» и серьезно возразил:
– Знаю, мамочка, что ты хочешь, чтобы я был как Павлик: тихий-тихий, смирный-смирный, а я не такой. Я – Лёня Агутин!.
Часто я давала себе слово никого не ставить сыну в пример, но потом, к сожалению, забывала об этом. То пиши красиво, как Виталик, то играй хорошо на пианино, как Люда, то веди себя тихо, как Игорь. А в ответ я вновь слышала твердое:
– Я – Лёня Агутин!
Музыкальной грамотой, конечно, Лёня овладел. Наступил первый в его жизни академический зачет. Пока сын играл только небольшие пьесы «Школы игры на фортепиано».
На том экзамене я присутствовала в числе многих других родителей. Волновались мы, наверное, больше, чем ученики – исполнители, наши дети.
Они еще не понимали и не чувствовали серьезности первого отчета, подведения итогов проделанной работы. Их не особенно заботила оценка экзаменаторов, а больше смущало то обстоятельство, что играть нужно было для взрослых зрителей, среди которых находились их папы и мамы.
Лёня исполнил свою программу, как выразился его педагог, «вполне прилично», особенно учитывая его желание играть по-своему. Твердая четверка. Но главное – это были первые шаги маленького музыканта на сцене.
А впереди уже маячил первый класс общеобразовательной школы. Каждый проходил через это сам, но еще острее важность момента ощущается, когда в школу идут наши дети. Лёне же предстояло учиться сразу в двух школах. Год обещал быть нелегким.
Отдохнуть и провести отпуск всей семьей мы решили на Азовском море.
В путь отправились на машине – Лёнин папа сидел за рулем. Выехали рано утром, часа в три. Едва забрезжил рассвет: еще не погасли звезды, но уже таяла чернота ночи и чувствовалось, каким хорошим будет день. На Симферопольском шоссе пустынно – ехать легко, и к семи часам утра мы уже были где-то под Орлом. Все это время Лёнька сладко спал, комфортно устроившись на заднем сиденье с подушкой и одеялом.
Когда он открыл глаза, было совсем светло. Хотя солнце еще не поднялось над стеной дивного леса, плотно обступившего шоссе, его лучи уже красили позолотой редкие облака, легко скользившие по голубому небу. Причудливо меняя свою форму, они были похожи, как казалось Лёньке, на каких-то животных.
– Посмотрите, посмотрите, – тормошил он нас, – вон медведь, а это заяц…
Машина шла медленно, преодолевая затяжной подъем. Теперь Лёня выхватывал взглядом приметные и полюбившиеся ему встречные березки, а затем, поворачивая голову, провожал их взглядом, пока они снова не смешивались с другими деревьями. Окна в машине были открыты, и прохладный утренний ветерок трепал его волосы.
Но вот подъем закончился. Дорога свернула влево. Лес расступился, будто распахнулось окно, и прямо перед нами над горизонтом повис огромный красный шар, на миг ослепивший нас своим светом.
– Солнце! – закричал прямо над моим ухом Лёнька. И радостно запел: – Солнышко светит ясное…
– Совсем проснулся, – засмеялся молчавший до сих пор папа, занятый дорогой, – значит, пора сделать короткий привал.
Машина мягко остановилась у придорожных зарослей кустарника…
Наверное, воспоминания о тех детских дорожных впечатлениях позже воплотились в словах песни: «В зеркалах еще башня Спасская, а в багажнике – ласты с маскою…» Вот только ни вина, ни водочки тогда с нами не было. Так, ограничиваясь короткими привалами, мы потихоньку добрались до нашего заветного места…
Вот и попал Лёня еще раз на море. Это было такое счастье! Мы даже вещи не стали доставать – сразу побежали купаться.
Морская вода обладает необыкновенным свойством: только войдешь в нее, окунешься – и усталости как не бывало. А проплывешь немного – и чувствуешь, словно заново родился. Такая легкость во всем теле, такая бодрость – из воды выходить не хочется. Но надо было устраиваться.
Хозяйка, у которой мы остановились, владела несколькими домиками с множеством разных комнат – больших и маленьких. В каждой из них жили приезжие семьи, все с детьми. Одну комнату сдали и нам.
А какой чудесный сад был у этой женщины: сливы, яблоки, абрикосы, персики! Она не просто поощряла наш аппетит, а почти требовала, чтобы мы ели столько, сколько душа просит. Ох, и покушали мы в то лето фруктов!
Отдыхали весело: народу было много, люди все хорошие…
Но самым запоминающимся событием был концерт в честь Лёниного дня рождения, который он устроил сам (в то лето ему исполнилось семь лет).
Утром после завтрака он обошел своих приятелей, выясняя для начала, кто на что способен. Но желающих быть артистами нашлось немного – ребятам это было непривычно. Слышу – уговаривает одного:
– Неужели ты не хочешь прочитать стихотворение? Ты же в школе учишься! Ну, тогда станцуй или спой что-нибудь.
И так – каждого. Уж очень хотелось имениннику устроить задуманный им концерт!
И ему действительно это удалось. Вместе с папой сделали занавес: натянули веревку между деревьями, набросили на нее одеяла. Сами притащили стулья и расставили их во дворе. К дереву у калитки кнопками прикрепили красочную афишу и пригласили соседей.
Вечером «партер» заполнился гостями. Наверное, до полусотни набралось – люди пришли целыми семьями. Мальчишки уселись прямо на траве, а кто-то взобрался на дерево… Аншлаг! В ожидании концерта самые нетерпеливые начинали хлопать в ладоши…
Наконец, занавес раскрылся и на сцену вышел улыбающийся виновник торжества, громко и весело объявил о начале праздничного концерта.
Не зря он уговаривал детей и искал таланты – программа получилась обширной.
Наш Лёнька кроме конферанса появлялся на сцене через номер: он читал стихи, пел песни и даже показывал фокусы. А под конец концерта станцевал цыганочку с «выходом» – упал на колени, запрокинул голову и так азартно тряс плечами, что папа не выдержал, вскочил, подбежал к сыну, поднял его на руки и закричал: